Андрей благодушно демонстрировал миролюбие, улыбался, галантно помахивал шляпой и даже велел стыдливо приспустить флаг – естественно, голландский – республики Объединенных Провинций.
Пусть, пусть вышлют проверяющего офицера с матросами – еще больше людей на борту фрегата убавится, а ведь у них сейчас каждый матрос на счету! Заигрался герр шведский капитан, заигрался, нюх потерял совсем. Впрочем, понятно – морето их, шведское!
Громов хотел было выделить из фальконета хорошо ему видимого вражеского капитана – может, и попал бы! – да побоялся спугнуть раньше времени. Впрочем, пора было уже и начинать – уравнять скорости парусных судов никогда не получалось – постройка у всех разная, днище – тоже. «Густав Ваза» даже чуток поотстал, и его матросы бросились на ванты – ставить на фокмачте брамсель – самый верхний парус. Поставили… и фрегат понесло вперед.
– Залп! – бросив на палубу треуголку, скомандовал Громов.
Корабль дернулся всем своим корпусом, левый борт его окутался густым и едким дымом… в том дыму те, кому надо, живо обезоружили уже поднявшихся на борт проверяльщиков…
Андрей махнул шпагой:
– Все паруса – долой!!!
Потеряв ветер, корабль застопорился, и промешкавший с ответными выстрелами швед дал залп в пустоту – в море! Впрочем, и ядра «Красного Барона» причинили врагу не слишкомто большой урон, на пистолетный выстрел корабли не сближались, да и волнение на море было весьма ощутимым. Так, фальшборт коегде проломили, да одно ядро влетело на камбуз, оставив шведов без обеда.
«Густав Ваза» проскочил вперед, и теперь ветер был у Громова! Теперь можно было делать, что хочешь, маневрировать как угодно – «Красному Барону». А вот шведу – против ветрато – очень даже затруднительно!
– Левый галс! Орудия заряжай!
Повернув, Андрей прошелся бортом к вражеской резной корме, разрядив в нее все свои пушки, так, что с капитанского мостика вмиг снесло всех и все, а, чуть погодя, выкинув белый флаг, шведы попросили о сдаче! А что им еще оставалось делать? Дожидаться абордажа? Или попытаться уйти – с поврежденнойто бизанью? Тем более, капитан, шкипер и все старшие офицеры судна наверняка уже отправились в иной мир, а нанятые по всей Балтике матросы умирать за шведскую корону почемуто совсем не желали.
Всем желающим Громов, по примеру южных морей, предложил остаться на судне… только уже подчиняться – ему, на что согласилось человек двадцать, остальным была предоставлена шлюпка – берегто был не оченьто далеко, рядом.
Вечером в честь славной виктории устроили пир, и разделенная пополам (по числу судов) команда весело салютовала друг другу из пистолетов и ружей. Конечно же, «Красный Барон» и бывший «Густав Ваза», пока еще остававшийся безымянным, ни в какой Ревель не пошли, оставив далеко по правому борту плоский эстляндский берег. Позади снова возникли паруса, правда, близко они не приближались, так в некотором отдалении и маячили вплоть до самого Котлина – наверное, какоето судно тоже шло в СанктПитерБурх, в «новый парадиз», как называл новый, строящийся «на костях» город государь Петр Алексеевич. А вообщето собирался назвать Новым Амстердамом. Хорошее имя, голландское…
– Российские флаги на мачты! – скомандовал Громов в виду грозной крепости Кроншлот.
– Дать салют из кормовых орудий!
Бабахнули двенадцатифунтовые пушки. Им в ответ отсалютовали огромные орудия форта. Видно было, как от низкого берега проворно отчалила шлюпка.
– Лоцман, – довольно усмехнулся капитан. – А, похоже, добрались уже! Закончилось плаванье.
