Мигель кивнул. Следующая золотая пластина примыкала к той, которую он сейчас занимал. Ему пришлось лишь сделать небольшой шаг. Мигель не торопился. Снова ничего не произошло. Древний механизм за потолком и стенами лишь продолжал поскрипывать. Мигель двинулся к очередной золотой плите, на этот раз перепрыгнув через серебряную. Все прошло удачно.
Направившись следом за приятелем, Гил заметил, что тот немного расслабился, хотя и продолжает шевелить губами, беззвучно повторяя молитву. Двое медленно пересекали зал. Пластина за пластиной, ряд за рядом они приближались к золотому идолу. Наконец осквернители гробниц добрались до последнего отделяющего их от сокровищ ряда. Там лежали только серебряные плиты. Единственной золотой была та, на которой размещался идол и богатства.
Мигель повернулся к Гилу.
Тот пристально разглядывал вождя инков. Резко выделявшиеся на фоне темного гранита золотые глаза статуи, казалось, насмешливо смотрели на человека. Это неприятно задело Гила. Неужели его планы может нарушить жалкая горстка идолопоклонников? Особенно тогда, когда он так близок к цели.
Охранник догнал Мигеля, снова оказавшись с ним на одной пластине. Оба не осмеливались пересечь тот серебряный ручей, за которым их ждало богатство. Но это совсем не означало, что Гил не может стащить что-нибудь из-под ног статуи. Ухватив винтовку за приклад, Гил протянул ее через серебряные плиты к идолу.
Кончик винтовки едва доставал до груды драгоценностей. Затаив дыхание, Гил попытался тронуть их своим орудием. Что, если здесь снова скрывается ловушка? Чуткие уши Гила уловили в мерном ритме едва заметную перемену. Он сжался, однако ничего не случилось.
Гил пробормотал ругательство. Винтовка в его протянутой руке заплясала. Он начинал терять выдержку. Гил глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и сосредоточился на своей задаче, отказываясь сдаваться. Не обращая внимания на то, что плечо заныло от напряжения, он лишь покрепче стиснул зубы. В конце концов его усилия не пропали даром. Гил выудил из груды сокровищ два кубка, золотой и серебряный, украшенные змейкой из изумрудов и рубинов. Но больше всего Гила привлекли их крупные изогнутые ручки.
Просунув в одну из них дуло винтовки, он поднял кубок над остальными вещами и задрал дуло вверх — серебряный кубок скользнул по стволу к деревянному прикладу. Гил притянул винтовку к себе и выпрямился. Стряхнув с нее драгоценную добычу, он передал ее Мигелю.
— За твою храбрость, mi amigo.
Тот схватил кубок трясущимися пальцами. В этом единственном предмете заключалось богатство, способное обеспечить всю семью коротышки до конца дней. Мигель прошептал благодарственную молитву.
Гил недовольно отвернулся, так как считал, что товарищ должен благодарить не Бога, а его. Он встал на колени и потянулся за золотым кубком. Вскоре драгоценность перешла к нему в руки. Это была его награда. Гил знал одного скупщика краденого антиквариата, который охотно заплатил бы за любой сохранившийся артефакт инков втрое больше стоимости самого золота. Сунув кубок за пазуху, Гил повернулся к статуе спиной и задумался над тем, что делать дальше.
Охранник похлопал по спрятанной в кармане жилета гранате. До тех пор, пока не прибудет команда, способная нейтрализовать ловушку, оставшиеся сокровища нуждались в защите. Как только проклятый механизм выведут из строя, Гил со своими людьми сможет спокойно забрать богатства. Существует лишь одна помеха на пути к его замыслу — группка крепко спящих в палатках американцев. Гил сжал в руке винтовку. Они не должны дожить до рассвета.
Гильермо махнул Мигелю в сторону выхода. Того не надо было уговаривать — он и сам торопился унести свое маленькое сокровище. Мигель перескочил на соседний золотой квадрат.
Взвизгнули шестеренки. Плита вместе с Мигелем взметнулась к потолку, подпертая толстым стволом дерева. Соответствующая серебряная пластина наверху скользнула в сторону, и из отверстия посыпались серебряные шипы.
Видя неминуемую гибель, Мигель попытался скатиться с плиты на пол, однако не успел. Шипы пронзили ноги охранника от колен до ступней, раздирая мышцы до самых костей. Мигель завизжал от боли. Когда он попробовал освободиться от острых шипов, его кости затрещали, словно сухие ветки.
Вскоре золотая пластина плавно опустилась на прежнее место. Запачканная кровью, она оказалась пустой. Гил поднял голову. Удерживаемый острыми шипами за ноги, Мигель висел под потолком.
Из его изувеченных ног лилась кровь. Несчастный бился, пытаясь освободиться. Наконец ему это удалось, и он рухнул на металлический пол с высоты второго этажа. Снова раздался жуткий треск костей.
Когда Мигель падал, Гил отвернулся. Затем посмотрел на лежащего приятеля. У того уцелела только правая рука. Мигель пытался опереться на нее, но боль оказалась нестерпимой, и он снова распластался на полу. Слишком измученный и ошеломленный всем случившимся, чтобы кричать, раненый лишь тихо постанывал, с мольбой глядя на Гила.
Но тот не мог его спасти.
Вскидывая винтовку, Гил прошептал:
— Прости.
Он послал пулю прямо Мигелю в лоб — выстрел прогремел в закрытом помещении с оглушительной силой. Стоны раненого прекратились. Из дырочки во лбу тонкой струйкой потекла кровь.
Гил еще раз осмотрел половицы. Мигеля погубила золотая! Почему они перестали быть безопасными? Неужели Гил ошибся? Или изменились правила игры? Ему вспомнилось, что, когда он копался в груде сокровищ, ритм механизма нарушился. Что-то произошло. Гил напряженно всмотрелся в квадраты пола. Мигель приземлился на серебряный без всяких последствий. А вдруг безобидными теперь стали серебряные пластины? Золотые вели к идолу, а серебряные — к выходу. Неужели все так просто?
Подопытных кроликов не осталось, и свою теорию Гилу предстояло проверить самому. Он осторожно протянул винтовку и постучал прикладом по следующей, серебряной пластине. Ничего не случилось. Но доказывает ли это что-нибудь? Что, если для приведения ловушки в действие требуется вес всего тела? Гил медленно опустил ногу на квадрат. Задерживая дыхание, перенес на нее вес тела, готовый отпрянуть назад при первом движении плиты или перемене в рокоте механизма. Теперь он стоял одной ногой на новой серебряной плите, а второй — на золотой. По-прежнему ничего не происходило.