— Если с первым что-то случится!.. Видеопленка будет доставляться пятьюдесятью, сверхскоростными реактивными самолетами, построенными Дугласом-Макдонеллом по нашему специальному заказу. Крейсерская скорость свыше трех тысяч миль в час! Ни один черт не сумеет нас обогнать! А крупнейшие голливудские киностудии, купленные нами на корню! Со всеми режиссерами и лифтерами! Сто фильмов уже заготовлено впрок, и каких! Ни в одном кинотеатре мира зритель их не увидит, только по Телемортону!
— До выступления осталось всего двадцать минут, — Тора уже в который раз сверила время по вмонтированным в обручальное кольцо часикам.
— Успеем… Если нас только не обстреляют по пути!
Мефистофель захохотал. Шутка была, действительно, не плохая, я-то знал, что с таким эскортом не ездил еще ни один президент. Я был против, но Мефистофель убедил меня: конкуренты способны на любое, дабы лишить Телемортона главной звезды — Торы Валеско.
— Но видел бы ты мою кардиограмму после того, как Лайонелл представил первую смету! — продолжал он, отхохотавшись. — Я никогда не вкладывал твои деньги в верняк, как другие. Рисковать миллионом, проиграть его или завоевать для нашей империи еще одну провинцию — вот мой девиз! Но даже я чуть не отступил перед этим Рубиконом, за которым лежала не жалкая Италия, а зажатый в кулаке Телемортона трепещущий мир. Помнишь, я тебе тогда сказал, что Лайонелл Марр — гений? Это неправда. Гении создают империи ценой жизни собственных солдат… А он при помощи чужой крови создает тебе такую, какая не снилась ни одному Цезарю!
В обзорном видеоне промелькнула вывеска телевизионной мастерской. Стоявший в дверях владелец, позевывая, посмотрел нам вслед.
— Представляешь себе, как покупатели наших телевизоров будут его поначалу штурмовать — Мол, передачи Телемортона принимаем отлично, а с остальными что-то неладно. Цвет не тот, изображение искажено. — Мефистофель повернулся к Торе. — Вот ваше женское любопытство насчет маленького секрета и удовлетворено. Простой как будто фокус, а какие ученые ломали себе головы над этим… Мы, конечно, продаем с обычной гарантией: “Не нравится — деньги назад!”
— Но стоит им разок увидеть Тору на экране, как все прочие программы перестанут для них существовать, — подмигнул я.
Мефистофель сдержанно улыбнулся:
— Это ты верно сказал, Трид. Вся страна превратится в сумасшедший дом. Объявление суховато, — он показал на бегущий навстречу фасад с тем же многократно увеличенным текстом, — Но это с умыслом. Наши агенты вот уже неделю подпускают слух, что пахнет космической сенсацией…
6
Мы объехали здание телецентра. Теснимая полицейскими толпа глазела на стоящую вертикально сорокаэтажную сигаретную коробку. Нижняя половина из черного синтетического камня, верхняя из красного сплошной монолит без единой надписи, без единой двери, без единого окна. Мы были первыми, целиком перешедшими на искусственный дневной свет — настолько естественный, что он преломлялся в капле воды цветами радуги.
Броневик вполз в подземный туннель, видеон потемнел, потом словно вывернулся наизнанку. Я даже сжался, до того объемным показалось появившееся в нем лицо под форменной фуражкой с надписью “Телемортон”. Глаза величиной с тарелку критически оглядели нас, потом огромный рот заявил: “Все в порядке”.
Видеон опять превратился в обычный, и мы увидели медленно уползавшие в стену створки металлических ворот, между которыми возникла узкая щель.
Я выскочил первым. Мефистофель помог Торе вылезти, но сам остался.
— Желаю удачи, детки!
— А вы? — удивился я.
— Увижу вас по телевизору из конференц-зала Объединенного Пантеона. Сегодня обсуждается мое предложение — бесплатные места погибшим при исполнении служебных обязанностей телеоператорам и пилотам. Если Болдуин Мортон — он теперь у нас главный могильщик — заявит, что мы не филантропическое общество, я ему шепну на ухо одно словечко…
— Какое? — спросил я, уже догадываясь, что он имеет в виду.
— Сайгон!.. А жаль, что тогда еще не существовал Телемортон! Зрители лишились огромного удовольствия. Пули, кровь, блевотина — вся наша эпоха в полуминутном эпизоде!
