Глава третья
АЙ ЛЮЛИ, СЕ ТРЕ ЖОЛИ...
С утра на судне стараниями товарища Панкратова прямо-таки нагнеталась торжественная обстановка: динамики, включенные на полную громкость, в данный момент как раз сообщали на всю прилегающую акваторию: И вновь продолжается бой! И сердцу тревожно в груди! И Ленин, такой молодой, И юный Октябрь впереди! Сам же товарищ Панкратов, сияя надраенными регалиями, суетился, что твой колобок, он то исчезал в недрах "Сириуса", то вновь возникал на палубе, неутомимо напоминая всем и каждому, что товарищи мужского пола обязаны надеть галстуки, а лица пола женского - особое внимание уделить длине юбок, понятно, в сторону максимума, отличающих советского человека за рубежом приличий. Натолкнувшись на Мазура, он, видно, замотался уже настолько, что прошипел: - Комсомольский значок есть, а награды где? - Това-арищ Панкратов... - сказал Мазур тихонько. - Мне что, "За боевые заслуги" нужно было с собой прихватить? Вопреки строжайшим инструкциям начальства? Панкратов очнулся: - А? Н-да, точно... Галстук поправьте. - Он с определенным сомнением покосился на пенсне принаряженного Лаврика, явно настроенный недоброжелательно по отношению к сему нехитрому оптическому прибору. Не удержался: - Вид у вас... - Вы никогда не видели портретов товарища Луначарского в пенсне? преспокойно осведомился Самарин. - А, ну да... Ладно, проходите в автобус. - Он покосился вправо и, стараясь проделать это понезаметнее, от души сплюнул: - Тв-варь такая, расстрелял бы... Справа, на палубе "Русалки", калифорнийский облом Драйтон прилагал все усилия, чтобы испаскудить святой для каждого советского человека праздник: вся его компашка, состоявшая из него самого, ослепительных блондинок Гейл с Моникой и четырех бездельников мужского пола, маршировала взад-вперед от носа к надстройке, причем Драйтон что есть мочи колотил в местный барабан, похожий на половинку дыни. На шее у всех алели куски материи, долженствующие, надо полагать, изображать рионерские галстуки, вся банда, включая девушек, была лишь в плавках. Мало того, по сигналу Драйтона они время от времени дружно орали: - Лье-нин! Парртия! Комунисм! - И еще что-то неразборчивое, что, скорее всего, было вовсе уж исковерканными русскими словами. На Панкратова жутко было смотреть, он клокотал и кипел, как распаявшийся самовар, но прекрасно понимал, что ничего не в силах предпринять, - провокаторы не покидали суверенной американской территории, каковой согласно международным законам являлась "Русалка", мало того, вели себя так, словно и не подозревали о присутствии метрах в пяти от их корыта советского судна "Сириус"... - Послу напишу докладную, - жалобно пропыхтел Панкратов. - Пусть подаст ноту... - Не получится, - изображая полнейшее равнодушие, пожал плечами Лаврик. Зацепки не усмотрит. Вот если бы они к нам на палубу полезли... Пойдемте? ...Бюст Ленина располагался в весьма живописном месте - совсем неподалеку от берега океана, под величественными пальмами. Мазур впервые участвовал в такой церемонии и поначалу увлекся, смотрел во все глаза. Самого президента островной республики так и не дождались, должно быть, занят вовсе уж неотложными государственными делами, зато ив черном "Ситроене" под эскортом четырех мотоциклистов в белых шлемах и белых крагах прибыл его высокопревосходительство Арман Лажевен, губернатор острова, по здешнему обычаю соединявший в своих руках все мыслимые власти, от судебной и полицейской до таможенной и культурно-просветительской. Осанистый и вальяжный был господин, смуглый и курчавый, с четырьмя наградами на груди. Мазур таращился на него и свиту во все глаза, он так и не успел привыкнуть к весьма экзотическому облику местных жителей. Здесь, на островах, смешалась кровь африканских рабов и пиратов всех европейских национальностей, французских колонистов, английских и арабских моряков, китайцев, индийцев, мадагаскарцев. И потому проще всего было сказать, что коренные ахатинцы походили исключительно сами на себя: смуглые, курчавые, с выразительными чертами лица, то недвусмысленно напоминавших о близкой Африке, то казавшихся инопланетянами-гуманоидами с