Понимая, что запасы напитка не бесконечны, Витек с быстротой молнии вытащил из шкафчика свою кружку. В ее нутро было лучше не заглядывать. Стерильностью своей чашки я тоже, естественно, не мог похвастать, но его кружка — это было что-то! Если бы в Книге Гиннесса был рекорд на самую грязную кружку, то Витькина имела бы все шансы.
— Вить, ты бы кружку хоть разок сунул в «помойку» (это мы так нашу лабораторную посудомоечную машину обзываем). Она быстренько всю накипь отодрала бы. А то как ты можешь хоть что-нибудь пить из такой посуды? — по-философски грустно прокомментировал я свои наблюдения.
— Эх! Что б ты понимал! — радостно воскликнул парень. — Во-первых, это моя грязь, можно сказать, кровная. И потом, не грязь это вовсе, а пигментный слой. К тому же у моей кружки куча преимуществ.
— И каких же это, позвольте спросить? — вяло заинтересовался я.
— А вот, смотри: если чай «Москву видать», то в моей кружке он гораздо крепче выглядеть будет. Теперь дальше: придет к тебе твой Слава или Федя, ты же чью кружку потянешь из шкафчика доставать? Ясно, что не мою, а Любочкину или Ирчика. Они потом дутые ходят, а сказать боятся. Так что можешь рассматривать это как мое фирменное противоугонное средство!
— Да тут, оказывается, целая жизненная позиция, — попытался я восхититься.
Вдруг Витька как-то скис и признался:
— Если честно, то я пытался ее в «помойку» пихнуть, но меня Ирка застукала и наорала, что я своей кружкой всю лабораторную посуду испохаблю. Так что как-нибудь так уж…
— А между прочим, чего это я тут своим рылом в такую тонкую жизненную философию лезу? — хмыкнул я, разглядывая темный ободок на своей кружке. Потом решил, что мне все равно не угнаться за Витькиными достижениями, и пошел отдраивать грязь посудной щеткой.
О полудохлой собаке мы не произнесли ни слова: он, видимо, боялся, а мне уже надоело строить из себя Евгения Грозного.
Вдруг меня словно громом поразила одна мысль: «Я же с этими делами даже позабыл позвонить друзьям — членам нашего „клуба“!» Надо оговориться, что этот «клуб околонаучных разгильдяев» состоял из вашего покорного слуги и двух приятелей-одноклассников: Федьки — кудрявого коренастого физика — и Славки — высокого светловолосого красавца медика. Оба приятеля были младшими научными сотрудниками. Причем Федька работал совсем недалеко от меня в институте Физики, который занимал соседнее крыло огромного комплекса здания Академии наук. Так что для общения нам, как лабораторным мышам, было достаточно пробежаться полста метров по переходам и лабиринтам здания-монстра отечественной науки.
А вот Славка работал в лаборатории Нейрофизиологии, института Экспериментальной медицины, расположенного в полукилометре от основного корпуса академии. Поэтому встретиться с ним было просто невозможно без выхода во внешнюю среду околонаучного пространства, которая не всегда была благоприятна для нашего хлипкого брата.
Начинать обзванивать приятелей надо с Федьки. Мне вспомнилось, что еще до моей поездки за бугор у Славы что-то закрутилось на любовном фронте, и, судя по его вечно отсутствующему виду и голосу, весьма серьезно.
Физик откликнулся сразу, как будто только и делал, что сидел у телефона и ждал моего звонка.
— Федор Игнатьевич Карасин, лаборатория Полевой Физики! — бодро и официально пробасила трубка.
Друг, как всегда, выпендривался. Я выдержал паузу и ехидно произнес:
— А где ваше «алло», многоуважаемый, или я разговариваю с автоответчиком?
— Ах ты, паршивец! Не смей отождествлять меня с какой-то машиной! — заорал радостно приятель. — Прибыл-таки в родные пенаты. Ну что, какие новости с биологического фронта?
— Хреновые! Прибыл, а тут сразу ошарашили — впору инфаркт хватать. Считай, что собаку убили.
— И чего ж вы так развоевались, что своих уже не жалеете?
— Да вот, пала смертью храбрых — за родину, за барина!
— Ага, а барин — это, разумеется, ты.
— Да нет. Скорее Любочка.
— A-а, это милое, кудрявое, вечно тараторящее создание? Как же она собачку-то замочила? И не жалко? Ай-ай-ай!
— Ну, не такая уж она у нас вампирша. Скорее несчастный случай — шальная пуля, так сказать.
— Но эт ты брось! В каждой женщине сидит вампир. Хотя бы маленький. Не успеешь оглянуться, как присосется кровушки попить. И ведь как приятно! Истинный вампир должен быть приятен, а то он с голоду сдохнет, — вкрадчиво выговаривал Федька.
— Да брось ты! Сказок перечитал явно.
— Э-э, брат! Пока ты сам в этих сказках разбираться не научишься, так они и будут квасить тебя всю жизнь, — явно намекая на мои неудачи с женщинами, выговаривал мне Федька. И вдруг ни с того ни с сего его посетила действительно здравая мысль. — Слушай, Кот! Давай вечером посидим где-нибудь. Надо же твое возвращение отметить!