Верона развернулась и бросилась вниз по лестнице. Стефан ошеломленно смотрел ей вслед. Наклонившись над перилами, он крикнул:
– Верона, вернись. Все, что ты сказала – справедливо. Я отвратительный… чертовски плохой друг. Верона, вернись и прости меня. Давай не будем расстраиваться так. Я не могу вынести этого. Я просто сошел с ума. Вот почему я сказал все эти ужасные вещи. Верона…
Но она не вернулась. Возможно, Верона не слышала несшихся ей вслед слов, эхом разносившихся по лестнице. Стефан услышал стук ее каблучков по ступенькам, а затем стук парадной двери. Звук потряс весь дом. Стефан вернулся в свою мастерскую, снял очки и слепо стал перебирать рисунки, лежавшие в папке на столе. Его рука дрожала так, что листы бумаги едва не выпадали из пальцев. Он нашел несколько грубых набросков Вероны. Ее голова под разными углами… прозрачные смеющиеся над ним глаза… полный, милый рот, просящий жалости, нежности, понимания. Руки Вероны, изысканные, лежащие одна на другой, словно вылепленные из алебастра. Волосы над лебединой шеей, тело, обернутое испанской шалью, выражение лица, озорное, обманчивое.
Вдруг Стефан отшвырнул от себя наброски, бросился на диван и замер, закрыв лицо руками. Все его тело дрожало.
Кто-то постучал в дверь. В первый момент Стефан подумал, что вернулась Верона. Надежда возродилась. Он вскочил, бросился к двери и открыл ее. Но это была миссис О'Коннор – ирландка, работавшая сторожем. Она стояла на пороге, грязная и неопрятная, как обычно, в заляпанном твидовом пальто поверх какого-то рваного тряпья. Стефан уставился на нее.
– Какого черта вам надо?
Женщина осуждающе посмотрела на него.
– Не очень приличная манера здороваться, мистер Бест.
– Ладно, что вам нужно? Женщина в свою очередь, сморщив губы, уставилась на Стефана. «Выглядит он неважно, – решила она, – бледный, как смерть, с красными глазами, как будто сильно пил».
– Я пришла сказать, что молочник не будет привозить вам молоко, пока вы не заплатите долг за прошлую неделю, – заявила миссис О'Коннор. – И раз уж я здесь, скажу вам прямо: отец Пэтси и я не хотим, чтобы девочка приходила сюда и сидела, пока вы ее рисуете. Это вредно для ее здоровья.
– Вредно для здоровья… – повторил Стефан с кривой ухмылкой.
Его душа и тело испытывали смятение, муку, он так разочаровался, обнаружив на пороге вместо Вероны эту женщину. Стефан повернулся и сорвал с мольберта портрет Пэтси. Эта самая удачная, по словам Вероны, работа должна была стать центральной на его будущей выставке, и сунул холст в руки женщины.
– Вот вам. Портрет не закончен, но можете взять его. Сожгите, если хотите, и поскольку Пэтси вредно приходить сюда и позировать мне, ее ноги больше не будет в моей мастерской. Вот деньги за молоко-Стефан достал десятишиллинговую банкноту и швырнул ее миссис О'Коннор.
Женщина, глупо моргая, посмотрела на незаконченный портрет, затем начала скулить:
– Конечно, если вы захотите закончить, мистер Бест…
Но Стефан вдруг закричал на нее:
– Убирайтесь. Я не буду заканчивать картину. Убирайтесь, я сказал.
Испуганная и уверенная, что мистер Бест пьян, миссис О'Коннор попятилась. Стефан захлопнул перед ней дверь, вернулся к дивану и снова лег.
Глава 3
Верона почти целый час добиралась домой. Туман окутал Лондон. Автобусы ехали медленно и были переполнены. Добравшись до дома в Хэмпстеде, она продрогла до костей и имела такой вид, что мать сразу отправила ее в постель.
– Ты закоченела. Тебе нужно укутаться и выпить горячего молока с ложкой виски, – воскликнула миссис Лэнг, помогая дочери снять пальто.
