Неожиданно она прервала его.
– Мы, наверное, расстаемся на несколько месяцев… у нас нет дома… что я буду делать?
– Ну, дорогая, нам не нужен дом или квартира, теперь, когда я знаю, что еду на Средний Восток, и ты, наверное, скоро приедешь ко мне.
– А если нет, Форбс?
– Обязательно приедешь. Я уверен. Это только вопрос времени. И, если ты не сможешь поехать в Грецию, я попрошу, чтобы меня перевели. Но позже. Мы не можем разлучиться надолго, дорогая, сейчас, когда только что поженились.
Верона сидела тихо, борясь с желанием заплакать. Она горько разочаровалась во всем. Перспективы, открывшиеся перед ней, были отнюдь не радужными. Форбс говорил, что она должна быть счастлива возможности иметь два дома, один свой собственный, в Хэмпстэде и этот – Верона знала, что ее всегда примут здесь.
Верона не могла вынести долгого пребывания в доме Форбса. И, несмотря на то, что она любила своих родителей, ей не хотелось возвращаться домой теперь, когда она была замужем. Ей хотелось иметь собственный дом – ее и мужа. Разве не питали эти желания ее любовь к Форбсу и не повлияли на ее решение выйти за него замуж?
Это было забавно… это было ненавистно… то, что он мог быть послан в место, где она не могла бы присоединиться к нему. Такая возможность никогда не приходила ей в голову.
Верона не выдержала:
– О, я ненавижу армию, я ненавижу ее. Потрясенный и немного шокированный, Форбс подошел к ней, сел на ручку кресла, положил руку на ее хорошенькую головку и погладил ее. Верона смотрела на него возмущенными глазами. Его сердце растаяло.
– Бедняжка, я знаю, что ты чувствуешь! Мне ужасно жаль. Ты знаешь, что мне стыдно. Это жутко – через неделю после свадьбы.
Верона закрыла лицо руками и заплакала от усталости и разочарования.
– Но ты не чувствуешь то же, что и я. Тебе нравится армия. Ты привык к ней.
– Ты тоже привыкнешь, дорогая. Это только начало, – сказал Форбс, коротко рассмеялся и добавил. – Не плачь. Пожалуйста, моя дорогая, не плачь. Я не могу видеть тебя несчастной. Ты знаешь, я сделаю все, чтобы быть с тобой как можно быстрее.
Она кивнула головой, но в глубине души не соглашалась с этим.
Ее предупреждали все – не только Форбс. И Стефан…
Мысль о Стефане ужаснула ее. Паника заставила ее повернуться и схватиться за Форбса.
– О, дорогой, дорогой, я не хочу, чтобы ты уезжал.
У Форбса было слабое воображение, и он не знал, что творилось у нее в голове. Но он прижал ее к себе, довольный и польщенный ее реакцией.
– Пойдем наверх в спальню, дорогая, прошептал он. – День был тяжелый и ты устала. Завтра все покажется не таким мрачным.
Но Верона думала: «Он полетит в Грецию, и я останусь одна – миссис Джеффертон без своего мужа возвращается под родительскую крышу. И я захочу рисовать, я захочу вернуться в Академию, но я не хочу быть одна, потому что Стефан…»
Эти и другие мысли проплывали в голове Вероны.
Она, так же, как и раньше, будет видеть своих старых друзей. Маргарет, которая сейчас смотрела за Стефаном. Она могла бы даже влюбиться в него, и, вероятно, виделась в доме общих друзей. Верона ждала того момента, когда уедет с Форбсом и сможет начать новую жизнь с ним. Она была охвачена отупляющим страхом перед будущим. Она позволила Форбсу поднять себя с кресла и машинально пошла за ним.
Глава 2
Однажды февральским серым днем, когда шел дождь со снегом и дул резкий ветер, Маргарет Шо вышла из Академии и направилась к мастерской Стефана Беста.
В последнее время у нее появилась привычка после уроков идти в мастерскую и готовить завтрак для Стефана. Стефан уже не посещал Академию. Он окончил занятия. В последние месяцы он напряженно рисовал, готовясь к выставке. Маргарет лучше, чем кто-либо знала, как усердно Стефан работал, и на какие жертвы пошел, чтобы устроить эту выставку, которая была делом дорогостоящим.