неведомой планеты. Попадались настолько красивые девушки, что мужику их даже не хотелось трудно представить этих марсианок в прозаической постели. Увы, постепенно все стало оборачиваться неинтересной рутиной - сначала возложили гирлянды ярких тропических цветов советские дипломаты и губернатор со свитой, потом к бюсту с такими же гирляндами потянулись местные, потом произносили речи, гости и хозяева, потом подростки устроили длиннющий концерт с песнями и декламацией на четырех языках. Становилось все скучнее. Мазур, когда Самарин незаметно подтолкнул его локтем, переключил внимание на кучку иностранных журналистов - те тоже уже откровенно скучали, засняв все достойное внимания. Мадлен он отыскал взглядом довольно быстро. Она тоже, полное впечатление, умирала от скуки, лениво облокотясь на капот своего простенького зеленого "джипа", ее оруженосец-оператор, положив камеру на капот, старательно пускал кольца дыма, с той же скукой озирая многолюдное собрание. Конечно, она старше Мазура лет на десять. Но все равно была хороша синеглазая блондинка в защитного цвета шортах и белой блузке, небрежно расстегнутой ровно настолько, Чтобы ничего не явить нескромным взглядам, но заставить мужские мысли свернуть на избитую тропку. Добросовестно попытавшись усмотреть в ней хоть какие-то отличительные признаки разведчицы, Мазур вскоре мысленно расписался в полнейшем бессилии: он попросту понятия не имел, что это должны быть за признаки. Даже темных очков не носила. 3-заданьице.... Но как ее блузка обтягивает, господа офицеры, товарищ Панкратов все глаза украдкой проглядел... Неужели кончилось? Да, похоже, отбой. Его высокопревосходительство, чинно беседуя с советским послом, направляется к своей машине, мотоциклисты подобрались, замолотили подошвами по стартерам, произошел тот неуловимый перелом, после которого аудитория рассылается на кучки и группки, перестав осознавать себя участниками. - Вперед, друг мой, вперед... - посоветовал на ухо Самарин. - Валяй со всей непосредственностью, подзадержись сначала, пока наши малость подрассосутся, - и с богом... Добросовестно потоптавшись у монумента, сделав вид, что увлеченно разглядывает надпись на нем и орнамент, Мазур мало-помалу отбился от потока соотечественников и взял курс чуточку левее, так, чтобы он пролегал неподалеку от "джипа". Разведчик из него был никудышный, но, с другой стороны, здесь требовалось не мастерство Штирлица, а обычная ловкость молодого мужика, с определенных пор умеющего якобы невзначай столкнуться с конкретной девушкой на улице, а там и заговорить. Одним словом, он топал себе, не особенно пялясь по сторонам, всем видом показывая, что бредет скучающе, без ясной цели, - и очень быстро достиг своей цели. Был замечен. - Сирил! Вот теперь можно было совершенно непринужденно остановиться. Он подпустил радушия в улыбку: - Здравствуйте, Мадлен! И с самым живейшим интересом уставился на крыло "джипа". - Сирил, вы меня разочаровываете, - сказала француженка. - Мы с вами третий раз сталкиваемся, и каждый раз вы, виляя взглядом, таращитесь мимо меня на мою машину... - Завидую, - сказал Мазур. - У нас таких нет. - А как же "все советское - самое лучшее"? Русского она не знала, но по-английски трещала не хуже Мазура, так что языкового барьера не возникало. - А я и не говорю, что ваша машина лучше наших, - сказал Мазур с простецкой ухмылкой, - Я говорю, что у нас таких нет. - А вы, оказывается, дипломат... - Увы, - сказал он. - Я скучный ихтиолог. Совершенно неподходящий материал для интервью. - Глупости, - энергично сказала Мадлен. - Хороший репортер должен сделать интервью из чего угодно. - Тут нет ничего для меня обидного? "Из чего угодно" - это, знаете ли, может означать нечто вовсе уж непрезентабельное... Оператор по имени Жиль лениво курил, совершенно не интересуясь разговором. Если он и был разведчиком, то - гениальным. Столь законченное равнодушие ко всему на свете, включая и Мазура, и свою начальницу, нужно уметь сыграть... - Помилуйте, Сирил! Я только хотела сказать, что интервью можно сделать изо всего. Даже из вашей скучной ихтиологии. Особенно если учесть, что на