Врсемь лет Марвин провел на востоке – наносил на карту неизвестные земли, искал старинные книги, водился с чародеями и заклинателями теней. Когда он вернулся в Старомест, Уксусный Ваэллин прозвал его Магом, и это имя, к большому раздражению Ваэллина, вскоре разнеслось по всему городу. «Оставь молитвы и заклинания жрецам и септонам и направь свой ум на познание истин, которым человек может доверять», – посоветовал как-то Пейту архимейстер Раэм. Но у Раэма кольцо, маска и жезл золотые, и в его мейстерской цепи недостает звена из валирийской стали.
Армии бросил на Лео надменный взгляд. Нос у него как раз подходящий для таких взглядов – длинный, тонкий и острый.
– Архимейстер Марвин верит во множество странных вещей, но доказать, что драконы существуют, способен не больше Молландера. Это всего лишь матросские байки.
– Ошибаешься, – сказал Лео. – У Мага в комнатах горит стеклянная свечка.
На террасе стало тихо. Армии со вздохом покачал головой, Молландер засмеялся, Сфинкс впился в Лео своими черными глазищами, Рун вконец растерялся.
Пейт знал про стеклянные свечи, хотя никогда не видел, чтобы они горели. В Цитадели это самый большой секрет. Говорят, их привезли в Старомест из Валирии за тысячу лет до Рокового Дня. Всего их, как Пейт слышал, четыре: одна зеленая, остальные черные, и все они высокие и витые.
– Что это за стеклянная свечка? – спросил Рун. Армии прочистил горло.
– Перед тем, как принести свои обеты, кандидат должен совершить ночное бдение в склепе. При этом ему не дают ни лампы, ни факела – только обсидиановую свечу. Если он не сумеет ее зажечь, то просидит всю ночь в темноте. Самые глупые и упрямые, особенно те, что занимались так называемыми тайными науками, пробуют это сделать. При этом они часто ранят себе пальцы, ибо витки на этих свечах остры, как бритва. Так, с изрезанными пальцами, в размышлениях о своей неудаче, они и встречают рассвет. Те, кто поумней, просто ложатся спать или проводят ночь в молитве, но каждый год кто-нибудь да пытается.
– Верно. – То же самое слышал и Пейт. – Но что проку от свечи, если она не дает света?
– Это урок, – важно ответил Армии, – последний, который мы должны усвоить, прежде чем возложить на себя мейстер^кую цепь. Стеклянная свеча, вещь редкостная, прекрасная и хрупкая, служит здесь символом истины и знания. Стеклу недаром придана форма свечи – это напоминает нам, что мейстер должен быть источником света везде, где бы он ни служил, а острые грани говорят о том, что знание может быть опасным. Мудрецы могут возгордиться своей мудростью, но мейстер должен всегда оставаться смиренным. Стеклянная свеча напоминает нам и об этом. Даже принеся обет, надев цепь и отправившись к месту службы, мейстер должен помнить о бдении, проведенном впотьмах, и о тщетных попытках зажечь свечу... ибо и знанию не все доступно.
Лео громко расхохотался.
– Это тебе не все доступно. Я своими глазами видел, как она горит.
– Ты видел, как горит другая свеча, – не сдавался Армии. – Возможно, из черного воска.
– Мне лучше знать, что я видел. Свет у нее яркий, много ярче, чем у сальной или восковой свечки. Он бросал странные тени, и пламя не колебалось, хотя в открытую дверь дуло почем зря.
Армии неуступчиво скрестил руки на груди.
– Обсидиан не горит.
– Драконово стекло, – вставил Пейт. – В народе его называют драконовым стеклом. – Это почему-то казалось ему достойным упоминания.
– Верно, – поддержал его Сфинкс, – и если в мире опять завелись драконы...
– Драконы и кое-что пострашнее, – сказал Лео. – Серые овцы зажмурились, но мастиф видит правду. Древние силы пробуждаются, тени приходят в движение. Грядет век чудес и ужасов, век богов и героев. – Он потянулся, улыбаясь своей ленивой улыбкой. – За это стоит выпить, я бы сказал.
– Мы уже достаточно выпили, – сказал Армии. – Утро настанет скорее, чем нам того хочется, и архимейстер Эброз будет читать о свойствах мочи. Тем, кто намерен выковать серебряное звено, лучше не пропускать его лекции.