Глава 12
Летоосень 1707 г. СанктПитерБурх
«БьюикСкайларк»
Царь Петр Алексеевич принял Громова довольно милостиво и даже, можно сказать, попростому: угостил водкою, пожаловал сотню талеров и тут же произвел в чин капитанкомандора, равный гвардейскому подполковнику или в армии – бригадиру (среднему между полковником и генералмайором), пожаловав к тому же и землицей – здесь, невдалеке, в СанктПитерБурхе, близ старой мызы немецкого майора Канау, где примерно через сотню лет возведут Михайловский замок. Место было хорошее, правда – шумное – город представлял собой сплошную стройку, да еще постоянно ктонибудь переезжал, устраивая новоселье, а то и просто собирались на ассамблеи – попивали кофе и водку, в картишки поигрывали и обязательно устраивали фейерверки по поводу и без оного. Тут же, рядом, во фруктовом саду, переименованном в Летний, царь выстроил себе летний домик, а затем – и дворец, где тоже соблюдением тишины особо не заботились, скорее наоборот.
Новоявленному офицеру российского флота Андрею Андреевичу Громову было приказано – именно так, приказано! – строить на выделенном месте каменный дом в три этажа и в пять саженей по фасаду, с большим окнами и балконом. Средств на будущий особнячок никаких не выделили, предполагалось, что «господин капитан» раздобудет их во время пиратских… пардон – каперских… рейдов на побережье Швеции. Разграбит там какойнибудь… ну не Стокгольм, так Або или Выборг, большую часть денег – в казну, ну а что положено в качестве приза – как раз на домик и хватит. Не за один раз, так за несколько. Еще Петр Алексеевич обещал поместьице, как только – так сразу, но пока поместья не было, а было жалованье, выплачивающееся, впрочем, крайне нерегулярно.
Новый всероссийский самодержец произвел на Андрея двойственное впечатление – этакий обаятельный, но довольно нервный, сатрап, длинный, с мощными бедрами и круглой, несуразной для тощего тела, головой на тонкой шее. Узкие плечи, зато весьма крепкие кисти рук, выглядывавшие изпод куцых рукавов зеленого кафтана Преображенского полка. Подобное – довольно забавное – телосложение имели в те времена все дворяне, естественно, никаким физическим трудом (о спорте речь вообще не шла, еще и понятия такого не появилось) отродясь не занимавшиеся, зато много фехтовавшие, много ездящие верхом. Отсюда – плохо развитая грудная мускулатура, зато чрезвычайно сильные бедра (посидика днями в седле!) и жилистые предплечья – от постоянных упражнений со шпагой и саблею.
Надо сказать, будущая столица возводилась вовсе не на пустынном месте, издавна здесь, кроме различных поместий и мыз (того же Канау, а также Де Ла Гарди, Биркенхольма и прочих шведских дворян) полно было многолюдных деревень и сел, в большинстве своем финских – Каллила в устье Фонтанки, Антоллала, где позднее будет устроено Волковское кладбище, Риттова – где АлександроНевская лавра, наконец – Усадиссаан на месте Зимнего дворца. Попадались и русские селения, и во множестве – Купчино, Волково, Одинаково, Спасское, – но самым многолюдным конечно же был до основания разрушенный Петром портовый шведский город Ниен, что стоял на реке Охте с крепостью Ниеншанц, называемый в народе Канцы и насчитывающий около двадцати тысяч жителей, среди которых было и множество вполне лояльных шведской короне русских – Бутурлиных, Пересветовых, Рубцовых…
Бьянке СанктПитерБурх не оченьто нравился – както не подомашнему суетно, сыро, да и с погодою не оченьто повезло – с начала августа частенько шли дожди, и над свинцовыми волнами нависали тяжелые серые тучи.
– Ничего! – утешал молодую женушку Громов. – Скоро тут такого понастроят, не город получится – загляденье! Истинный парадиз.
Впрочем, господину капитану скучать было некогда, государь пригласил его (и подобранных Райковым камизаров) на службу вовсе не за красивые глаза, а чтоб шведам тошно стало.
Французам, кстати, высочайшим повелением было разрешено поставить свою – протестантскую – церковь, за что сии бедолаги просто боготворили Петра Алексеевича и готовы были по одному его слову немедленно отправиться хоть в преисподнюю, хоть к самому черту! Так время и прошло – пришло донесение из Або от верных людей, о том, что на ремонт там встали два крупных корабля – фрегата, причем ремонт вотвот должен был закончиться, а никаких других военноморских сил в городе пока не имелось – отошли в Выборг.