этом острове не происходит ровным счетом ничего интересного. Вчера в полиции сообщили, что, по их данным, поблизости от Баэ вроде бы была замечена шхуна контрабандистов - и на эту голую косточку дружно кинулись все мои коллеги, включая меня... Наиболее циничные засняли парочку парусов на горизонте и отослали снимки в качестве иллюстрации подлинного судна контрабандистов. Увы, мне воспитание не позволяет прибегать к подобным финтам. Скука... Даже сепаратисты куда-то подевались. Они не пытались взять вас на абордаж? - Мы их вообще не видели, - сказал Мазур чистую правду. - Пока неделю торчали в море, видели массу судов и суденышек, но не станешь же запрашивать у каждого, кто он такой. Пусть себе мимо плывут, так спокойнее... - И никакого морского змея? Мазур навострил было уши, но тут же сообразил, что она имела в виду, конечно же, не Колю Триколенко, а легендарное чудище из пучины. - Увы... - пожал он плечами. - Я же говорю, непроходимая скука... - грустно сказала Мадлен. - Ну хоть капельку интересного, умоляю! - Увы, - повторил Мазур. - Я вам могу, конечно, рассказать, как мы пытаемся обнаружить скопления рыбы вдали от традиционной шельфовой зоны, над подводными хребтами... - Сирил, бога ради! - она в комическом ужасе зажала уши. - По-английски эта абракадабра звучит особенно угнетающе... Поправив бутафорские очки, Мазур печально пожал плечами: - Вот видите, ничем не могу быть вам полезным... И этак бочком, с видом не желающего навязывать свое общество воспитанного человека, отодвинулся на шажок в сторону. И тут же остановился, услышав энергичное: - Подождите! - Да? - В конце-то концов... - протянула Мадлен, откровенно разглядывая его с легкой улыбкой. - Если постараться, можно сделать интервью с самым обычным советским человеком. У себя на родине он, в общем, типичен, но для нашего читателя и зрителя - предельно экзотичен... Вообще удивительно, что мы с вами вот так простецки болтаем один на один. Ваши люди - я и о "Сириусе" и вообще - от меня откровенно шарахаются, как будто я шпионка... - Должны же здесь быть шпионы, - сказал Мазур. - Ого! Масса. Учитывая, что спецслужб здесь, собственно говоря, не существует. Англичане тут, как и во всех своих колониях, поставили неплохую полицию, которая почти вся и досталась в наследство президенту, но много времени пройдет, прежде чем на ее основе местные родят контрразведку... Так что здесь вольготно разгуливает масса агентов - ваших и американских, юаровских и кенийских... - Покажите хоть одного, - сказал Мазур. - В жизни не видел шпиона. - Ну-у! Я в теоретическом смысле, Сирил. Сами понимаете, толкового тайного агента даже прыткая журналистка не вычислит... Впрочем... Ваш второй секретарь наверняка шпион. У нас где-то писали, что все вторые секретари ваших посольств - шпионы... ну, истины ради стоит добавить, что и все вторые секретари янки наверняка тоже... Вот ваш зам-по-лит - вряд ли шпион. Чересчур недалек для шпиона. Шепчут злые языки насчет во-он того индийца... Но точно никто не знает... Итак? - Что? - Вы согласны выпить кофе с представительницей империализма и дать ей совершенно аполитичное интервью? Как живет молодой советский ученый, что он хочет от жизни, нравятся ли ему блондинки? - Особенно синеглазые, - сказал Мазур, глядя ей в глаза. Мадлен чуть подняла бровь, рассмеялась: - Ого! Вы любопытный экземпляр, Сирил. Хотя бы потому, что не убегаете от меня с визгом: "Провокация"! - А я не из пугливых, - сказал Мазур. - Но как же инструкции? Выходить в город только группами под начальством особого человека? - Ну, у нас начинают на это смотреть сквозь пальцы, - сказал Мазур. - Я не говорю "смотрят", однако помаленьку начинают... - Приятно слышать. В таком случае едем? - А почему бы и нет? - Деньги у меня есть, не беспокойтесь. - У меня тоже есть деньги, - сухо сказал Мазур. - уж на кофе хватит. - Вы прелесть, Сирил. С такой комической важностью это произносите... Ну, не вздумайте обижаться. Я женщина ехидная, такова работа... Она повернулась и что-то бросила оператору. Тот равнодушно пожал плечами, подхватил с капота камеру и побрел в глубь парка. - Лентяй