Он медленно положил трубку и, не спуская яростного, сверлящего взгляда с остолбеневшего Крукса, шагнул к столу. Крукс попятился вместе с креслом.
— Не бойтесь, — презрительно сказал Пэнки, — я не собираюсь сейчас убивать вас и даже не ударю…. Но зарубите себе на носу, господин адвокат: вольно или невольно вы сегодня оказали нам всем очень дурную услугу. Очень дурную, Крукс. На вашем месте… — Он умолк и покачал головой.
— Пожалуйста, не пугайте меня, — взвизгнул Крукс, срываясь с кресла. — И запомните, что ко всей этой истории я не имею абсолютно никакого отношения. Мало ли кто мог тут крутиться. Если Фигуранкайн действительно жертва диверсии, сообщить газетчикам могли те самые люди, которые его уничтожили.
— Посмотрим, — процедил сквозь зубы Пэнки, снова садясь к столу, — Посмотрим, Крукс… Можете не сомневаться, — продолжал он после короткого молчания, — что люди, с которыми Фигуранкайн был связан все эти годы, смогут провести необходимое расследование помимо ФБР и полиции и примут соответствующие меры… — Он пожевал тонкими губами и добавил совсем тихо: — Теперь ваша задача заключается лишь в том, чтобы возможно скорее разыскать и представить нам — в первую очередь мне, как президенту-исполнителю банка СР5, и совету директоров — наследников Цезаря.
— Наследников? — повторил Крукс, садясь поодаль на диван.
— Или наследника — наследного принца «империи» Фигуранкайнов. Я сильно опасаюсь, что «принц» может оказаться не один. Не исключено даже, что найдутся и «принцессы».
— Цезарь Фигуранкайн состоял в законном браке всего один раз, — мрачно возразил Крукс — От того брака остался сын Цезарь. Жена Фигуранкайна умерла двадцать лет назад.
— Хоть вы его давний поверенный в делах, мне кажется, вы заблуждаетесь. Цезарь никогда не обходил своим вниманием женщин… Нет никакой гарантии, что одной из многочисленных любовниц не удалось окрутить его… Он и в последние годы, несмотря на возраст, отнюдь не стал монахом. У него еще может оказаться несколько завещаний…
— Юридическую силу имеет последнее, составленное с соблюдением всех формальностей, — растерянно пробормотал Крукс — Но… я его единственное доверенное лицо и…
— Знаю, — резко прервал Пэнки. — Именно поэтому я здесь… Или вы полагаете, я прилетел затем, чтобы полюбоваться, что осталось от Цезаря? Кстати, зачем он вас вызывал в Акапулько?
Крукс побагровел.
— Простите, Пэнки, но смерть клиента отнюдь не освобождает адвоката от обязанностей по отношению к нему, — дрожащим голосом начал он. — При всем моем уважении к вам, как к человеку, близкому Цезарю Фигуранкайну, я не считаю себя вправе отвечать на некоторые ваши вопросы.
— Ну, как знаете, — пожал плечами Пэнки. — Когда вы сможете огласить хранящееся у вас завещание?
— После официального подтверждения смерти надо соблюсти целый ряд формальностей. Завещание должно быть вскрыто в присутствии всех заинтересованных лиц. Думаю, это может произойти не раньше чем через месяц-полтора… И могу добавить: смею надеяться, что завещание Фигуранкайна, которое будет вскрыто в моей конторе в Нью-Йорке, окажется единственным законным завещанием Цезаря.
— Посмотрим, — холодно сказал Пэнки. — Мне бы хотелось, чтобы хоть эта ваша версия, Крукс, оправдалась. Но посмотрим… А теперь извините, мне необходимо остаться одному. Скажите, чтобы вас устроили где-нибудь… в другом номере.
Стив возвратился в «Континенталь» около девяти вечера и сразу поднялся в свои апартаменты. Оттуда он позвонил портье и поинтересовался, не спрашивали ли его. Старый портье уже сменился, новому ничего не было известно, и он обещал выяснить и позвонить Стиву чуть позднее. Он действительно позвонил спустя несколько минут и объяснил, что Стива никто не спрашивал, а вот сеньором Хорхе де Эспинозой интересовался один американец по имени Феликс Крукс. Но, насколько портье известно, ни Хорхе де Эспиноза, ни его преосвященство в отеле еще не появлялись…
— О нет, вы заблуждаетесь, — перебил Стив. — Оба они давно у меня, и его преосвященство отдыхает.
Портье всполошился, начал спрашивать, не потребуется ли что-нибудь Стиву для его высоких гостей. Стив поблагодарил и повесил трубку.
После этого он торопливо разделся, влез в облачение кардинала, надел парик и темные очки, разложил на столе в гостиной распятие и раскрытую Библию.
Дверь из гостиной в кабинет он оставил приотворенной. В кабинете стоял наготове портативный магнитофон с кассетой, где был записан диалог сэра Тоби и сэра Эндрью из «Двенадцатой ночи» Шекспира. Второй магнитофон, совсем миниатюрный, приготовленный для записи, Стив прикрепил под крышкой стола в гостиной. «Кардинал» мог без труда включать и выключать оба магнитофона, не сходя со своего места.