Маргарет была «домработницей» Стефана с тех пор, как Верона забросила рисование. Она любила его неистовой страстью на которую Стефан не отвечал. Иногда Стефан вспоминал, что нужно дать Маргарет денег на еду. И иногда говорил ей «спасибо» за то, что она делает, очевидной благодарностью, которая была достаточной для нее наградой.
Маргарет уже не притворялась, что питает к Вероне неприязнь. Медленно червь ревности подтачивал дружбу. Она ненавидела свою старую подругу. С горькой завистью она желала иметь очарование Вероны, красоту, с помощью которой она завоюет Стефана; и ненавидела подругу, потому что Стефан любил ее; потому, что Маргарет знала: он все еще любит ее. Стефан редко упоминал имя Вероны. Но однажды, раскладывая холсты, он вытащил один, на котором были изображены голова и плечи Вероны, стал смотреть на намеченные линии, и Маргарет увидела, как боль явственно отразилась на его тонком, умном лице. Потом Стефан отложил холст. Он не сказал ни слова. Но по молчанию Стефана Маргарет догадалась о его чувствах к Вероне.
Этим утром, когда Маргарет нажала на кнопку звонка мастерской Стефана, ей пришлось прождать довольно долго. Она звонила второй раз. Дверь открыла Эвелин Тернер, и Маргарет огорчилась, узнав, что Стефан не один. Здесь были оба Тернера, Ноэль и Стефан деятельно упаковывали холсты. У Эвелин в руке были карандаш и бумага:
– Извини, мы не услышали звонок сразу, – сказала она. – Во время работы мы слушали Бетховена. Ноэль упаковывает, а я делаю списки.
Маргарет вошла в мастерскую, снимая шляпку и шарф.
– Что вы делаете? – спросила она с показ ной бодростью, но ревность заставила ее сердце вздрогнуть.
Стефан, с наполовину выкуренной сигаретой ч губах, стоял на коленях перед грудой холстов.
Сейчас Стефан произвел на Маргарет большое впечатление. Он выглядел гораздо более взволнованным и оживленным, чем в последнее время. Он держал свой секрет в тайне от нее, от всех, кроме близнецов. Ноэль знал, потому что помогал Стефану. Неделю или две назад отчим Ноэля, человек состоятельный, хозяин хорошо известного магазина драгоценностей и антиквариата в Вест-Энде [1], привел к себе домой знаменитого торговца произведениями искусства из Дании, Саймона Ван Оргу. Хорошо известное имя в мире искусства. Ван Орга был критиком и торговцем с мировым именем.
Ноэль рассказал Ван Оргу о своем друге, Стефане Бесте. У него дома был портрет Эвелин, нарисованный Стефаном; голова и плечи долговязой девушки с кудрявыми волосами в темно-красном спортивном свитере. Глаз Ван Орги уловил живость рисунка и хорошую технику. Он так заинтересовался, что решил пойти в мастерскую Стефана и посмотреть на его работы.
Это произошло вчера. Ван Орга оставил изумленного Стефана с чеком в кармане на самую большую сумму денег, которая когда-либо у того была. Ван Орга немедленно купил две его работы. Он был в Лондоне только две недели, а затем возвращался домой и поэтому предложил Стефану провести свою выставку раньше, чем предполагалось. Ван Орга брал на себя ее организацию. Не маленькую, которую мог позволить Стефан, а большую выставку на Бонд-стрит, да еще и с рекламой. Только такой человек, как Ван Орга мог устроить ее быстро.
– Конечно, много еще нужно сделать, и я буду рисовать, как сумасшедший до следующего четверга. Это все нужно вставить в рамы, – Стефан указал на холсты на полу.
Тут вмешалась Эвелин:
– Я была здесь, Маргарет, и слышала, как Ван Орга сказал о Стефане: «Ты будешь великим, мой мальчик. Ты молод и у тебя впереди годы работы и самосовершенствования, но уже сейчас у тебя есть задатки художника, великого художника». – И Эвелин добавила, не переводя дыхания:
– Это все смелые краски Стефана, его оригинальные композиции, которые понравились Ван Орге. Я всегда знала, что это случится.
Маргарет повернулась к Стефану и искренне произнесла:
– О, я так рада за тебя, Стефан, дорогой!
– Спасибо, – ответил он и повернулся к Ноэлю.
– Кстати, он хочет ту работу, рыбацкие лодки в Дьеппской гавани. Не забудь об этом, Ноэль. И вон ту работу слева.