потрясающий, - пояснила Мадлен. - В глубине души он вам глубоко благодарен. Сейчас возьмет упаковку пива и будет до вечера валяться на газоне, разглядывая студенток из колледжа искусств... По лености даже не пытаясь с ними познакомиться. Едем? - она ловко запрыгнула на место водителя. Мазур уселся с ней рядом. Скрежетнула коробка передач, и "джип" шустро понесся в город. Вокруг потянулись старомодные дома из красного кирпича, классически английские, невысокие, как на подбор, - согласно старому правилу, здесь отчего-то запрещалось строить здания, которые были бы выше пальм. Мазур засмотрелся на непритязательный памятный знак - глыбку красного местного песчаника, на которой был грубо высечен якорь. Именно на этом самом месте, если верить старожилам, двести с лишним лет назад вздернули на виселицу знаменитого пирата Оливье Левасера, он же - Ла Бюз. Восходя на эшафот, старавшийся умереть красиво джентльмен удачи, по преданиям, швырнул в толпу листок с шифром и крикнул, что все его закопанные сокровища достанутся тому, кто эту головоломку прочитает. Шифр этот давным-давно опубликован не только в западной, но и в советской печати, но что-то не слышно о счастливчиках, которым удалось бы его расщелкать. Быть может, это просто-напросто подделка. Или Ла Бюз ценил хорошую шутку, а потому заранее состряпал совершеннейшую бессмыслицу... Самарин в свое время говорил, что они у себя в нерабочее время попробовали разгрызть шифровку с помощью нехилой ЭВМ, но результат оказался унылым. Быть может, и насчет "Агамемнона" все врут? "Агамемнона" ищет не одна лишь группа Дракона - в тех местах долго утюжили море два советских корабля, "гидрологические" только по названию, а на самом деле набитые хитрой аппаратурой, способной отыскать на дне морском ту самую пресловутую иголку. Безуспешно. Может, все же не там искали? Мало ли куда мог утащить шторм потерявший управление фрегат... - Сирил? - Да? - Можно сделать вам страшное предложение? - Вербовку категорически отвергаю, - сказал Мазур, ухмыляясь. - С порога. - Ну, какой вы... Извините за цинизм, но какому дельному шпиону нужна ваша ихтиология и промысловые рыбы? - Тогда? - Хотите посмотреть стриптиз? На прошлой неделе на Виктория-стрит открылось новое, весьма приличное заведение. Я своими глазами видела, как ваши люди с великими предосторожностями покупали "Плейбой" и подобные ему журналы... "Ага, - сказал себе Мазур, испытывая нечто вроде неподдельного охотничьего азарта. - Началося. В точности как на лекциях засекреченных преподавателей. А там и фотокамера в пудренице, и предъявят тебе потом цветную фотографию - твоя похотливая рожа на фоне безыдейно обнаженной женской попки... Классический вербовочный подход. Только наша задача как раз в том и состоит, чтобы уцапать наживку и с хрустом ее зажевать, чавкая, слюни пуская..." - Боитесь? - Думаю, - сказал Мазур. - Я же говорю - у нас на многое лишь начинают смотреть сквозь пальцы... - Господи, никто не узнает. - Гарантируете? - Гарантирую. Хозяева приличных заведений не любят всех этих шпионских подвохов, да будет вам известно. Принимают несложные, но эффективные меры... - А, ладно! - Мазур ухарски махнул рукой. - Что-то у меня и в самом деле сегодня настроение лихое... - М-да... - покачала головой Мадлен, не отрывая глаз от дороги. - И в самом деле, что-то сдвинулось в мироощущении советских людей... - Мужчина остается мужчиной, - браво сказал Мазур. Подумал, не выпятить ли гордо грудь, но по размышлении счел это явным перебором. - Вообще-то да, отец мне рассказывал, как в сорок пятом ваши морские пехотинцы, те, что шли с американцами в составе армии Риджуэя, веселились в Париже... Хотя при дядюшке Джо инструкции были не в пример строже. - Вот видишь, - сказал Мазур браво. - Такие уж мы, моряки. На корабле любой кабинетный ученый очень скоро себя начинает настоящим моряком чувствовать... Он лишь похмыкивал про себя. Такие чудеса в жизни советского офицера случаются редко: заявиться с натуральной француженкой, возможной шпионкой, в заведение, где показывают символ буржуазного разложения, сиречь стриптиз, - и начальство при этом не то что в курсе, но