Как бы то ни было, у этого знакомого жена живет в отеле в Измаиле, который находится в двадцати восьми милях от лагеря, и, может быть, ты приедешь ко мне, как только меня отправят в Египет. Неофициально, конечно, но мы можем это себе позволить. Разумеется, бесполезно строить какие-то планы, пока дело о переводе еще не решено, но я надеюсь, что мы сможем встретиться на Востоке».
К этому был добавлен маленький абзац в обычной робкой манере, присущей Форбсу, выражающий его любовь.
Этого было достаточно, чтобы у Вероны появилась надежда и явное чувство спокойствия. Барак в пустыне, или отель в маленьком городишке, это, разумеется, звучало непривлекательно, но все же было лучше прозябания в одиночестве, без Форбса, с настоящей неопределенностью в голове. Она сразу села и написала воодушевленный ответ Форбсу:
«…если ты можешь сделать так, чтобы я приехала, когда тебя переведут в Египет, пожалуйста, сделай это, дорогой. Я вся дрожу от волнения».
Она опустила письмо в ящик по дороге к Бонд-стрит.
Все было очень неопределенно, но, наконец, этим утром сказала Верона себе, появилась вероятность того, что она присоединится к Форбсу за границей. У нее сильно поднялось настроение, когда она подошла к галерее, где при поддержке Ван Орги Стефан Бест проводил свою выставку.
Волнуясь, Верона зашла в комнату, где висели картины. На билете было написано, что работы Стефана находятся здесь.
Мысли о Форбсе и его возможном новом назначении отошли на второй план. Верона целиком погрузилась в выставку. Прекрасно было смотреть на все эти картины Стефана, висящие на стенах в хорошо подобранных рамах. Верону охватило волнение. Ведь много, даже большинство картин она знала наизусть. Там же был и ее портрет. Тот самый, что она в шутку часто называла «Покинутая женщина». Она стояла перед ним, сложив губы в кривую улыбку, смотря на Собственное увлеченное лицо, томные глаза и ниспадающие волны волос. Как хороши они здесь. Это была одна из лучших работ Стефана.
Там же висела и маленькая картинка «Дьеппская гавань». И портрет Эвелин Тернер и восхитительный портрет Джеффри Хорланда. И старик с копной седых волос. Она помнила это. Этот старик был моделью, которую Стефан нашел на Эмбанкменете и попросил посидеть для него. Морщинистое, хитрое старое лицо. Стефан назвал картину «Человек, ворующий собак» и, рисуя, поймал лукавое, бессовестное выражение маленьких глаз, которые сочетались с доброжелательностью длинной седой бороды и патриархальной улыбкой.
Каждая картина вызывала ностальгию у Вероны – тысячи воспоминаний о Стефане и совсем недавних событиях.
Людей было довольно много. Один из присутствующих оказался художественным критиком одной из крупных газет. Верона узнала его. Толпились те, кого ее отец и Форбс называли «длинноволосые ребята-художники», несколько хорошо одетых женщин и несколько студентов, работавших вместе с Вероной. Разве это не прекрасно. Все они подошли к ней, говорили, что Стефан был «сделан» Ван Оргой, что он будет одним из лучших молодых художников, героем дня (это точно, безо всякого сомнения), что в будущем году картина Стефана будет выставлена в Королевской Академии искусств. А как поживает Верона? Где ее муж? Когда она последний раз видела Стефана?
Верона отвечала на все вопросы легко, улыбаясь. Но ее взгляд скользил по толпе, пытаясь найти там Стефана.
Верона напряженно думала, придет ли он. Она отошла от студентов и стала слушать беседу двух, только что вошедших критиков. Одного из них она видела вместе со Стефаном, они кивнули друг другу головами, и критик подошел к ней.
– Здравствуйте, мисс Лэнг. Конечно вы послужили моделью для того прелестного портрета. Немного покраснев, Верона исправила его:
– С тех пор, как мы последний раз виделись, я успела выйти замуж. Теперь меня зовут миссис Джеффертон.
