Отметим между строк ту легкость, с которой Александр Исаевич раздает направо и налево диагнозы о психической болезни: и Сидорченко у него «психически больной человек», и у Нагибина он нашел «психическую болезнь»…
Но каково же было смятение адептов и поклонников творчества нашего классика, когда в упомянутом труде Александра Солженицына «Двести лет вместе» они обнаружили куски из опуса «Евреи в СССР и в будущей России», и на сей раз душевнобольной хулиган Сидорченко в соавторах не значился…
Нет, конечно, не мог Александр Исаевич оставить в тексте своей статьи уличающую формулу «Евреи в СССР…» Уж лучше корявенько, да иначе: «…еврейской в СССР».
Судя по дальнейшим текстам солженицынской статьи, эта тема «кипела десятилетиями, никогда не прорвавшись вовне» не только в душе Юрия Нагибина.
Поражает та непримиримость и язвительность, с которыми автор статьи «Двоенье Юрия Нагибина» цитирует и комментирует его прозу.
«…Такими свидетельствами Нагибин сильно подрывает своё национальное объяснение — но настаивает именно на нём, из чего развивается и весь сюжет, из него родилась и повесть „Тьма“. Рассказчик всячески растравляет себя. „На моей стене начертаны огненные письмена: жид… жид… жид… Вот трагедия: быть русским и отбрасывать еврейскую тень…“ — никогда не забывал этого, — „я чувствовал себя человеком, отбрасывающим чужую тень“; мысль о еврействе — „кошмар моей жизни“.
И уже знакомое нам, но опять-таки с эмоциональным комментарием классика:
„…Я хочу назад в евреи, там светлей и человечней“; „почему я не могу быть евреем как все?“ — в смысле: вернуться в более тяжкий жребий?.. И еще дальше: „Итак, я сын России“, но „не обременен излишней благодарностью к стране березового ситца, ибо видел ее изнаночью, нет, истинную суть“.
(Заметим, однако продолжал и продолжал кормить ее благосоветскими изделиями своего пера…)…»
Не понять, что так раздражает Александра Исаевича Солженицына? Ведь Нагибин написал именно ту книгу, какую хотел написать! Солженицын написал бы другую? Так он ее и написал, она называется «Двести лет вместе».
Не обойдены зорким глазом Солженицына и те эпизоды повести, в которых речь идет о журнале «Наш сотрапезник», действительно важные, объясняющие многое не столько в былой нагибинской, сколько в солженицынской нынешней позиции: «…Хотя он и обранивает однажды: „великолепная деревенская проза 70-х“, но пишет и: „их [„деревенщиков“] кряжистость, независимость духа, земляная силушка — не более, чем личина“. И хотя Нагибин одно время входил в редакцию раннего „Нашего современника“ — но с отвращением это переносил: „как пленительно воняло на долгих наших редколлегиях“, „у нас воняло грязными носками, немытым телом, селёдкой, перегаром, чем-то прелым, кислым, устоявшимся, как избяной дух“, и „наши корифеи“ из провинции и одеты были бедно, неумело. (Слегка меняя фамилии, он высказывает недоброжелательность и к отдельным из них, и особенно с явной завистью к успехам Шукшина.)».
Ну вот: зависть к Шукшину, которого сам же и ввел в большую литературу («…Еще не будучи знаком с Шурпиным, я прочел его рассказы — с подачи Геллы, — написал ему восторженное письмо и помог их напечатать…»; «…я еще не знал в тот момент, что он куда комплекснее обслужен нашей семьей…»).
Может быть, Солженицын читал тот текст «Тьмы», в котором нет этих фраз?.. Как нет и еще одной фразы, сказанной герою коллегой по «Нашему сотрапезнику»: «О тебе говорят, что ты жид…»
Однако я знаю наизусть ту книгу, текстом которой пользуется Александр Исаевич. Там всё есть.
И — напоследок, как приговор, который не подлежит обжалованию:
«…Вряд ли мы обогатимся, листая эту его сатиру. Да даже, вероятно, и всю пятидесятилетнюю даль его произведений. Чего напрочь не было и нет в Нагибине — это душевности, теплого чувства. Вот уж в самом деле — Тьма в конце…»
Здесь нет корректорской оплошности. Именно так, без кавычек: Тьма в конце…
Я думаю, что вовсе не случайно статья Александра Исаевича Солженицына появилась в «Новом мире» вскоре после выхода в свет второго тома основополагающего труда нашего классика «Двести лет вместе».
Может быть, статья о Нагибине, как и статья о Галиче, была составной частью этого труда, но не влезла в объем, пришлось печатать отдельно, как составную часть «Литературной коллекции»?
А может быть, статья «Двоенье Юрия Нагибина» явилась опытом тактического применения оружия массового уничтожения?