Мы оба присели, и спустя несколько минут в зеркале телеона появилась Тора. Она была прекрасна, как никогда, с длинными гладко зачесанными волосами цвета меди и нежным лицом, озаренным от зрачков до губ незабываемой улыбкой.
Но сначала я обратил внимание на необычное платье.
Оно очень напоминало короткую тунику, которая была на Торе Валеско в тот вечер, когда ее застрелили. Но та была цвета алой крови, эта — сплошным соцветием разных красок.
— Не удивляйся! — сказал Лайонелл. — Это придуманный мною праздничный наряд для торжественных случаев — карта Соединенных Штатов Свободного Мира.
Я уже сам разглядел нанесенный светящимся составом узор. Глубокую синеву как бы разрезанного пополам Атлантического океана, различные оттенки коричневого, желтого и зеленого на обоих американских континентах, а над ними белый — Гренландию. Она одна напоминала прежние географические карты. Вся остальная суша была сплошь в черных крапинках неисчислимых городов.
Тора немного постояла, как бы давая мне возможность полюбоваться ею, затем повернулась боком — я увидел Гавайские острова, и Полинезию, и Новую Зеландию, и такой же половинчатый Тихий океан, который сразу переходил в Атлантический. Вот все, что осталось от человечества.
— Прощай, Тора! — сказал почему-то Лайонелл. Его голос дрожал.
— Ты совсем выжил из ума! — обругал я его, — Да она ведь сейчас будет здесь.
Тора улыбнулась и немного отошла от зеркала. И тут я увидел раскрытую дверь и светящуюся стрелу, которая находилась не как обычно — впереди, — а была обращена острием к раскрытой двери, — и все равно ничего не понял.
— Прощай, Трид! — сказала она и, еще раз улыбнувшись, пошла к выходу.
Я бросился к своим дверям, но они были заперты, и пока вспомнил, что сперва надо нажать кнопку, Лайонелл обрушился на меня. Я пытался подняться, но он снова свалил меня и тогда я вцепился ему в горло, а он хрипел и слабо отбивался, и сквозь этот старческий немощный крик до меня доносилось:
— Все равно не успеешь, Трид!
Я действительно не успевал, анабиозная дверь находилась на самом нижнем этаже, а я жил тридцатью этажами выше Торы. Я отпустил Лайонелла и, лежа на полу, еще раз увидел Тору — со спины. Потом дверь за ней закрылась.
А я все лежал и лежал, как оглушенная динамитной шашкой, выброшенная на сушу рыба, и тупо думал о том, что надо подняться и перевести стрелку браслета на “ДВАБ” и проснуться вместе с Торой через пятьдесят лет. Но для этого надо было подняться, и пройти по бесконечно длинному коридору, и войти в лифт, и спуститься на лифте, и опять пройти по коридору, и опять стоять в лифте, и опять идти. А у меня совершенно не было сил.
Лайонелл с трудом поднялся и присел, а я все лежал и глядел вверх на зеркало, в котором отражалась пустая комната.
Потом в комнату вошли цилиндры с шестью руками и унесли пустую посуду, и пустые бутылки, и постельное белье, и ее комбинезон, и мой подарор — книгу Ноа Эрквуда, которую мне, варварски отодрав металлический переплет, удалось выкрасть из библиотеки. А напоследок одну за другой унесли картины. Потом вошли смешные роботики-пылесосы чтобы навести чистоту и порядок, и они мне показались еще страшнее шестируких истуканов. Потом цилиндры пришли еще раз, застелили кровать и, что-то просигналив вертящимися антеннами, окончательно ушли.
А спустя десять минут в комнату вошла женщина. Она не заметила, что телеон включен, и я видел, как она радовалась простору и комфорту, как с радостным криком забежала в ванную, как примеряла ширину кровати раскинутыми руками, точно как та, которая боялась, что все это окажется сном.
Она разделась и долго плескалась в ванне. И вышла оттуда вся счастливая, сияющая, и только после этого заметила меня. Она ничуть не смутилась, лишь поморщила полудетское лицо и, как бы извиняясь, сказала:
— Не теперь, дружок! Я столько мечтала об этом часе, когда останусь одна!
