Совершенно ошарашенный, я выбрался из покрасневшего вина, и мне даже в голову не пришло задуматься над тем, почему посмотрев в глаз Горгоны, я всё ещё способен передвигаться. Рабыни куда-то запропастились. Тело Медузы лежало у подножия кресла, на подлокотниках которого по-прежнему сидели гарпии.
А рядом стоял белоснежный крылатый жеребец, от гривы до копыт перепачканный кровью, что всё ещё текла из шеи павшего монстра. Несомненно, это был Пегас, согласно мифу, рождённый из туловища обезглавленной Горгоны.
Конь, пригарцовывая, подошёл ко мне и заржал на превосходном греческом:
— Нам пора идти. Воля богов исполнена. Я вижу, что вы — пришелец из иного пространства и времени. Я отвезу вас, куда пожелаете, или хотя бы постараюсь.
Пегас опустился на колени, и я забрался к нему прямо на спину, ведь родился он без седла и поводьев.
— Крепко держитесь за гриву. Как бы высоко и быстро мы не летели, я вас не сброшу, — пообещал он.
Пустившись рысью по коридору, Пегас расправил сияющие крылья, повернулся к рассветному небу и взмыл навстречу румяным перистым облакам. Чуть помедлив, я взглянул вниз: далеко под нами простирался океан, и с этой высоты бушующие волны казались зыбью на морской глади. Впереди замерцали земли восходящего солнца.
— Куда и в какую эпоху? — раздался голос Пегаса, перекрывая мерный шум его крыльев.
— Я из двадцатого века. Из страны, известной под названием Америка, — прокричал я, чтобы он услышал меня сквозь гул.
Пегас взбрыкнул и чуть было не замер в воздухе.
— Мой дар провидца запрещает мне исполнить вашу просьбу. Я не могу посещать этот век и в особенности названную вами страну. Все американские поэты вынуждены обходиться без меня. Им приходится самим искать вдохновение, а не воспарять на крылатом посланнике Муз. Отважься я ступить на ту землю, как меня тут же загонят в стойло и обрежут крылья. А потом продадут на мясо.
— Не стоит недооценивать их коммерческую хватку. Из тебя сделают циркового уродца и заработают на этом кругленькую сумму. Ты ведь в некотором смысле знаменит. Твоё имя и портрет красуются на многих заправках. По крайней мере — как синоним скорости. Мне же в любом случае нет смысла возвращаться. Десятилетиями напиваюсь, только бы сбежать подальше. Рано или поздно я всё равно окажусь заложником этих грабителей: докторов, больниц и гробовщиков. Нет, мне такого не надо.
— Вы очень благоразумны. Не укажете ли место и век, которые придутся вам по нраву?
Я погрузился в размышления, вспоминая историю и географию.
— Что ж, — решил я наконец, — тогда меня устроит какой-нибудь остров в Южном море до открытий капитана Кука и появления миссионеров.
Пегас начал ускоряться. Дни и ночи пролетали мимо, в небесной выси полосами мелькали солнце, луна и звезды, а то, что было под нами — пустыни и плодородные поля, вода и суша, — всё слилось в расплывчатое пятно из-за немыслимой скорости. Мы должно быть бессчётное множество раз обогнули Землю, наблюдая рождение и гибель тысячелетий.
Постепенно крылатый жеребец замедлил полёт. Над головой теперь было лишь ясное солнечное небо. Со всех сторон нас окружало тёплое южное море, полное зелёных островов и шепота волн.
Пегас мягко приземлился на ближайший остров и я, испытывая лёгкую тошноту, соскользнул с его спины.
— Удачи, — проржал он. Затем, снова расправив крылья, взмыл к солнцу и исчез из виду с внезапностью машины времени.
Расстроенный такой спешкой, я осмотрелся. На первый взгляд остров казался необитаемым — поросший травой коралловый риф, окружённый панданами и хлебными деревьями.
Но тут шорох листвы затих, и из зарослей выбрались несколько искусно татуированных аборигенов. В руках они держали деревянные дубинки, утыканные акульими зубами. Судя по их жестам испуга и удивления, ни белого человека, ни лошади любой масти — хоть крылатой, хоть бескрылой — они никогда не видели. Приблизившись ко мне, туземцы побросали дубинки и принялись вопросительно тыкать дрожащими пальцами в небо, где исчез Пегас.