Беднорц потребовал вызвать Джумаеву в суд. Ее вызвали, и она подтвердила показания брата.
Но и это не поколебало члена Верховного суда республики Милосердову. Суд продолжался.
Когда давала показания робкая, застенчивая Светлана Гриценко и называла себя женой подсудимого Клименкина, Наталья Гурьевна Милосердова прервала ее.
— Какая вы жена?! — с негодованием сказала она. — Вы — сожительница!
Показания спутников Ичилова, которые якобы были в ту ночь на вокзале Мары и тоже видели, как Клименкин «играл ножом», а потом пошел вслед за старухой, — тех самых его «знакомых», фамилии которых он обещал узнать и «узнал», — существенно расходились с его собственными показаниями. И наверняка — с действительностью. Они заявили, что приехали в Мары 26 апреля сдавать шерсть, однако овец в Туркмении стригут не в апреле, а в мае… Кроме того, время их «приезда» не совпадало с расписанием поездов. Потребовался их вторичный вызов в суд… Наталья Гурьевна вызвала сначала Ичилова и вручила ему повестки для его «знакомых» — Игембердыева и Сапаровой. Адвокат Беднорц немедленно сделал заявление: ведь это противозаконно, свидетели по делу не должны общаться между собой, ведь они могут таким образом сговориться! Закон запрещает это! Протест адвоката был, однако, председательствующей отклонен, а когда Игембердыев и Сапарова явились в суд, их показания уже не расходились ни между собой, ни с показаниями Ичилова…
В течение всего процесса защитник подал шесть ходатайств. А также сделал два заявления о неправильных действиях председательствующего. Наконец адвокат Беднорц заявил официальный отвод судье. Два заседателя, имеющие право отвести председательствующего, посовещавшись, не поддержали требования адвоката.
ПОКАЗАНИЯ КАСПАРОВА
С тех пор как Виктор Тигранович Каспаров давал показания на втором процессе, прошло полгода. Тогда, выйдя из здания суда, он был уверен, что Клименкина оправдают.
Однако тотчас после суда в Мары приехал следователь по особо важным делам. И развил бурную деятельность. Каспаров видел: с энергичным упорством новый следователь ищет подтверждения все той же первоначальной, полностью дискредитированной версии. Ко всему прочему допросы Бойченко проводит не в здании прокуратуры, что было бы естественно, а в помещении ЛОМа. И на допросах постоянно присутствует Ахатов.
Наконец пришел вызов Каспарову.
Идя на допрос, он все же надеялся на объективность следователя. Мало ли что говорят! Все-таки — «по особо важным делам», он-то должен же разобраться…
Было жаркое, солнечное утро. Ровно в 9 часов Каспаров вошел в большой мрачноватый кабинет — одно из помещений ЛОМа. За столом сидел сравнительно молодой человек с холодным, строгим лицом. На столе — множество папок, бумаг. Два магнитофона.
— Фамилия? — коротко спросил человек, едва ответив на приветствие Каспарова. — Имя? Отчество?.. Подписать!
Каспаров с удивлением смотрел на него. С первых же минут возникло странное ощущение, что перед ним не человек, а машина. Никаких эмоций не читалось на молодом, довольно красивом лице. Вопросы он задавал ровным дикторским, отлично поставленным голосом. И движения его были словно бы механические.
Каспаров подписал уведомление об ответственности за дачу ложных показаний.
— Я буду записывать все ваши показания на магнитофон, — тем же ледяным тоном произнес Бойченко, глядя в пространство перед собой и положив палец на клавиши записи аппарата, который стоял на столе. — Задаю вопрос, — сказал он и нажал на клавишу. — Какие у вас отношения с матерью Виктора Клименкина?
— Обыкновенные, человеческие, — ответил Каспаров.
— Не так, более развернуто, — ровным тоном произнес Бойченко, остановив запись и опять положив палец на клавишу. — Какие цели вы преследовали при поездке в Москву? Кто покупал билеты на самолет, она или вы? На чьи деньги? Отвечайте.
— С позиции справедливости я… — начал Каспаров.
— Стоп. Это не относится к делу. Отвечайте прямо на поставленные мною вопросы. Вопрос первый: брали вы деньги у матери Клименкина или не брали? И если брали, то сколько?
Допрос продолжался в общей сложности около шести часов.
— Речь идет о Клименкине, а не обо мне! — несколько раз не выдерживал Каспаров.
Но тем же сухим, холодным тоном, тем же ровным голосом автомата следователь Бойченко прерывал его, приказывая не отвлекаться и отвечать четко и коротко только на поставленные вопросы. Щелканье клавиш и прерывающие реплики следователя постоянно осаживали Каспарова («щелканье бича» — пришло на ум сравнение), он уже с трудом боролся с растущим чувством безразличия к собственным показаниям.