И только сейчас, когда из зеркала иечезла бывшая комната Торы, а взамен, появилась моя, с рассыпанными по полу цветами, у меня, наконец, хватило сил подняться.
— Куда? — спросил Лайонелл, видя, что я нажимаю дверную кнопку.
— В анабиоз, к Торе!
— Тора уже умерла! — сказал он глухо.
Не помню точно, что было потом. Кажется, я подумал, что он просто шутит, и почти не слушал. До моего парализованного сознания с трудом доходили слова.
— Америка готовилась к войне. Президентом был твой двоюродный брат Болдуин. Он еще ничего, не знал о Стене и, чтобы предотвратить возможное массовое дезертирство в анабиоз, приказал взорвать вторую экспериментальную установку Мильтона Анбиса. Я успел предупредить профессора, но он предпочел посибнуть вместе со своим изобретением. Биомортон создавался на основании будто бы разысканных мной в секретном архиве расчетов Анбиса. Служащие Биомортона не имеют к самому процессу анабиоза никакого отношения, Всем ведает бесконтрольная, кибернетическая система но заложенной мною биопрограмме. Убивать белых Логос не согласился бы — ведь, они белые. А моя программа такова — людей замораживают npи температуре минус 200 градусов, через несколько минут они умирают. То, что хранится, в капсулах, — мороженое белое мясо.
Я сначала разбил вдребезги телеон, потом всю мебель, потом долго кричал и бился о сплошные стены, и рвал цветы, и топтал их, чтобы схватить его, поставить стрелку его циферблата на анабиозную дверь, силой потащить его туда, и видеть, как его замораживают. А потом дождаться следующей капсулы и мертвым последовать за мертвой Торой.
Но я никак не мог поймать его, для этого я был слишком безумен, а когда безумие вышло из меня последним нечленораздельным визгом, его уже не было в комнате.
Я выбежал в коридор и увидел его в противоположном конце, и гнался за ним через весь биодом. Он ни разу не воспользовался лифтам, чтобы уйти от меня, а только бежал и бежал, то исчезая за поворотом, то снова появляясь в яределах видимости. И когда я понял, что он делает это нарочно, мне не захотелось его убивать. Я уже совсем задыхался, и все плыло перед моими глазами, и мне пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.
Он стоял в Нескольких шагах от меня, а потом бессильно сполз и остался лежать. Я с трудом дотащился до него и, наклонясь над ним, услышал сквозь хриплое клокотанье в горле:
— Не бойся, Трид! Я не умру! Я не имею права умирать. Я единственный человек, который может сделать так, чтобы все пошло по-иному. Тебя должны признать Тридентом Мартеном, а без меня это невозможно.
Я дотащил его до своей, комнаты и, порывшись в справочнике, вызвал специальным сигналом киберврача. Не знаю, как он был запрограммирован, но очевидно, разгромленная обстановка входила в его список болезненных симптомов. К тому времени когда Лайонелл пришел в себя, все обломки уже были убраны шестирукими цилиндрами и заменены новой с иголочки мебелью. Телеон тоже был новый. Он так и сверкал зеркальной поверхностью.
— Почему почему ты не сказал раньше? — меня душило отчаянье.
— Что Тора умрет? — Лайонелл все еще мог говорить лишь еле слышным хриплым шепотом. — Все же я ей сказал!
— Ложь! — закричал я, вспоминая, как она улыбалась. И тут же вспомнил с похолодевшим сердцем — она назвала меня “Трид”.
— Правда! Пока ты ходил за едой в бар! Она отослала тебя, чтобы просить моей помощи. Я должен был увести тебя. Тора хотела, чтобы ты до последней минуты ничего не подозревал… Вот какая она была! Индейские женщины тоже так умели умирать… И тогда я впервые в жизни понял, что я не только индеец… Я — человек, Трид, такой же, как Тора, как ты… Нельзя мстить людям за то, что они люди…
— И ты ей все рассказал? — прошептал я. — Зачем? Зачем эта последняя бессмысленная жестокость? Было бы в тысячу раз лучше не говорить даже мне! Я бы спокойно умер, веря, что мы снова встретимся.