— Радиостанции уже несколько минут на все лады твердят об этом. Машину президента обстреляли в Далласе какие-то снайперы. Все, кто ехал в машине, убиты.
— Кто именно, кроме президента?
— Все. А кто точно, не знаю… Вы американец? — Да.
— Примите мое соболезнование, сеньор.
— Но может, это сообщение — глупая выходка какого-нибудь шутника, — сомневался ошеломленный Стив. — У нас в стране все возможно. Создали же однажды дикую панику, сообщив о высадке марсиан…
— Сегодня не первое апреля, сеньор, — неодобрительно покачал головой командир и удалился, явно задетый недоверием пассажира.
«Нет, быть не может, — билась мысль в голове Стива. — Невозможно такое… А впрочем, почему невозможно? Ведь Кеннеди не первый, кого ухлопали на этом посту. Случалось раньше, почему не могло произойти сегодня? Оружие продают кому угодно. Покупай, стреляй. Мало ли на свете безумцев? А с другой стороны, куда смотрела охрана, полиция, власти Далласа? Правда, это юг, где Кеннеди недолюбливали… Нет, все равно, не умещается в голове…»
Когда самолет приземлился в Акапулько, у Стива создалось впечатление, что в аэропорту все заняты только обсуждением сенсационного убийства. Служащих на месте не было. Багажа пришлось дожидаться бесконечно долго.
Стив рассеянно бродил по полупустому залу, потом присел возле закрытого киоска с сувенирами. Рядом лысый круглоголовый толстяк в костюме из дорогого серого твида пытался дозвониться по телефону в Нью-Йорк. Он нервничал, бранился в трубку, снова и снова требовал соединить его с мистером Пэнки. Ничего не добившись, толстяк в изнеможении присел рядом со Стивом и, поставив на пол желтый кожаный портфель, принялся вытирать шею и побагровевшее лицо клетчатым носовым платком.
Глянув подозрительно на Стива, он что-то спросил у него. Стив не расслышал вопроса и отрицательно покачал головой. Толстяк повторил вопрос по-немецки. Оказывается, его интересовало, где в этом проклятом аэропорту есть какой-нибудь порядочный телефон, с которого можно нормально дозвониться до Нью-Йорка. Стив понятия не имел, где искать такой телефон, а вдаваться в разговор со словоохотливым собеседником ему сейчас совсем не хотелось, поэтому он пожал плечами и, буркнув по-испански: «Не понимаю», отвернулся.
Толстяк окинул его презрительным взглядом, пробормотал что-то про «мексиканских ослов» и снова устремился к телефону, не забыв прихватить с собой портфель.
Набрав длинную серию цифр, толстяк опять принялся вызывать мистера Пэнки. Стив прикрыл глаза ладонью, стараясь не слушать назойливый монолог круглоголового. Багажа все не было, и пассажиры, прилетевшие вместе со Стивом, потеряв терпение, разбрелись по кафе и барам. Зал совсем опустел. В нем оставались лишь толстяк в сером костюме, не отступавший от телефона, и Стив на скамейке у киоска. Наконец, после многих попыток, толстяку удалось соединиться с мистером Пэнки. Удостоверившись, что на конце провода находится именно тот, кто был ему нужен, толстяк окинул тревожным взглядом опустевший зал и, снизив немного голос, снова перешел на немецкий язык. Этот переход удивил Стива, и он невольно начал прислушиваться к разговору.
— Да-да, это я — Крукс, — твердил круглоголовый. — Феликс Крукс. Я должен был встретить его здесь… Вы поняли, мистер Пэнки? Да, Крукс, говорю я, черт побери… Из Акапулько, откуда же еще… Нет, конечно, не встретил… Так вы еще ничего не знаете, Пэнки!.. О боже!.. Я совсем не об этом… Ну при чем тут Кеннеди!.. Пэнки, поймите вы, черт побери, произошла вещь еще более серьезная… Нет… Не прилетел и никогда больше никуда не прилетит… Разбился полтора часа назад… Все погибли, все… О боже! Я говорю не о Кеннеди… Фигуранкайн разбился… Цезарь Фигуранкайн, вы меня поняли наконец? То, что от него осталось, привезут в Акапулько… или в Мехико… Сегодня вечером, вероятно… Или завтра… Что такое?.. Не сообщать никому?.. Через несколько часов и так все станет известно… Хорошо… Буду ждать… Звоню из аэропорта… Нет… Никого нет. Один какой-то олух сидит в зале… Ничего не понимает, ни по-английски, ни по-немецки… Да, убежден… Пытался разговаривать с ним… Хорошо… Вечером буду ждать вас… Апартаменты для него были резервированы в «Континентале». Хорошо, буду держать их до вашего приезда. До вечера, Пэнки.