еще и подкинуло валюты на эту наглую эскападу... Жаль, нельзя никому рассказать, иначе от зависти тихо падали бы на асфальт рядами... Лихо свернув направо, Мадлен притерла машину к тротуару и выключила мотор. Мазур огляделся. Улочка, застроенная теми самыми старомодными домами с вовсе уж бесполезными в здешнем климате каминными трубами, выглядела, в общем, благопристойно и вовсе не производила впечатления окраинных трущоб, рассадника порока. Довольно близко к центру города, вон чинно шагает пожилая мулатка с внучонком, а там полицейский прохаживается... Впрочем, это ничего еще не значит. "Сириус" тоже выглядит вполне мирным и респектабельным кораблем, а спуститесь в каптерку и нажмите нужные кнопки на кодовом замке - в другой мир попадете... - Ну? - с любопытством спросила Мадлен. - Не передумали? - Считайте, что я гордо выпятил челюсть, а глаза у меня отливают стальным блеском, - сказал Мазур. Поправил галстук и украдкой отстегнул с лацкана комсомольский значок, дабы не подвергать компрометации моральный облик строителя коммунизма. Среди публики могли оказаться люди, разбирающиеся в таких значках, в том числе и падкие на сенсацию буржуазные репортеры. - В таком случае возьмите меня под руку и... - И постарайтесь не выглядеть деревенщиной, - закончил за нее Мазур. Постараюсь, мадам... - Мадемуазель, точности ради... Они вошли в вестибюль, напомнивший Мазуру какой-то фильм, где действие происходило в старинном английском клубе. Именно так здесь все и выглядело - позолота, темно-вишневые портьеры, старинная мебель. Ничего удивительного, наверняка осталось в неприкосновенности после ухода отсюда детей туманного Альбиона - в отличие от пары-тройки других мест, независимость островам досталась мирно, без особой стрельбы и беспорядков. Это уж потом, как по волшебству, вынырнули сепаратисты, начались ночные взрывы и пальба... Пожилой седовласый ахатинец в строгом смокинге с красной бабочкой, вынырнув из-за портьеры, словно привидение, что-то спросил у Мадлен по-французски, выслушал короткий ответ и, вежливо кивая, согнулся в полупоклоне, захватил край тяжелой бархатной портьеры и отодвинул ее как раз настолько, чтобы мог пройти человек. Пропустив Мадлен вперед, Мазур браво направился следом, чувствуя себя заправским Джеймсом Бондом. Журналистка уверенно направилась меж столиками в дальний левый угол. Ничего такого уж жуткого и отмеченного жирной печатью порока Мазур в немаленьком зале не узрел. Разговаривали сидящие, конечно, не шепотом, и табачный дым едва успевали размешивать многолопастные вентиляторы, но все же чуть ли не каждый провинциальный советский ресторан выглядел по сравнению с этим залом едва ли не шалманом. "Так, - подумал Мазур. - Интересно. Что, чисто случайно здесь оказался свободный столик, к которому она так уверенно прошла? Их, свободных, почти что и нету... Жаль, с французским обстоит предельно хреново, ни слова не понял из их реплик". Официант, возникший над плечом бесшумной тенью, вмиг расставил на столе бутылку вина, бокалы и тарелочки с какой-то местной кулинарной экзотикой. В полсекунды выдернул пробку с помощью огромного никелированного приспособления, смахивающего на пыточный инструмент. Вежливо бормотнул что-то и растаял, как не было. "Порядок, - сказал себе Мазур. - Она себе наливает из той же бутылки, первая пригубила, так что с этой стороны можно неприятностей не ждать..." - Ну, и каковы впечатления? - с любопытством спросила Мадлен. - Подождите, дайте набраться впечатлений, - сказал Мазур, глядя на круглую сцену, выложенную матово-желтыми деревянными плашками. Нельзя сказать, чтобы зрелище ошеломляло. Как-никак, а за время долгого перехода из Ленинграда насмотрелись по телевизору иностранных передач, в том числе и с клубничкой, - как ни проявлял бдительность товарищ Панкратов, разорваться он не мог, то в одной, то в другой кают-компании да успевали полюбоваться пикантным зрелищем. Здесь все выглядело довольно пристойно: под томную тихую музыку, определенно претендую-вдую на восточный колорит, танцевала, понемногу освобождаясь от одежды, ладненькая белокурая девица европейского облика. Личико у нее вовсе не выглядело порочным, скорее отрешенно-улыбчивым, позы и выгибания, в общем, смотрелись не так уж и развратно, и, по большому счету, это было красиво. Положа руку на сердце, совершенно непонятно, почему это зрелище на одной шестой части земного шара понадобилось запрещать. Мазур, откровенно признаться, засмотрелся, хотя и было чуточку стыдно оттого, что свет в зале не погашен, все видят то же, что и он, и знают, что он это видит. Давала о себе знать праведная комсомольская закалка, да и замполит чудился за спиной, ощущался едва ли не осязаемо... Краешком глаза он видел, что Мадлен с легкой улыбкой наблюдает за ним, и изо всех сил старался придать себе равнодушно-бывалый вид. На сцену выпорхнула еще одна прелестница, смугленькая креолка, крутнулась волчком, приблизилась к блондинке, успевшей уже полностью разоблачиться, - и началось полубалетное действо с мимолетными объятиями, белыми ладонями на смуглых бедрах, смуглыми ладонями на белой труди. И все такое прочее. Мазур невольно отвел взгляд - это чересчур уж выламывалось за рамки социалистической морали. - Интересно, а вы знаете, что чуточку покраснели? - послышался рядом безмятежный голосок Мадлен, тщательно маскировавшей легкую насмешку. Мазур поджал губы, не то чтобы сердился, но чувствовал себя немного неловко и неуклюже. - Ну, не дуйтесь, - сказала Мадлен, лукаво поглядывая на него поверх бокала. - Хотите маленький секрет? На женщин такая чуть-чуть отдающая варварством неиспорченность порой производит даже большее впечатление, нежели ковбойская уверенность... "Интересно, туда ли она клонит, о чем мне думается?" - подумал Мазур. Он попытался представить, что предпринял бы на его месте Штирлиц, но получалось плохо - Штирлиц общался главным образом с одноглазыми гестаповцами и лысыми абверовцами, а этот опыт здесь совершенно не годился. Не станешь же бить Мадлен коньячной бутылкой по голове? Мельком глянув на нежничавшую парочку, Мадлен осведомилась тоном благовоспитанной девочки: - Интересно, лесбийская любовь вас пугает или возбуждает? "Тебя бы, красотка, на партийное собрание, - подумал Мазур, - посвященное целиком твоему персональному делу - с аморалкой, бытовым разложением и прочими ужасами. То-то повертелась бы... Поняла бы, где настоящий ужас, а не в вашем фильме с этим, как его там, Фредди Крюгером..." - Показать вам еще одну достопримечательность этого заведения? - спросила Мадлен, ни сном ни духом не подозревавшая, какие ужасы ей уготовила обиженная фантазия Мазура. - Сделайте одолжение. - Пойдемте. Она уверенно направилась к портьере в дальнем углу. Мазур механически двинулся следом и оказался в узком коридоре с двойным рядом дверей, где было полутемно и тихо, а достопримечательностей, на первый взгляд, имелось примерно столько же, сколько их может оказаться в Антарктиде. Мадлен остановилась перед одной из дверей, ничем на вид не отличавшейся от остальных, отперла ее своим ключом и вошла первой. Мазур огляделся. Опять-таки никаких достопримечательностей - чисто, прибрано, старинная кровать с высокими железными спинками, две кресла, столик, шторы задернуты. За спиной у него звонко щелкнул старомодный замок. - Ну, и как это понимать? - спросил он спокойно. Мадлен подошла к нему вплотную, медленно подняла руку, легонько потянула его галстук, приспустив узел. Так же плавно убрала руку, прищурилась: - Тебе объяснять или сам догадаешься? Попробуй с трех раз... В конце-то концов, он тут оказался с санкции начальства. А если что не так, не наше дело - как говорится, Родина велела... Взять ее за плечи и легонько притянуть к себе, не думая при этом о возможных объективах, оказалось не таким уж трудным делом. Природа брала свое, и в сочетании с дозволением начальства смесь получалась убойная. Мазур раздел ее без особой неуклюжести, благо не впервые в жизни это проделывал, да и сопротивления никакого, одно молчаливое поощрение синим взглядом. Стал снимать пиджак, но закончить эту нехитрую процедуру не успел - Мадлен гибко опустилась перед ним на колени... Вот это с ним проделывали впервые. В первый миг он инстинктивно сжался в нешуточном испуге, показалось, что