– Лечилась бы у курляндского немца, – Громов подавил усмешку и, надев шляпу, спросил: – А, может, местного врача ей найти, городского?
– Нет, нет, она местным не доверяет!
– Да что ты!
– Сама только что мне сказала – чтоб был свой. Тем более, ему и платить не надо. Не забудь сказать об этом Сэму!
– Не забуду, душа моя.
В отличие от Камиллы, Бьянка никогда не просилась в плаванье, Громов объяснил ей все с самого начала, да и сама баронесса была девушкой умной и все хорошо понимала. Настолько хорошо, что Андрей постепенно доверил ей все хозяйственнофинансовые дела, касающиеся «Жозефины». Покупка снаряжения и припасов, сбыт коекакой не имеющей особо назойливого спроса мелочи, типа бычьих кож или тех же токарных станков и многое другое – всем этим занималась юная баронесса, проявляя не свойственную ее возрасту осмотрительность и даже, без всяких преувеличений – талант. Кстати, во всех подобных делах ей всегда помогала Камилла, девушка тоже неглупая и энергичная, которую дядюшка Сэм, в силу весьма живучих у немолодых людей предрассудков, не подпускал к своему кораблю ни на шаг. А как же – дурная примета! Даже вот покататься по островам – и то не взял!
А вот лекаря отпустил, даже справился о здоровье племянницы, правда, тут же погрузился в пространные рассуждения о необходимости сплочения команды в коротком учебном плаванье и, получив от капитана Грома картбланш, радостно оскалил зубы:
– Мы будем выходить с утра и возвращаться к вечеру, и даже раньше. С завтрашнего дня и начнем, а лекаря я сегодня же пришлю, тотчас же!
Доктор Генрих Штамм, немец из Митавы, оказался молодым человеком лет двадцати, несмотря на свои годы, уже достаточно социализированным и успевшим много чего повидать, в отличие от своих сверстников начала двадцать первого века, по сути – подростков, детушек, живущих за родительский счет и при маминой юбке, и высшим проявлением крутизны считающих курение травки (только чтоб мама не узнала!), самое скотское траханье (иногда и просто разговоры об этом) и катание по ночам на купленной родителями машинке в компании таких же недорослей обоего пола – чем быстрее, тем круче (опять же, чтоб мама… нини!). Здесь такие штуки не проходили, разве что в очень обеспеченных семьях, но таковых было мало – от силы процентов пять населения, да и то далеко не везде.
Юный Генрих – как выяснилось, по специальности вовсе не врач, а аптекарь – после посещения больной, которая тут же почувствовала себя значительно лучше, не отказался отобедать к компании обеих девушек, которым прислуживал Том. За обедом молодой лекарь держал себя скромно и с достоинством, благосклонно улыбаясь всем шуткам Камиллы, даже самым скабрезным.
– Очень приятный молодой человек, – уже вечером рассказывала возлюбленному Бьянка. – Воспитанный, но… так, как принято среди простых горожан, бюргеров, видно, что не из кабальеро. Не сказать, что красавец, но видно, что за собой следит. Лицо бритое, волосы светлые, длинные – свои, а не парик, подбородок немного безвольный, бюргерский… А вообще, дело свое он, кажется, знает – Камилла за обедом на больную не походила ничуть. Он зайдет завтра вечером, как только судно вернется с островов. Может, нам оставить на ужин сего славного юношу? Думаю, наша больная была бы счастлива.
Повесив кафтан в шкаф, Громов обернулся и хмыкнул:
– Ты думаешь?
– Я же вижу, какими глазами она на него смотрела!
– Как кошка на мышь?
– Хуже! Как на сметану.
На следующий день лекарь и в самом деле явился, как обещал – к вечеру, и с видимым удовольствием остался на ужин. За столом держал себя скромно, иногда даже краснел от взглядов, украдкой (это она так думала, что украдкой) бросаемых Камиллой, о себе рассказывал мало – вырос в семье аптекаря, разорился и – по примеру многих – решил попытать счастья в чужедальней стороне. С владетельными особами? Нет, не знаком, что вы! Какая там Анна Иоанновна, какой герцог? В этих домах простых аптекарей не принимали!
О только что прошедшем плаванье гость рассказал еще меньше: подошли к какомуто островку – бог его знает, что за остров – да под руководством недавно назначенного капрала учились целиться и стрелять.
