— Я тебя еще из деревни приметил, — сказал он. — Думал, поджидаешь тут попутную повозку из Саутона. Ты ведь оттуда, верно?
Бен ответил утвердительно.
— Ладно, пойдем вместе, коли хочешь. Посмотрим, удастся ли нам поладить.
Бен горячо закивал, а новый знакомец через плечо оглянулся на мальчика:
— Этого надо доставить в усадьбу, как и твою посылку. Будешь присматривать за ним вместо меня, идет?
Они оба обернулись. Привязанный к седлу мальчишка смотрел назад, вывернув шею. Бен Мартин проследил за его взглядом, скользнув глазами по густо заросшему уступчатому склону над деревней, до черной стены деревьев на самом верху.
— Там его и поймали, — промолвил Джош. — В лесу Баклы.
Они опрометью выскочили из хижины и бросились через темный луг. У Джона бешено колотилось сердце, живот крутило от страха. Мать бежала рядом, в одной руке она тащила увесистую суму, другой держала его за запястье. Высокая трава хлестала по ногам, пока они неслись к спасительному склону. Пение толпы позади становилось все громче, все резче.
Теплый ночной воздух отдавал маслянистым дымом горелого жира. Грохот котлов и сковородок смешивался с воплями селян. Мать стиснула руку Джона сильнее, увлекая за собой. Он слышал, как громоздкая сума бьется об ее колени и как дыхание скрежещет у нее в горле. У него самого сердце так и выпрыгивало из груди. Достигнув края луга, они начали лихорадочно карабкаться по первому крутому откосу.
Склон был изрезан длинными узкими террасами. Они с матерью карабкались, потом бежали, потом снова карабкались. Рев толпы катился за ними волнами, то нарастая, то спадая. С каждым шагом страх Джона понемногу убывал. Уже скоро они шли между призрачными зарослями дрока и кустарника, и в ночном воздухе разливались терпкие травяные ароматы. Джон посмотрел вверх. Там смутно чернел лес Баклы.
Жители деревни туда не совались. Говорили, в давние времена старая Бакла околдовала всю долину своим пиром. И только когда святой Клодок пришел и порубил ее буковые столы в щепки, ведьмины чары разрушились. С тех пор раз в год крестьяне устраивали для нее пир. Задабривали, чтоб не чинила вреда.
Сегодня был как раз такой день.
Мать быстро шагала вперед, уверенно выбирая путь по узким ущельям и расселинам. В суме она несла книгу, которую схватила с полки над очагом, уже выбегая из хижины. Джон торопился за ней, на ходу уворачиваясь от колючих острых листьев, далеко торчащих из густых кустов. Вскоре тропа стала ýже, а потом и вовсе кончилась, уперевшись в непроходимую стену ежевичника. Мать остановилась перед старым деревянным забором с вырезанным на нем крестом.
Джон никогда еще не поднимался так высоко. За шипастыми зарослями высились сумрачные деревья леса Баклы. Было слышно, как раскачиваются тяжелые кроны каштанов и тысячи листьев переговариваются шелестящим шепотом. Издалека донеслась песня толпы:
— Это всё эль. — Матушка взглянула во встревоженное лицо Джона. — Как осушают бочку, так давай развлекаться на обычный лад.
Джон помнил и другие разы: орущие багровые рожи, свирепые хмельные мужики, остервенело лающие псы и сам он, испуганно цепляющийся за материну юбку. Раньше она всегда давала им отпор. Но сегодня они вопили песню с особенным ожесточением.
— Они от Марпота пришли, — сказал мальчик.
— Разве?
Он удивленно покосился на мать. Ведь она не хуже его знает. Они собрались в доме церковного старосты, чтобы помолиться о душе маленькой Мэри Старлинг. А потом всем скопом отправились к ним на луг. Теперь они окружали их хижину и орали:
Из моря огненно-красных лиц вынырнул человек в черном, с горящим факелом в руке и забрался на соломенную крышу. Джон услышал, как у матери перехватило дыхание, словно она сейчас опять зайдется кашлем. Мужчина принялся размахивать факелом, и толпа взревела пуще прежнего. Матушка ахнула, порывисто прижимая ладонь к губам, и прошептала:
— Нет… Они не посмеют.
С каждым следующим взмахом факел опускался все ближе к сухой соломе. А ведь в хижине все наше имущество, подумал Джон. Тюфяки, сундук, матушкины котелки, бутылки и кувшины… Потом Джон заметил на краю толпы копну седых волос и подергал мать за юбку: