Командовал всеми высокий кастилец в темносинем кафтане, с искаженным от ярости лицом. Изрыгая проклятия, он размахивал шпагой, время от времени подбадривая своих солдат увесистыми пинками:
– Быстрее! Быстрее, шваль!
Несчастные солдатушки торопились, как могли – однако выходило плохо. Если двенадцатифунтовые орудия (вес – около тонны) еще получалось както переместить, то уже о двадцатичетырехфунтовых, весивших больше трех тонн, речь, похоже, не шла, несмотря на все неистовство командира.
«Двадцать четыре фунта, – подумал Андрей. – Стандартное орудие фрегата или даже линейного корабля. Интересно, зачем они их разворачивают? В городе чтото произошло?»
А солдаты уже прочищали стволы банниками, закладывали пыжи и заряд, вот запалили фитили, кастилец в синем кафтане поднял вверх шпагу.
– Нет! – воскликнул кузнец. – Мы не дадим им выстрелить. Слава свободной Каталонии!!!
С этим словами он выскочил изпод эшафота, словно черт из бутылки, и Громов без колебаний последовал за ним. Жауме схватил чьето копье, Громов – мушкет, оказавшийся не заряженным… Пришлось действовать прикладом – ввух!!!
Ближайшие расчеты тут же разбежались по сторонам, видать, не поняли, что нападавших всего двое!
Что они при этом кричали, Андрей, естественно, не понимал, но догадывался.
– Мятежники! Проклятые каталонцы!
Ругающийся командир в синем кафтане и со шпагой в руке неожиданно оказался перед Громовым, и тому, несомненно, пришлось бы туго, если б не помощь Жауме, метнувшего в «кастильскую сволочь» пику, а затем – и банник.
От пики кастилец увернулся, а вот банник едва на угодил ему в голову, задев плечо и вызвав кучу проклятий, в немалой степени под влиянием которых солдаты пришли в себя и принялись окружать беглецов, щетинясь алебардами и палашами. Коекто уже тащил мушкет…
Беглецы встали спина к спине, готовясь подороже продать свои жизни.
– Ты верно сказал, друг Андреас, – сквозь зубы промолвил кузнец. – Лучше принять смерть от пики, пули или палаша, чем от веревки. Нам с тобой терять нечего… А ну подходите, подлые кастильские псы! Кому первому проломить башку?
Жауме угрожающе взмахнул банником… И в этот момент откудато снизу послышались торжествующие крики. Кастильцы замялись – видать, этим парням не оченьто хотелось воевать, и командир вновь попытался вразумить их ругательствами и пинками.
– К орудиям, живо к орудиям!
Размахнувшись, Громов швырнул в него мушкет – все равно не заряженный, – угодив в плечо. Кастилец выронил шпагу…
И вдруг весь двор наполнился вооруженными людьми: ктото был в кафтане, ктото в рваной безрукавке, а ктото и вовсе голым по пояс. У некоторых имелись мушкеты, и пистолеты даже – сразу раздались выстрелы – остальные были вооружены алебардами, пиками, палашами и даже абордажными саблями. На шляпах и на одежде у многих виднелись желтокрасные каталонские ленты.
С криком «слава Каталонии!!!» толпа с яростью бросилась на солдат, завязалась схватка, в которой приняли посильное участие и беглецы.
– Слава Каталонии! – размахивая чьимто палашом, орал кузнец. – Слава доброму королю Карлосу!
Андрей невольно улыбнулся – так вот чего ждал его рыжебородый друг! Вот на что надеялся. Восстание! Мятеж!
Ворвавшиеся во двор мятежники быстро покончили с кастильцами – когото убили, ктото сдался в плен, а ктото просто предпочел убежать. Командир в синем кафтане валялся у лафета двадцатичетырехфунтовой пушки с пробитой головой.
– Слава Каталонии! Королю Карлосу – слава!
– Храбрецы! – вскочил на эшафот высокий, похожий на цыгана мужчина в рваном – но явно недешевом – кафтане с золотистыми позументами. Как видно, сей человек и был предводителем… ну не всех мятежников, а скорее – именно этого отряда.
В правой руке его сверкала шпага, в левой – пистолет с колесцовым замком. Спусковым крючком освобождалась пружина, зубчатое колесико начинало крутиться, высекая искры, падавшие на полку с затравочным порохом. Непросто и не всегда надежно, но все же лучше, чем фитиль, который всегда приходилось держать тлеющим – иначе как выстрелитьто?