– А дядюшка? Дядюшка что в это время делал? – выслушав, громко спросила Камилла. – За вами смотрел?
– Дядюшка? – лекарь поначалу не понял, о ком идет речь.
– Ваш капитан – господин Сэмюэль Хопкинс, – пояснил Андрей.
– Ах, капитан… Да ничего такого не делал, сэр. Прохаживался себе гдето по острову, гулял.
Молодой человек отвечал както односложно, зажато, особенно когда речь заходила о плаванье «Саванны» – как видно, старый пират запретил особо распространяться на эту тему, а, может быть, герр Штамм просто был молчуном, что, кстати сказать, не особото импонировало Андрею, который и сам любил не болтать, а слушать – качество для начала двадцать первого века весьма редкое, обычно бывало наоборот, и сам Громов когдато знавал немало таких вполне приятных и дружески расположенных к нему людей, которые – особенно в подпитии – начинали грузить всех своими проблемами… и даже не проблемами, а всем тем, что они считали для себя важным, именно для себя – не для других, другим до этого не было совершенно никакого дела… как и подобного рода рассказчикам до других. Иногда любители поболтать совсем съезжали с рельсов – и, начав с армейских воспоминаний (в большинстве случаев только им самим и интересных) опускались до пересказа просмотренных фильмов, что становилось уже совсем невыносимым даже для такого покладистого и терпеливого человека, как Андрей.
Но! Он все же любил слушать, а не болтать, а молодой лекарь Генрих Штамм к болтунам, похоже, не относился.
Камилла быстро поправилась, но тут же нашла у себя еще какието недомогания, которые нужно было лечить – доктор Штамм стал в особнячке постоянным гостем, и Бьянка прекрасно понимала – почему, о чем и говорила Громову с мягкой улыбкой.
– О, наша рыжая бедняжка наконецто обрела любовь!
– Боюсь, дядюшка оторвет этому аптекарюдоктору ноги, как только узнает, – ухмыльнулся Андрей. – Думаю, он вряд ли считает нищего и во всем зависящего от него самого парня достойной партией для своей чудной племянницы. Так что я б на месте наших влюбленных – если уж речь действительно идет о любви – вел бы себя весьма осмотрительно!
– Они и так осторожничают, – искоса взглянув на возлюбленного, Бьянка повела плечом. – Камилла просила меня, чтоб я никому ничего не рассказывала… ну и чтоб об этом же попросила тебя.
– Зачем и проситьто? – улегшись на ложе, потянулся капитан Гром. – Болтать о чужих радостях – совсем уж последнее дело. Разве что позавидовать…
– Позавидовать?! – синие глаза баронессы сверкнули обидой. – Тебе есть чему завидовать, милый?
– Ах, душа моя! – вскочив на ноги, молодой человек привлек к себя девушку и крепко поцеловал в губы. – По ходу, это нам все завидовать должны.
– Слава богу, Камилла теперь не завидует…
– Ах, милая…
Андрей уже расстегивал на Бьянке платье, развязал на спине шелковые тесемки, туго стягивающие лиф… Обнажил спинку и сахарные плечики, погладил, поцеловал, нежно поласкал ладонью грудь, пропустив между пальцев сосок – быстро твердеющий, упругий…
Шурша, скользнуло к ногам платье… Скрипнуло ложе… И в прикрытых от неги глазах влюбленных вспыхнул яростный свет всепоглощающей страсти, уносящейся ввысь, к небесам!
Погода постепенно налаживалась, капитаны и шкипер совещались все чаще – готовили корабли к рейду, задумав повторить недавний успех. Еще поднабрали немного людей из местных – с этим никаких проблем не возникло, слава об удачливом капитане Громе уже давно бежала впереди него самого. Совещались в этот раз на «Саванне», в просторной кормовой каюте брига, на стенах которой висела какаято карта… островки, море… быть может – именно Багамские острова?
– Да, Багамы, – отзываясь на тихо заданный вопрос, пояснил шкипер. – НьюПровиденс и множество островков помельче, – оглянувшись на бывшего боцмана, француз повысил голос: – Старина Сэм, что означают вот эти крестики?
– Какие еще крестики? – старый пират скривился, словно от зубной боли. – Ах, эти… это я… я помечаю места, где есть пресная вода.