Верона не протестовала. Она так измучилась душевно и физически, что у нее не осталось сил сопротивляться кому-либо, тем более матери в подобной ситуации. Миссис Лэнг была спокойной женщиной, пока считала свою дочь здоровой. При малейшем же подозрении на заболевание она становилась тигрицей в стремлении вылечить дочь своими способами.
– Я не хотела, чтобы ты шла на чай к Стефану Бесту, – добавила миссис Лэнг, наполняя грелку. – Я чувствовала, что собирается туман, и ты простудишься.
Верона не ответила. Она чувствовала туман внутри себя, затянувший все ее здравомыслие. Верона выбежала из мастерской в злобе и негодовании, только смутно услышав голос Стефана, но четко уловив его отзвук. Теперь она твердо решила не позволять ему больше расстраивать себя. Ей нужно забыть его, полностью вернуться в мыслях к Форбсу и к счастливой, размеренной жизни, которую он предлагал.
Верона обещала Форбсу выйти за него перед Рождеством. Меньше чем через шесть недель. Время готовить приданое, а Форбсу узнать, что его ждет. Его работа в Алдершоте подходила к концу, и он ждал назначения к Новому году. Возможно, за границу. Верона надеялась, что его пошлют за рубеж. Чем дальше она уедет от своей старой жизни и воспоминаний, тем лучше.
Наконец, казалось, Алиса Лэнг, мать Вероны, дождалась исполнения своего желания. Ее прекрасная дочь собиралась замуж за человека, являвшегося настоящим джентльменом с отличной карьерой. И, слава Богу, она больше не будет видеться с этим ужасным Стефаном.
Хотя миссис Лэнг не одобряла дружбу Вероны на почве искусства со Стефаном Бестом, она была честной и не могла не сказать дочери о телефонном звонке.
– Этот Стефан звонил тебе, но я сказала, что ты, кажется, уже спишь, – сообщила миссис Лэнг недовольным тоном.
Лицо ее дочери слегка покраснело и скрылось под одеялом.
– Что он хотел?
– Сказал, что хочет поговорить с тобой.
– О, – вздохнула Верона, – я не очень хочу говорить с ним.
Миссис Лэнг значительно приободрилась.
– Было глупо идти в мастерскую в такую ужасную погоду.
– Я больше не пойду туда, мама. Миссис Лэнг почувствовала себя еще счастливее.
– Очень разумно, дорогая.
Утром миссис Лэнг принесла своей дочери целую пачку писем, включая одно без штампа и лишь с надписью «Мисс Вероне Лэнг», сделанной неразборчивым почерком Стефана Беста.
Верона распечатала его первым. Она хорошо выспалась, как выяснилось, не простудилась во вчерашнем тумане и съела с аппетитом завтрак. Ей предстоял день покупок. Хорошее настроение держалось до тех пор, пока она не увидела записку Стефана. Ее сердце неприятно дрогнуло. Если бы только он не преследовал ее таким образом… Верона хотела забыть его.
Стефан, очевидно, принес письмо сам и бросил его в почтовый ящик рано утром. Это одно из безумств, на которые он был способен, подумала Верона нахмурившись. Пройти несколько миль на рассвете в страшный холод и туман из Челси в Хэмпстед.
«Я едва не сошел с ума, когда ты ушла, Верона, и проклял себя за свое отвратительное поведение. Ты должна простить меня. Отнеси все это к тому факту, что ты для меня очень много значишь, что я не могу вынести мысли о твоей предстоящей свадьбе. Но теперь я вижу – так должно быть. Мне будет страшно не хватать тебя. Я уже чувствую себя гораздо более одиноким, чем может быть человек. Я на дне. Не оставляй меня сейчас. Не отбирай у меня все. Давай мне знать иногда о себе, просто, как друг. Твой будущий муж не может завидовать мне из-за твоей дружбы. Пиши мне иногда, пожалуйста, расскажи: где ты, как ты, чем занимаешься. И не забывай все, чему мы научились вместе. О, Верона, даже если ты чувствуешь, что должна покинуть меня, не бросай искусство. Продолжай рисовать. Если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, ты найдешь меня там же, где всегда. Всем сердцем желаю тебе счастья в жизни, которую ты выбрала. Если я смогу нарисовать что-нибудь стоящее, я пришлю тебе картину в качестве свадебного подарка. Благослови тебя Бог, дорогая Верона.