У входа в Телевизионный театр нам с Торой вручили по пачке сигарет. Наполовину черная, наполовину красная коробка, точная копия здания, в котором мы находились. Ни названия, ни фирмы изготовителя, ни цены. Но я был уверен — завтра каждый младенец будет знать, что сигареты “Телемортон” стоят двадцать центов.
— Только по одному! — строго заявила нам девушка в входящей снова в моду мини-юбке. На лихо заломленной пилотке сверкал вертолетик с надписью “Телемортон”. Ее палец, готовый нажатием кнопки стронуть с места разделенную на квадраты металлическую дорожку, опустился.
— Я сегодня выступаю, — сказала Тора, тесней прижимаясь ко мне.
— У нас одинаковые права для артистов и зрителей театра.
— Пропустить, дура! — заорал над моей головой металлический голос. — Это Тридент Мортон, руководитель Телемортона.
Фотоглазок потух, но металлическая стенка коридора, который должен был выкатить нас прямо в зрительный зал, еще с полсекунды вибрировала.
— Извините, господин-Мортон, — девушка покраснела. — Проверяющих роботов проектировал сам Лайонелл Марр, ему кажется, что это чисто англосаксонский юмор.
— Он цыган, — объяснил я.
— Ну, тогда все понятно, — она показала на большой плакат. — Это тоже он.
- “Дамы и господа. У нас сдают в гардероб не только шляпы, но и огнестрельное оружие. О стрельбе позаботится Телемортон”, - вслух прочла Тора.
— Отправить вас малой или большой скоростью? — спросила девушка.
— Малой, — улыбнулся я. — На сцене целоваться уже не придется.
Девушка опять почему-то покраснела. Уезжая, я увидел, как она жадно набросилась на спрятанную при нашем появлении газету.
— Свадебное путешествие в миниатюре, — засмеялась Тора, забрасывая мне за плечи руки. Но тут меня с чудовищной силой приклеило к металлической стене тем местом, где у меня в кармане находился револьвер.
Я знал заранее об этой магнитной ловушке, но хотел немножко напугать Тору. Она действительно испугалась, когда коридор с бешеной скоростью вынес нас обратно к девушке в мини-юбке.
Та снова спрятала газету, без всякой улыбки сунула мой револьвер на полочку, выдала мне номерок, и мы покатили.
Метров через двадцать наш квадрат внезапно остановился, из потолка бесшумно опустились стены особого сплава.
— Не пугайся, это детонационная камера, — быстро предупредил я. — Если какой-нибудь посетитель запасся бомбой, он тотчас взорвется вместе с ней, а все остальные даже не услышат взрыва.
— Надеюсь, у тебя нет бомбы с собой?
— Если не считать тебя, — пошутил я. — Уж ты задашь им сегодня жару.
Мы даже не заметили, как продольные стены опять ушли в потолок. Еще несколько секунд — и движущийся коридор остановился. Мы были в телевизионном театре.
Я никогда до этого не бывал в нем, организационное руководство да еще Тора отнимали все время, и даже ахнул от удивления. Я представлял себе нечто сверхмодерное — многоярусную космическую ракету. Но Мефистофель и здесь проявил свое пристрастие к ветхозаветному оформлению. Это был точный двойник построенной в конце прошлого века парижской Гранд-Опера — позолота, зеркала, огромные бронзовые люстры с хрустальными подвесками, вишневый бархат кресел и даже допотопные ложи бенуара, о существовании которых я знал только из кино.
Но бархат при ближайшем рассмотрении оказался синтетическим, кресла были диковинной формы, и повсюду — из потолка и пола, из барьеров лож и даже из спинок кресел выглядывали сверкающие жерла телеобъективов.
Те же контрасты нас ожидали на сцене — лепные фигуры муз по бокам, а вместо задника — металлическая стена.
На потолке зажглась надпись: “Внимание! Камеры включены!” Пока синтетически-бархатный занавес раздвигался с ужасающей медлительностью, приведшей бы в ярость даже постановщика времен Наполеона III, я еще раз оглядел участников передачи. Их было ровно сто — кинознаменитости, не менее знаменитые политические комментаторы, комики, певцы, танцоры. Тора сидела немного впереди, ее черная туника пока оставалась черной.