– Друзья мои, вы нынче – надежда Каталонии! – зычно выкрикнул главарь, и кузнец Жауме Бальос благоговейно перевел его слова своему новому другу.
– Но ждать нечего, – нам нужно взять башни, иначе флот лорда Питерборо не сможет войти в гавань… и тогда наше восстание обречено! Помните, пушки не должны сделать ни одного выстрела, в крайнем случае – один. Эти орудия, – предводитель показал шпагой на огромные пушки, – уже не выстрелят, но те… – он кивнул на башни. – Думаю, найдутся средь вас храбрецы. Эти башни мы просто сейчас обстреляем, а вот дальние…
– Я здесь знаю все пути! – волнуясь, выступил вперед кузнец. – Я, Жауме Бальос… я пройду… проведу… А это мой друг, русский.
– Русский? – вожак удивленно вскинул глаза, темносерые, словно холодное северное море. – Что ж – рад! Я – команданте Ансельмо Каррадос.
– Андреас, – кивнув, молодой человек невольно усмехнулся. Команданте, надо же. Почти Че Гевара!
– Так вы сможете…
– Мы сделаем все! – твердо уверил Жауме.
Команданте махнул пистолетом:
– Тогда да поможет вам Бог и святая монтсерратская дева! Вперед, друзья мои. Помните – от вас сейчас зависит многое. Постойте! Возьмите с собой людей.
Со всех сторон, по всей крепости, уже давно слышались выстрелы, звон сабель и палашей, крики. Все вокруг бегали, вопили, ругались – торжествующие повстанцы, разбегающиеся солдаты гарнизона, освобожденные узники.
– Сеньор Андреас! – услыхал Громов за спиною.
Молодой человек обернулся:
– Жоакин! Ты жив еще?
– Жив, да, – обрадованно закивал парень. – Не успелитаки повесить, ага.
Темные глаза его сияли радостью и счастьем.
– Я с вами, сеньор Андреас.
– С нами может быть опасно.
– Где сейчас не опасно?
– В этом ты прав, парень. Пошли.
– Это кто еще? – уже на галерее обернулся Жауме Бальос.
Громов невольно рассмеялся:
– Один мой старый знакомец. С которым нам с тобой суждено было вместе висеть.
– Что ж, из него выйдет славный воин… ежели не убьют!
Пройдя по крепостной галерее, небольшой отряд повстанцев во главе с кузнецом оказался у дальней башни… и тут же лишился сразу троих – с башни выстрелили из мушкетов.
– Метко палят, сволочи, – укрывшись за крепостным зубцом, выругался Жауме. – Нам надо вышибить вот эту дверь, – он кивнул на небольшие воротца, ведущие в башню. – Вышибить – да. Правда, пока ума не приложу, как это сделать.
– Они будут стрелять, – предупредил Андрей. – И швырять сверху камни.
Кузнец отмахнулся:
– Знаю. И все же – мы должны ворваться внутрь. Нужен какойнибудь таран…
– Тогда уж лучше пушка, – усмехнулся Громов. – Думаю, двенадцатифунтовка как раз подойдет. Правда, тащить ее сюда – умаемся.
– Ничего, притащим.
Сплюнув, Жауме обернулся к повстанцам и чтото им сказал, видать, то же самое, что – только что – Громову.
Да, пушка – это был бы выход. Ядро запросто вышибло бы дверь, а уж дальше – дальше все решил бы яростный и быстрый натиск.
Часть мятежников немедленно покинула галерею, отправившись за орудием, все остальные принялись ждать.
– Пушку надо подтащить незаметно, – задумчиво промолвил Андрей. – Поставить хотя бы воон у того сарая. И выстрел будет – только один. Если не попадем – они могут успеть забаррикадироваться.
– Даа, – кузнец прикинул предполагаемую траекторию. – Можем и не попасть, с первогото выстрела. Ну а на второй подтащим оружие ближе, и уж тогда… Но ты прав – пока заряжаем, они вполне могут набросать у ворот всякого хлама – камней, ядер. Возьми их тогда! Никаких зарядов не хватит. Может, два орудия притащить?
– Заметят. Где мы второето спрячем?
Словно в ответ на мысли и слова мятежников с башни рявкнула пушка. Стреляли в сторону города, как раз по восставшим.
– Двенадцатифунтовка, – ктото из повстанцев определил на звук. – Главныето орудия у них на порт смотрят.