ее зубы сейчас вонзятся в беззащитную плоть, но тут же выяснилось, что дело обстоит не так уж скверно, даже наоборот. Сначала в голове еще прыгали всякие мысли, от "Да это ж извращение!" до "Как же дальше? Неужели проглотит или как-то по-другому полагается?!". Потом и мысли отлетели, потому что стало чертовски приятно. Он пялился в потолок, избегая опускать взгляд на ритмично колыхавшуюся светловолосую головку, в мозгах крутилось одно: "Вот это да-а!" Осторожно погладил ее по голове, легонько прижал пальцами затылок - она не противилась, наоборот, ее это словно подхлестнуло. Позже, когда они оказались на мягкой старинной постели, вовсе не скрипучей, Мазуру пришлось пережить еще немало неизведанного. Смешно, но в какой-то миг он и впрямь ощутил себя совращаемой семиклассницей - слава богу, это быстро прошло. Главное, не ударил в грязь лицом. Лежа с ней рядом и ласково-лениво перебирая золотистые пряди, он с каким-то нездоровым интересом ждал, когда же начнется. По всем канонам, согласно многочисленным примерам из откровений засекреченных лекторов, сейчас в дверь должна была ввалиться целая ватага хмурых типов в надвинутых на глаза шляпах, комната обязана озариться сполохами ослепительных фотовспышек, а вперед протиснется особо отвратный шпик и сквозь зубы процедит что-то вроде: "Либо вы принимаете наше предложение, товарищ Мазур, либо..." Но время шло, а в тихую комнату никто не врывался. Мазур даже ощутил легкое разочарование. И постарался успокоить себя тем, что врываться им вовсе не обязательно: вон в той симпатичной люстре очень удобно вмонтировать широкоугольный объектив, сейчас его отпустят, а через пару дней подойдет незнакомец... стоп, что-то тут не клеится! Какая может быть "пара дней", если они вскоре вновь уйдут в море и неизвестно когда вернутся. Не будут же те ждать возвращения "Сириуса" в СССР? Или будут? Вот тогда и получится настоящая хохма, когда станут разыскивать в Институте океанологии старшего научного сотрудника по фамилии Мазур... - Думаешь о чем-то серьезном? - тихонько спросила Мадлен. - Думаю, зачем я тебе. - А низачем, - сказала она. - Просто стало интересно - каковы эти русские. Тебе ведь, положа руку на сердце, было интересно, каковы же эти француженки? - Ну, вообще-то... - А если честно? - Если честно, то да. - Вот видишь. Не обиделся? - За что? - усмехнулся Мазур. - Не такой уж я глупый романтик, чтобы полагать, будто ты с трех беглых взглядов влюбилась в меня без памяти. Не столь уж я о себе высокого мнения... Приключение так приключение. - Вот и прекрасно, - с облегчением вздохнула она. - А то я уже боялась совершенно непредсказуемой реакции загадочной славянской души... - Интересно, откуда ты эту душу знаешь? По книгам? - Ну, главным образом, - призналась Мадлен смущенно. - Достоевский и Чехов... - Милая, с тех пор много воды утекло... - сказал Мазур. - А вот я, признаюсь тебе честно, о французах сужу главным образом по Дюма... - Ну, со времен Дюма тоже много воды утекло. - Как сказать... Дело в том, что все это приключение очень удачно ложится на мои впечатления от Дюма, понимаешь? - Ничего себе! - присвистнула Мадлен. - И какой же у тебя перед глазами встает женский образ? Неужели миледи? - Ну почему? Есть более приятные, взять королеву Марго... - Спасибо, шевалье... - Я серьезно. - И все же ты романтик, - фыркнула Мадлен. - Сирил, большую часть жизни я - напористая и неутомимая журналистка, робот в юбке... - Успокойся, - сказал Мазур. - Я и не собираюсь в тебя влюбляться, так что... ох! Это обязательно - так щипаться? - Да, не романтик... - Какой есть. Но должен заметить, что ты временами - чертовски приятный робот. - Боже мой, - грустно вздохнула Мадлен, вставая с постели. - Мне иногда кажется, что меня крупно разыграли. Ну не похож ты на русского! Обычный, остроумный, раскованный парень... - Ну что поделать, - сказал Мазур. - Нет у меня балалайки. А русские - они разные. Если ты не знала. Слушай... У нас есть что-то, хотя бы отдаленно напоминающее будущее? - Романтик... - Я же сказал - отдаленно напоминающее... - Не знаю, - серьезно сказала Мадлен, застегивая блузку. - Мне