Кополимер умолк, чрезвычайно довольный собой.
– Какая битва… – пробормотал он слабеющим языком и с кроткой улыбкой на губах погрузился в сон.
Только тут Теппик заметил, что все это время слушал Кополимера с открытым ртом, и поспешил закрыть его. Часть сидевших за столом всхлипывали и утирали слезы.
– Волшебно! – воскликнул Зенон. – Маг и кудесник. Каждое слово – перл на канве Времени.
– Такое впечатление, он помнит все до мельчайших подробностей. Какое отточенное мастерство! – пробормотал Ибид.
Теппик оглядел стол и слегка подтолкнул сидевшего рядом Зенона.
– Кто здесь кто? – поинтересовался он.
– Ну, с Ибидом ты уже знаком. С Кополимером тоже. Вон там сидит Езоп, величайший в мире баснописец. А это Антифон – величайший комический драматург.
– А где же Птагонал? – спросил Теппик.
Зенон указал на сидящего за дальним концом стола мрачного, с испитым лицом человека, который пытался измерить угол между двумя хлебными катышками.
– Чуть позже я вас представлю друг другу, – пообещал Зенон.
Лысые головы и длинные белоснежные бороды вдруг показались Теппику неким знаком цеховой принадлежности. Как бы само собой предполагалось, что все обладатели лысых голов и длинных белоснежных бород – кладези мудрости. Единственным исключением был Антифон, розовый и лоснящийся, как ветчина.
«Да, вот они, великие умы, – сказал про себя Теппик. – Вот люди, которые пытаются выяснить, как устроен мир, не с помощью магии и не с помощью религии, а просто ища зацепку в любой, самой маленькой трещине и стараясь ее углубить».
Ибид постучал по столу, прося тишины.
– Тиран призвал к войне с Цортом, – начал он. – Давайте же выясним, какое место занимает война в идеальной республике. Нам потребуется…
– Прости, ты не мог бы передать сельдерей, – попросил Езоп. – Благодарю.
– …Итак, как я уже сказал, идеальная республика основана на фундаментальных законах, которые…
– И соль. Она у тебя под рукой.
– …На фундаментальных законах, которые управляют всеми людьми. Не подлежит ни малейшему сомнению, что война… перестань, пожалуйста.
– Но это же простой сельдерей, – возмутился Езоп, жизнерадостно хрупая. – Сельдерей и война – две совершенно разные вещи.
Зенон подозрительно уставился на нечто, лежащее у него на тарелке.
– Послушайте, это же кальмар, – заявил он. – Я не просил кальмара. Кто заказывал кальмара?
– …Вне всякого сомнения, – повторил Ибид, повышая голос, – вне всякого сомнения, война…
– А я думал, это бараний кускус, – удивился Антифон.
– Выходит, кальмар твой?
– Нет, я просил макрель и барабульку.
– А я заказывал баранину. Передай мне ее, пожалуйста, будь любезен.
– Не припоминаю, чтобы кто-нибудь заказывал столько чесночных гренок… – нахмурился Зенон.
– Послушай, кое-кто здесь пытается развить философскую концепцию, – саркастически заметил Ибид. – Ты прости, что мы тебе мешаем, ладно?
Кто-то бросил в Зенона хлебной коркой.
Теппик пригляделся к тому, что лежало у него на тарелке. В Древнем Царстве дары моря редко употребляли в пищу, и то, что лежало перед Теппиком, вызывало подозрение чрезмерным количеством клапанов и присосок. Он очень осторожно приподнял виноградный лист – Теппик мог поклясться, что кто-то шустро юркнул за маслину.
Да, это, пожалуй, тоже следует запомнить. Эфебцы делают вино из всего, что можно положить в ведро, и едят все, что не может само из него выбраться.
От толкнул пальцем то, что лежало у него на тарелке. Часть содержимого дала ему сдачи.
Философы совершенно не слушали друг друга, твердя каждый о своем. Возможно, это и есть домкратия в действии.
Очередной хлебный шарик пролетел совсем рядом. Стало быть, пришло время дебатов.
Внезапно Теппик обратил внимание на невысокого тощего – кожа да кости – человека, сидящего напротив, который с чопорным видом жевал нечто щупальчатое. Не считая Птагонала, который мрачно вычислял радиус своей тарелки, человек этот был единственным, кто не пытался утвердить собственную правоту за счет своей глотки. Время от времени он что-то помечал на клочках пергамента и прятал их в свою тогу.
Теппик наклонился к нему через стол. Чуть дальше Езоп, подбадриваемый оливковыми косточками и хлебными шариками, начал рассказывать длинную басню о лисе, индюке, гусе и волке, которые побились об заклад, кто из них дольше пробудет под водой с привязанным к лапам тяжелым грузом.
– Я прошу прощения, – повысил голос Теппик, стараясь перекричать шумное сборище, – но нас не представили…
Человечек робко поглядел не него. У него были огромные уши. При определенном освещении его по ошибке можно было принять за узкогорлый кувшин.
– Я – Эндос, – ответил он.
– А почему ты не философствуешь? Эндос продолжал препарировать непонятного моллюска.
– Дело в том, что я не философ, – объяснил он.
– Тогда, наверное, ты автор комедий или чего-нибудь еще? – предположил Теппик.
– Боюсь тебя разочаровать. Я – слушатель. Эндос-слушатель, тем и известен.
– Любопытно, – пробормотал Теппик, ровным счетом ничего не понимая. – И что же ты делаешь?
– Слушаю.
– И все?
– Именно за это мне и платят, – признался Эндос. – Иногда я киваю. Или улыбаюсь. Или киваю и улыбаюсь одновременно. Ободряюще. Им это нравится.
Теппик почувствовал, что собеседник нуждается в небольшом комментарии.
– Вот это да! – выразился он.
Эндос ободряюще кивнул ему и улыбнулся улыбкой, которая недвусмысленно давала понять, что из всех занятий в мире в данный момент для него нет ничего более привлекательного, чем внимать Теппику. С его ушами что-то произошло. Они стали похожи на две большие раковины с черными отверстиями, жаждущими слов. Теппик почувствовал непреодолимое стремление рассказать Эндосу всю свою жизнь, все сны и мечты…