Толстяк бросил трубку, тяжело вздохнул и, осмотревшись по сторонам, вновь возвратился к скамье, на которой продолжал сидеть Стив. Присев на край скамьи, он бросил подозрительный взгляд на Стива, потом извлек из бокового кармана пиджака записную книжечку, оправленную в кожу, и принялся что-то записывать массивной авторучкой с золотым пером.
««Паркер», — отметил про себя Стив, — последняя модель. Стоит не меньше ста долларов».
Толстяк кончил записывать и снова глянул на Стива. Что-то его, видимо, тревожило. Он ерзал на скамейке, тяжело вздыхал, но не уходил. «Хочет заговорить», — решил Стив и сделал движение, чтобы подняться.
— Вы местный? — быстро спросил по-испански толстяк.
— Не совсем, — растягивая слова, лениво протянул Стив. — Я с Юкатана. А что угодно сеньору?
— Нет-нет, благодарю. Я думал, вы местный. Вы этого знать не можете… Вы только что прилетели?
— Недавно прилетел. Л теперь жду родственника. Он уже должен был быть здесь, но самолет задержался.
— В Штатах?
— Нет, по пути из Бразилии.
— А, вот что! Он, значит, живет в Бразилии.
— О нет. Он был там по делам. Он — духовное лицо. А постоянно живет в Ватикане.
— В Ватикане? — поднял брови круглоголовый. — Вот как! А можно узнать, с кем имею честь?
— Меня зовут Хорхе де Эспиноза, — сказал Стив. — У моей тетки ранчо в Центральном Юкатане. Я немного помогаю ей вести хозяйство. А сегодня я встречаю тут своего родного брата, кардинала Карлоса де Эспинозу.
Толстяк онемел от удивления. Рот его раскрылся, и глаза стали совсем масляными.
— Так вы, значит… родной брат… его преосвященства, сеньор Эспиноза, — произнес он наконец, запинаясь, — очень, очень приятно. Меня зовут Феликс Крукс, адвокат Феликс Крукс из Нью-Йорка — вот моя карточка, пожалуйста. Если будете в Нью-Йорке, прошу. Наша адвокатская контора достаточно известна.
— Благодарю, — сказал Стив, небрежно сунув в карман визитку Крукса. — К сожалению, у меня нет при себе визитных карточек, но я…
— Не тревожьтесь, сеньор Эспиноза. Я не забуду ни вашего имени, ни имени его преосвященства.
— А вам приходилось когда-нибудь встречаться с моим братом?
— К сожалению, нет, сеньор Эспиноза. У нашей конторы нет прямых связей с Ватиканом. Мы занимаемся несколько иными делами… Но если бы вдруг представилась оказия, был бы безмерно счастлив, если бы вы смогли представить меня его преосвященству. Вся наша семья — ревностные католики, сеньор Эспиноза… даже мои дети…
— Поздравляю вас, сеньор Крукс, — вежливо сказал Стив. — Такое сейчас встречается не часто, не правда ли? Нынешняя молодежь…
— Да-да, — подхватил Крукс, — это ужасно. Нравственность катится в бездну… Только церковь еще могла бы остановить это падение…
— А еще сила… Жестокая сила, способная обуздать нынешнее развращенное общество, — добавил Стив и заговорщически подмигнул Круксу.
Адвокат вперил в Стива проницательный взгляд:
— Вы, конечно, дворянин, сеньор Эспиноза?
— Мы — потомки древнейшего испанского рода. Одна из побочных линий герцогов Эспиноза. К несчастью, прямых потомков герцога уже не осталось, а боковые линии измельчали и обеднели. Как мы, например.
— Но теперь ваш брат…
— Ошибаетесь, сударь. Он фанатик идеи и совсем не делец. Римским папой он еще сможет стать, а вот приумножить богатства своего древнего рода… едва ли. Мы все — семейство Эспиноза — слишком честны и горды для этого.
— Понимаю, — скептически произнес Крукс — А его преосвященство прибывает в Мексику с официальным визитом или приватно?
— Совершенно приватно, сударь. Дело в том, что наша тетка тяжело больна и мой брат хотел бы… повидать ее в последний раз и, быть может, подготовить… Я собираюсь сразу же увезти его в Мериду.