Автоматически, даже не задумываясь, что делаю, я перепрыгнул через стол и свалил парня на пол. В тот же момент рядом со мной оказались еще двое, они прижали его к полу и отняли пистолет.
Я поднялся на ноги и бросился к дяде Рокко. Он стоял, опираясь на Ким, и был очень бледен.
– Скажите, чтобы прислали врача, – крикнул я. Двое пришедших мне на помощь подняли нападавшего и поставили на ноги. Старик в инвалидной коляске, сидевший весь вечер по правую руку от дяди Рокко, сердито что-то сказал. Потом вытащил пистолет и выстрелил молодому человеку прямо в голову. Я расстегнул пиджак на дяде.
– Я хотел мирно умереть в своей постели, а не от пули, – простонал он.
Я осмотрел его и улыбнулся.
– От этой раны ты не умрешь. Тебе всего лишь прострелили плечо.
Старик в инвалидной коляске повернулся ко мне и на этот раз заговорил на чистейшем английском языке, чем я был бесконечно удивлен.
– Я прошу прощения, – сказал он. – Такие, как этот, всех нас только позорят.
Мы были в своем номере в гостинице. Дядя Рокко стонал, пока доктор извлекал пулю из мягких тканей плеча. Потом он быстро обработал рану йодом и перевязал плечо. Он одел дяде Рокко на шею повязку и осторожно уложил в нее руку. Потом сказал что-то по-итальянски.
– Что он сказал? – поинтересовался я. – Я не все понял.
– Он сказал ему, чтобы дядя не двигал рукой и что повязку необходимо менять ежедневно, – перевела Ким.
– Ну что же, неплохо.
Доктор вынул шприц для инъекций и сделал дядюшке укол пенициллина, потом еще что-то сказал по-итальянски.
– Он сказал, что этого пока достаточно и что больному необходимо принимать по две таблетки аспирина каждые четыре часа, чтобы снять боль, – снова перевела Ким.
Доктор встал, сложил свои инструменты в чемоданчик, потом сказал что-то Ким. Она кивнула.
– Он сказал, что зайдет завтра утром проведать больного.
– Спроси его, сколько я ему должен.
Ким задала вопрос. Доктор улыбнулся и негромко ответил по-английски:
– Тысяча долларов. Я посмотрел на Ким.
– Он очень дорогой доктор, – заметил я. Доктор повернулся в мою сторону.
– Я не сообщал в полицию, по-моему, это кое-чего стоит.
Я взял пиджак дяди Рокко, достал бумажник, быстро отсчитал десять стодолларовых бумажек и передал их врачу.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– Все в порядке, – ответил доктор. – Обращайтесь ко мне в любое время.
Он ушел.
Дядя Рокко посмотрел на меня.
– Не стоило давать ему так много. Он согласился бы и на половину. На Сицилии нужно обязательно торговаться.
– Вот еще! Это же твои деньги.
– Черт побери!
Я пододвинул стул к кровати.
– Ну, а теперь объясни мне, пожалуйста, что здесь произошло вчера вечером? Каждый раз, когда я приезжаю к тебе, кто-нибудь в тебя стреляет, – сказал я. – Я не хочу, чтобы они и в меня стреляли.
– Они просто идиоты.
– Меня не интересует, кто они и чем занимаются. Я хочу, чтобы ты мне сказал, что ты собираешься делать в связи с этим. И что делать нам?
– Ты в связи с этим ничего делать не будешь. Этим займутся люди чести.
– Почему ты в этом так уверен? Может быть, именно они тебя и подстрелили.
– Не говори глупостей, – возразил дядя. – Теперь мы все вместе занимаемся законным бизнесом.
– Если хочешь, оставайся у нас в гостинице на ночь, – предложил я. – Я думаю, здесь тебе будет гораздо удобнее, чем на яхте.
– Спасибо за приглашение, – отозвался он. – Кроме всего прочего, уже очень поздно, и, мне кажется, всем нам пора хоть немного поспать. Завтра поговорим с Альмой и Гонсалесом. А потом доктор сделает мне перевязку, и мы поедем домой.
Он снова посмотрел на меня.
– Тебе придется сделать остановку в Нью-Йорке и заглянуть в «Интер-Уорлд Инвестментс». У них там два этажа офисов. Ты можешь начинать знакомиться с руководящим составом.
Глава 12
Доктор приехал в десять часов утра, чтобы сделать дяде Рокко перевязку. Он измерил ему температуру и, кажется, остался доволен – температура была нормальной. Он быстренько сделал дяде еще один укол пенициллина и осторожно уложил руку в повязку на груди.
– У вас все в порядке, – сказал он дяде Рокко. – Вам просто нужно делать перевязки и давать плечу некоторый отдых. И все будет в порядке.
Дядя Рокко поблагодарил его и проводил до самой двери. После того как врач ушел, дядя вернулся и сел за стол, где мы все вместе пили кофе.
– От Альмы есть какие-нибудь новости? – спросил он.
– Нет.
– Странно. Я удивлен, что она до сих пор не позвонила и не приехала сюда за мной. Позвоню-ка я ей сам на яхту.
– У тебя есть номер? – поинтересовался я.
Дядя Рокко кивнул. Он вынул из кармана листок бумаги и продиктовал номер оператору на коммутаторе отеля. Некоторое время он ждал у телефона, прислушиваясь к гудкам. Потом посмотрел на меня. На его лице отразилось беспокойство.
– Никто не отвечает. А ведь они должны быть на месте, – сказал он.
– Может быть, они с Гонсалесом уже едут сюда, – предположил я.
– По-моему, нам стоит съездить на яхту.
– Хорошо.
Я позвонил портье и вызвал машину. Через пятнадцать минут мы были уже на причале в гавани, где на якоре стояла яхта. «Императрица Буало» имела сто двадцать футов в длину и хороший мотор и была построена в Каннах в Шантье д'Эстерель.
Мы вылезли из машины и вначале внимательно рассматривали яхту с причала. На борту никого не было видно. Дядя Рокко молча вытащил пистолет.
– Давай поднимемся на борт, – сказал он мне, а потом добавил, обращаясь к Ким:
– А ты лучше останься в машине.
– Почему? Вы думаете, там что-то произошло?
– Не знаю, но лучше не рисковать. Он посмотрел на меня.
– А у тебя есть пистолет?
У меня был девятимиллиметровый пистолет, который подарил мне Гонсалес. Вслед за дядей Рокко я поднялся по сходням на борт. Мы ступили на палубу, прошли через кают-компанию и вошли в рубку.
Дядя Рокко знаком удержал меня и указал рукой куда-то вниз. Я посмотрел. На полу, под штурвалом, скрючившись лежал матрос.
Дядя Рокко развернулся и повел меня вниз по маленькой винтовой лестнице. Она вела к каютам. Как только мы вошли в коридор, я посмотрел вниз и увидел генерала Гонсалеса, лежавшего на полу с двумя пулевыми ранениями в голове. Тут же дядя Рокко распахнул дверь первой каюты. Распростершись поперек кровати, лежала Альма с перерезанным горлом. Все простыни были залиты кровью. У меня к горлу подступила тошнота.