— У него так много денег?
— Лишних у него нет. Но если у нас с этой землей что-то получится, потом примем его в компаньоны.
— А что может получиться после того, как Тибб взорвет зону?
— На большой площади обнажатся горные породы. Начнем поиск и добычу драгоценных камней, золота, редких металлов.
Стив с сомнением покачивал головой:
— Взвалить такую обузу на плечи! Этот подарочек может стать началом конца и нашей фирмы, Мигуэль.
— Не торопись судить… Земля — твердый капитал. Кроме того, — Цвикк подмигнул, — у нас с тобой теперь появился неплохой шанс пересидеть тут любую ядерную войну. Да-а…
— Поговорил бы с Шарком.
— А что?
— У него другая точка зрения на ядерную войну… И вообще, если даже сама Земля уцелеет, пыли будет выброшено в атмосферу столько, что на столетия исчезнет солнце. Наступят вечная ночь и вечная зима…
— Замерзать все-таки приятнее, чем гореть, — убежденно заметил Цвикк. — Между прочим, наша фирма приобрела и отель в Манаусе.
— А это зачем?
— Манаус привлекает все больше туристов — это первое. Второе — нашей здешней «гасиенде» нужен опорный пункт. Им и станет отель в Манаусе.
— Ну и голова — одни извилины. Не выдвинуть ли тебя в президенты?
— В американские? Не подойду… Во-первых, я реалист, во-вторых — пацифист…
Вечером прилетел из зоны Тибб Линстер. После ужина они собрались втроем в комнате Стива, и Цвикк еще раз пересказал новости.
Тибб ограничился лаконичным замечанием, что теперь можно не торопиться с уничтожением зоны.
Стив поинтересовался, что слышно о Пэнки.
— Жив… — Цвикк осторожно сплюнул в пепельницу. — Но его возят в кресле. Паралич обеих ног.
— Чем же он занимается?
— Вы не поверите. — Цвикк усмехнулся. — Консультирует японских бизнесменов. Я читал недавно в газете «Американский банкир», что известный экономист мистер Алоиз Пэнки приглашен в качестве члена консультативного совета в один из токийских банков, кроме того, будет консультировать банки в Осаке и Нагасаки.
— Японцы не знают, что делать с деньгами, — скривился Стив.
— А что вы думаете, — Цвикк старательно раскуривал трубку, — у них сейчас денег больше, чем у кого-либо. В сейфах пятидесяти крупнейших банков наших финансовых воротил сосредоточены ценности примерно на две тысячи пятьсот миллиардов долларов. Так вот, четвертой частью этой суммы распоряжаются четырнадцать японских банков.
— А мы? — спросил Стив. — То есть, я хотел сказать, американцы.
Цвикк глубоко затянулся, и его окутали клубы душистого голубоватого дыма.
— В иерархии банков Америка сейчас на пятом месте, после Японии, ФРГ, Франции и даже Англии. Если в долларах, в банках Японии — около шестисот тридцати миллиардов, в банках Соединенных Штатов — менее половины этой суммы.
— Странное соотношение. Почему?
— Очень просто. Японцы модернизировали промышленность, гораздо лучше работают. Не в пример лучше, чем американцы. И еще не тратят столько денег на вооружения, сколько их тратит новый президент Соединенных Штатов. Это главное. Да-а…
— Но мне кажется, — не сдавался Стив, — никто и никогда не оспаривал, что Америка самая богатая страна.
— А я разве утверждаю противоположное?.. Я говорил о ценностях, сосредоточенных в банках. Вопрос о том, куда идут деньги — на ракеты, которые не продаются, или на товары, которые можно продать и надо продать. Я только что из Нью-Йорка. Его улицы забиты японскими «тойотами», «хондами», «датсунами», в магазинах — японская электроника. В Токио вы не увидите такого количества американских товаров… Деньги, когда их много, начинают жить собственной жизнью, приобретают особые свойства, даже особую «совесть». «Совесть» американских денег сейчас заключена в двух словах — антикоммунизм и милитаризм.
— У арабов есть пословица, — заметил Стив. — «Вглядывайся в последствия — это оплодотворяет ум».
— Как раз то, чего не делает новый президент, — вздохнул Цвикк, попыхивая трубкой. — Он рядится то в мантию антикоммунистического рыцаря-крестоносца, то в форму морского пехотинца, прущего напрямик, вопреки здравому смыслу.
— Однако шовинистическая эйфория налицо, — возразил Стив. — Воинственные призывы, десанты, угрозы, ведение переговоров с дубовой «позиции силы» — разве все это не возрождает ницшеанский миф вседозволенности, в свое время развеянный позором вьетнамской войны? Америка сильна и богата, поэтому вправе диктовать миру свой образ жизни и образ мыслей. Такое многим американцам начинает приятно щекотать нервы.
— Это одна сторона медали. Другая — явный рост антивоенных настроений, требования серьезных переговоров с Москвой, демонстрации сторонников мира… Ситуация, конечно, сложная, но последнего слова американцы не сказали. Так же, как и западноевропейцы. Да-да…