по душе та самая варварская неискушенность, ты милый парень... Я бы согласилась с тобой дружить и дальше... при условии, что ты не станешь забивать себе голову романтикой. Понимаешь, романтики я боюсь. Она совершенно не гармонирует с нашим веком... Тебя устраивает такая мимолетная подруга, циничная и прагматичная? - Вполне. - Хорошо подумал? - Ага. - Вот только как нам все устроить на будущее? Ты отчаянно храбришься и заверяешь, что у вас настали другие времена... но я-то знаю, милый, что ты можешь нарваться на неприятности... - Глупости, - сказал Мазур. - У меня отличные отношения с капитаном, в город иногда хожу один... Скажи, где я могу тебя найти, - и проблема снимется. - Вот визитная карточка. Только сначала обязательно позвони... - Я понятливый, - сказал Мазур. - Разумеется, позвоню. Я ж понимаю, что эту очаровательную комнатку ты не ради меня сняла и не сегодня... И в твою личную жизнь лезть не собираюсь. - Милый, ты - само совершенство... Пошли? Выходя вслед за ней на тихую улочку, Мазур ощутил смесь самых разнообразных чувств - от ублаженного мужского самолюбия (а все-таки хорошо!) до жгучего любопытства: неужели так и не кинутся наперерез хмурые типы в нахлобученных на лоб шляпах? Не кинулись. Пуста была улочка. Даже полицейский куда-то запропастился. - Тебя подвезти? - спросила Мадлен. - Нет, спасибо, - сказал Мазур. - Пройдусь еще по городу. Скоро нам опять в море, хочется по твердой земле как следует побродить. - Ну что ж... Звони. Мадлен чмокнула его в щеку, села за руль, и "джип" лихо рванул с места. На взгляд Мазура, прощание получилось несколько суховатое, но так уж, видимо, у буржуев полагается. Ну и ладно, не влюбленный мальчишка, в самом-то деле. Справедливости ради следует признать, что приключение получилось по-настоящему захватывающее, так что не будем требовать от жизни слишком многого, не ждешь же ты, чтобы она в тебя влюбилась со всем пылом, в Союз с тобой запросилась, чтобы вступить там в партию и поднимать Нечерноземье? "Ирина", - с запоздалым раскаянием вспомнил он. Но тут же успокоился Мадлен, это, знаете ли, совсем другое. Это, говоря суконно, выполнение задания командования, и не более того. А Ирина есть Ирина, волнующая, желанная, капризная и ветреная адмиральская дочка, пусть даже в некотором смысле и боевой товарищ - как-никак шифровальщица в одном с ним звании, о чем большая часть экипажа понятия не имеет... Он не спеша брел вдоль кромки тротуара, вновь прокручивая в памяти кое-какие сцены только что закончившегося свидания, те самые, которые особенно хотелось повторить. Один записной ходок с улыбочками и подмигиваниями рассказывал, что не только женщины нас таким вот образом, но и мужики их примерно так же... - Месье! - и на него обрушилась длиннющая тирада на языке Гюго и Фантомаса. Мазур повернулся в ту сторону, медленно освобождаясь от сладких видений. Какой-то хрен импортный, лысенький пузан в шортах и пестрой гавайке, аж подпрыгивал от нетерпения, махая у Мазура перед носом планом города и тараторя что-то на мове лягушатников. Рядом с ним угрюмо торчал второй, повыше, с гораздо более пышной шевелюрой, но одетый столь же легкомысленно. Оба были нагружены рюкзаками - свеженькие туристы, надо полагать, пилигримы... Мазур, любовник великолепной француженки, любил сейчас весь мир, а потому охотно остановился, поскреб в затылке: - Нон парле Франсе... Ду ю спик инглиш? - О, немного! - обрадованно воскликнул толстяк. - Мистер, вы мне можете показать на этом чертовом листе, где тут есть порт... порт... - Порт-Шарль? - догадался Мазур. - Порт-Шарль примерно здесь... вот только, мистер, я плохо представляю, как называется эта улица, где мы находимся... - Вон там табличка... Мазур повернул голову в указанном направлении. Он еще успел отметить краем глаза чужую руку, рванувшуюся к его лицу из-за спины, успел сообразить, что это определенно длинный, - а вот предпринять ничего не успел. Едко-морозная дурманящая волна ворвалась в ноздри, в рот, прокатилась до пяток, и он осел на подгибавшихся ногах, последней вспышкой сознания зафиксировав скрежет автомобильных тормозов над самым ухом...