– Я нисколько не препятствую тебе отведать мочи, – съязвил Лео, – но сам предпочитаю борское золотое.
– Если уж выбирать между тобой и мочой, то я выбираю ее. – Молландер поднялся из-за стола. – Пошли, Рун.
– Я тоже иду спать. – Сфинкс взял футляр с луком. – Может, мне приснятся драконы и стеклянные свечи.
– Все заодно, да? Ну ничего, зато Рози здесь. Я, пожалуй, разбужу нашу милашку и сделаю из нее женщину.
Сфинкс заметил, какое выражение приняло лицо Пейта, и сказал:
– Раз у него нет медного гроша на чашу вина, то золотого на девушку и подавно не может быть.
– Вот-вот, – подхватил Молландер. – И чтобы сделать девушку женщиной, нужен мужчина. Пошли с нами, Пейт. Старый Валгрейв проснется ни свет ни заря, и тебе придется свести его в нужник.
Если он меня узнает на этот раз. Архимейстер Валгрейв без труда отличает одного ворона от другого, но с людьми у него это получается не столь хорошо. Иногда он принимает Пейта за какого-то Крессена.
– Я еще чуток посижу, – сказал Пейт друзьям. Рассвет близок, но еще не настал. Может, алхимик еще придет, и Пейт непременно должен с ним встретиться.
– Как знаешь, – сказал Армии. Аллерас, пристально посмотрев на Пейта, повесил лук на плечо и пошел с другими к мосту. Молландер так набрался, что брел, опираясь на Руна. Цитадель недалеко, если мерить по прямой, как ворон летит, но они-то не вороны, а Старомест со своими кривыми улочками – настоящий лабиринт. – Осторожно, – донесся до Пейта голос Армина, когда все четверо уже скрылись в тумане, – ночь сырая, и булыжники скользкие.
Лео через стол кисло смотрел на Пейта.
– Как это грустно. Сфинкс унес все свое серебро и оставил меня с Чушкой Пейтом, свинопасом. – Он опять потянулся и протяжно зевнул. – Что-то поделывает сейчас наша крошка Рози?
– Спит, – коротко ответил Пейт.
– Голенькая небось. Думаешь, она в самом деле стоит дракона? Как-нибудь на днях я проверю.
Пейт благоразумно промолчал, но Лео и не нуждался в ответе.
– Когда я ее распечатаю, цена на нее упадет, и даже свинопас сможет себе позволить ею попользоваться. По-хорошему-то ты мне спасибо должен сказать.
По-хорошему тебя бы убить надо, подумал Пейт, но не настолько я пьян, чтобы швыряться собственной жизнью. Лео обучен воинскому ремеслу, и все знают, как мастерски он владеет кинжалом. Если даже Пейт каким-то чудом убьет его, то и сам головы лишится. У Пейта только одно имя, а у Лео два, и второе из них – Тирелл. Его отец – сир Морин Тирелл, командующий городской стражей Староместа, а Мейс Тирелл, лорд Хайгардена и Хранитель Юга, доводится Лео кузеном. Сам староместский голова, лорд Лейтон Хайтауэр, именующийся помимо прочих титулов Защитником Цитадели, состоит в присяжных знаменосцах у дома Тиреллов. Пусть болтает, твердил себе Пейт. Он говорит все это только для того, чтобы меня задеть.
Туман на востоке стал понемногу белеть. Светает, а алхимик так и не пришел. Пейт не знал, плакать ему или смеяться. Будет он по-прежнему считаться вором, если положит взятую вещь на место так, чтобы никто не узнал? Или нет? Вот еще вопрос, на который он должен ответить, вроде тех, которые задавали ему Эброз и Ваэллин.
Он встал, и ужасно крепкий сидр тут же ударил ему в голову – пришлось опереться о стол.
– Оставь Рози, – сказал он все-таки на прощание. – Оставь ее, не то я тебя убью.
Лео Тирелл откинул падающие на один глаз волосы.
– Я не дерусь со свинопасами. Ступай.
И Пейт ушел, стуча каблуками по доскам старого моста. На том берегу он увидел, что небо на востоке порозовело. Мир велик, сказал он себе. Вот куплю осла и буду бродить по Семи Королевствам, ставить пиявки, выбирать вшей из волос. А не то наймусь гребцом на корабль, поплыву в Кварт через Яшмовые Ворота и сам увижу этих хваленых драконов. Не придется мне тогда возвращаться к старому Валгрейву и его воронам.