Критик поздравил Верону и отошел, держа в руке записную книжку и карандаш. Другой критик, с которым он разговаривал раскланивался со своей подругой. Верона слышала, как он сказал:
– Рад, что вы пришли, Лаура. По-моему, этот Бест самый интересный из всех молодых художников. Посмотрите на портрет вон там, – он кивнул на каталог. – Номер одиннадцать. Прекрасный обзор… эта еле видная комната сзади очень выразительна. Что вы скажете? Верона слышала ответ:
– Живо. У него везде вложено воображение. Мне нравится эта четкая прорисовка всех деталей того старика с бородой, а вам?
Они отошли в сторону, и Верона уже не могла их слышать. Неожиданно, думая об успехе Стефана, посмотрела на свой каталог и почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Ей снова захотелось увидеть Стефана. И она не могла сопротивляться этому желанию. Оно постоянно возвращалось к ней. Казалось, оно было в сердце всегда.
Верона постояла еще немного, слушая разговоры, смотря на картины. Стефана все не было. Наконец она решила пойти домой.
Но, идя по направлению к двери, Верона увидела, как входит Стефан с каким-то человеком, старше себя, невысоким, квадратным, с розовыми щеками, в больших очках в роговой оправе: Ван Орга собственной персоной.
Верона застыла на месте.
Прошло два месяца с тех пор, как она видела Стефана, и стала совершенно другим человеком, ведущим совершенно иной образ жизни. На секунду Стефан показался ей чужим. Верона с трудом узнала этого хорошо одетого молодого человека в сером костюме, несущего войлочную шляпу и перчатки, хорошо причесанного; щеки чисто выбриты. Такой красивый. Она так не любила, когда он был неряшлив, старый Стефан в поношенной одежде! С худым, изможденным лицом. Сейчас он хорошо выглядел. Неожиданная удача полностью изменила Стефана.
И тут он увидел Верону.
Стефан взглянул на высокую грациозную девушку в пальто с бобровым воротником; на всю красоту, которую он так любил и так часто рисовал.
Сердце Стефана вздрогнуло. Он извинился перед Ван Оргой и подошел к ней. В лице Вероны не было ни кровинки.
– Как мило с вашей стороны, что вы пришли, миссис Джеффертон.
Старый насмешник. Небольшой поклон; выражение губ Стефана было ироничным или болезненным, или тем и другим одновременно.
Лицо Вероны снова покраснело. Длинные шелковистые ресницы, ниспадая, скрывали мягкие испуганные глаза.
– Здравствуй, Стефан. Я… Конечно, я пришла.
– Я думал, что ты не придешь. Маргарет сказала, что ты не принесла мне холсты потому, что не хотела бы встречаться со мной.
– Это не совсем правда.
– Ну, как бы то ни было, спасибо за то, что одолжила мне холсты. Ван Орга считает твой портрет моим лучшим произведением. Я сказал ему, что твой муж отправил его на чердак.
Старый Стефан, который так любил ставить людей в неловкое положение. Верона закусила нижнюю губу и подняла ресницы. Большие, мягкие глаза укоряли его так же, как и сотни раз в прошлом.
– Это не правда. У нас просто не было возможности повесить его. Стефан рассмеялся.
– Моя дорогая, не жалей меня. Ты сама сказала, что он ненавидит этот портрет. Я не отдам тебе его обратно. Я продам его Ван Орге и куплю скоростную машину.
Странно, но это причинило Вероне боль, хотел этого Стефан или нет. Однажды, он сказал, что не расстанется с этой картиной до конца своей жизни.
Верона стояла тихо. Стефан изучал ее с ног до головы своим пристальным взглядом. Немного пополнело лицо, как и говорил Ноэль Тернер. Возможно, но изысканная линия челюсти, высокие скулы были на месте. И он узнавал Верону в этой знакомой, покорной позе, которую она приняла, будто ожидая следующего удара любви или ненависти, – чувств, которые он к ней испытывал. И Стефану хотелось бы увидеть человека, за которого она вышла замуж.
Его рука сжимала перчатки. Потом Стефан снова рассмеялся и отпустил шуточку по поводу своего галстука:
– А Стефан Бест сегодня неплохо выглядит, как ты думаешь?
– Да, – произнесла Верона, – ты выглядишь как-то по-особенному.
– Если бы майор увидел меня сейчас, то сразу позвал бы в офицерскую кают-компанию.