А разве его зовут не Синяя Борода? Право же, весьма экстравагантная поза: господин Синяя Борода, сменивший… раз, два, три, четыре… шестерых жен, уверяет нас, что был и остался однолюбом!
Мы не верим своим глазам, своим ушам. Но — признаемся в том сразу — интерес к роману писателя Юрия Нагибина несколько угасает. Мы-то ждали та-акого, а он, оказывается, из этих, из однолюбов… Как скучно.
Впрочем, остается один момент, который еще способен раскочегарить наше любопытство: так кто же она! Кто эта Хлоя, рядом с которой все остальные красавицы мира кажутся, если верить автору, лишь изделием из кожзаменителя?
Мы знаем, что житейское имя этой пасторальной Хлои — Даша.
И здесь, прямо скажем, читателю самое время возблагодарить небеса за то, что они ниспослали на роль провожатого по страницам последней нагибинской книги, как и всех предыдущих, именно меня.
Ведь я укажу не только реальные прототипы всех его героев и героинь, законспирированных автором под различными именами, фамилиями и кличками, но я знаю или знал их лично, был знаком по жизни, о чем свидетельствую…
Нет, право же, читателю очень повезло, что автором этой книги являюсь именно я, а не кто-то другой!
Я могу, к примеру, прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик, сгруппировать главных персонажей нагибинского романа «Дафнис и Хлоя эпохи…» в каком-нибудь другом подходящем месте, не в Коктебеле.
Предположим, мы выберем местом свидания тихий скверик на Тверском бульваре в Москве, у знаменитого особняка, где родился Герцен, где читал стихи Александр Блок, где жили во флигельках Андрей Платонов и Осип Мандельштам, где сиживал за ресторанным столиком сосредоточенный Булгаков, где пьяный Есенин освистывал Маяковского, а трезвый Маяковский начертал на стене уборной: «Хер цена дому Герцена», и это, в смягченной редакции, вошло в собрание его сочинений.
Ныне же — в ту пору, о которой я завел речь, осенью сорок шестого года, — здесь размещается Литературный институт.
Я стою в этом скверике в зеленом кителе недавнего курсанта спецартшколы, с еще не споротыми петельками для погон на плечах, — стою среди таких же, как я, первокурсников, к именам и фамилиям которых лишь привыкаю: Володя Тендряков в гимнастерке, выгоревшей почти добела, будто именно в ней пришагал он сюда от стен Сталинграда; и еще один сталинградец, артиллерист Юрий Бондарев с тремя медалями «За отвагу»; моряки Григорий Поженян, Михаил Годенко, Семен Шуртаков — Черное море, Балтика, Тихий океан; сержант кремлевской охраны Володя Солоухин, с ним мы встречались и раньше, в литобъединении «Комсомольской правды»; рыжеволосая девочка Лиля Обухова, застигнутая войной на погранзаставе; поэт Эдуард Асадов, глаз которого мы никогда не увидим — они прикрыты поперечной черной повязкой; Женя Винокуров, немногим старше меня, сражавшийся за Вислой сонной…
Однако моим вниманием сейчас владеет отнюдь не круг новичков.
Завороженно, благоговейно провожаю я взглядом сторожилов особняка на Тверском бульваре.
Вот к подъезду торжественным шагом приближается высокий, джентельменски сухощавый, с седою головой, вскинутой на тонкой шее, наш профессор, читающий курс логики — Валентин Фердинандович Асмус. Именно его, философа, звездочета, изобразил в своем романе Юрий Нагибин под фамилией Гербета, того самого, которому Молотов подарил телескоп. Но сегодня он пришел в институт почему-то без телескопа, лишь старенький портфель в руке.
«Здравствуйте, профессор!», — почтительно кланяюсь я.
До звонка остается еще пяток минут, и я не бегу стремглав в аудиторию, а присматриваюсь теперь к студентам старших курсов, беседующих, порою хохочущих у крыльца.
Среди них выделяется статуарная девушка в бронзе южного загара, с волосами, не распатланными по плечам, а собранными в тугой пучок на затылке, со спокойными глазами и белозубой улыбкой…
Улыбка предназначена мне: она заметила, прочла немое восхищение на веснущатом мальчишеском лице первокурсника.
Я уже знаю, что эту девушку зовут Машей. Не Дашей, а именно Машей. Маша Асмус с четвертого курса. Поэтесса? Прозаик? Критик?.. Вот этого я покуда не знаю. Училась в каком-то другом институте, а потом перевелась в Литературный. Дочь профессора Асмуса, который только что взошел на крыльцо и скрылся в дверях. Впрочем, говорят, что она ему не дочь, а падчерица, но носит его фамилию: Маша Асмус… Асмус, а не Гербет, как выдумает впоследствии Юрий Нагибин, ничуть не озаботившись тем, что ее ненароком спутают с Аллой Гербер, какой кошмар.