Превратившиеся в тривиальных грабителей солдаты никак не хотели бросить добро – ктото тащил дорогую шаль, ктото – серебряные подсвечники, а коекто – чейто портрет в золоченой раме. Не хватало только гусей под мышками и…
Гулко громыхнул слаженный ружейный залп – почти все грабители разом повалились наземь, и серебряный подсвечник со звоном покатился по мостовой, а портрет в золоченой раме, упав, окрасился кровью.
И снова залп!
Надо признать, шведские ополченцы действовали умело и лихо, слава богу, только в том, что непосредственно касалось лично их…
Впрочем, рассуждать сейчас было некогда – шведы могли запросто отбить фрегат, а потом… а потом пришлось б действовать долго, что совсем не входило в планы капитанкомандора.
– На корабль! – спешившись, живо приказал Громов. – А вы двое – на ближайшую галеру, пусть живо дует сюда и развернет фрегат к городу правым бортом. Ну а вы что? – Андрей оглянулся на сходнях. – Вперед – выручайте наших чертей, что уж.
– Господин ка… – вытянулся с докладом мичман со шлюпа.
Убрав шпагу, Громов махнул рукой:
– Отставить! Как у вас дела?
– Почти все готово, госпо…
– Канониры на судне есть?
– Я сам канонир!
– Отлично! Орудия правого борта заряжай! Картечью!
– Здесь нет картечи, господин капитанкомандор, – озадаченно доложил мичман. – Одни только ядра.
– Тогда ядрами. Живо!
Ополченцы явно теснили мародеров, обывателей было куда больше, да и бились они за свое, личное, к тому же и командир у них, похоже, был парнем толковым. Зря не суетились, в рукопашную схватку не вступали – просто стреляли изза угла, изза заборов, из окон и даже с крыш. И с каждым залпом силы осаждавших таяли.
Притяпавшая, наконец, скампавея, ткнулась тупым носом фрегату в борт.
– Отдать концы! – Андрей поправил на голове треуголку. – Эй, на галере! Разворачивай давай, да шевелитесь уже!
Скампавея спешно развернула отваливший от причала фрегат.
– Еще две сажени! – примерно прикинув траекторию, командовал капитанкомандор. – Полторы… Ага! Эй, канонир, к выстрелу готовы?
– Давно готовы, господин ка…
– Огонь!!!
Громыхнул залп, и угодившие в дома ядра сильно охладили боевой пыл ополченцев, чем и воспользовался Громов, вновь подойдя к пирсу и взяв на борт всех оставшихся на берегу солдат, в том числе и галерного капитана Важнова – тот бежал из города не один, тащил за руку какуюто полуодетую малолетнюю девку.
– Девчонку отпусти, черт! – ругаясь, Андрей сбежал по сходням и буквально вырвал несчастную из рук славного российского офицера. – Беги домой, дура!
– Как домой? – неожиданно взъярился галерный. – Это – моя добыча! Эй, стой! Ты куда? Ах ты ж, сука!
Выхватив изза пояса пистолет, Важнов тут же выстрелил… и попал бы, кабы Андрей не двинул его под локоть да не гаркнул в ухо:
– Ты что творишь, сволочь? А ну, живо на галеру, это приказ! Уходим!
Плюясь и ругаясь, капитан галеры, однако, побоялся ослушаться приказания и дальше действовал без эксцессов, по плану, согласно которому все суда – в том числе и только что захваченный фрегат – спешно покидали гавань, для чего «Красный Барон» и «Гордость Виваре» снова организовали дымовую завесу. Правда, крепостные пушки все же сумели разворотить на одной из галер корму и даже свалить бизань на бывшем своем же фрегате… Бизань быстро поправили плотники во главе с верным Спиридоном, что же касается галеры – не так уж там все сильно и разворотили, вполне можно было плыть.
– Жалко, Антипку не убило, – хмыкнув, поручик Федосеев с видимым сожалением покачал головой.
– Какого еще Антипку?
– Да Важнова, галерного капитана. Теперь будет на нас доносы писать, вот увидите, господин капитанкомандор.
Вот насчет этого Андрей почемуто не сомневался, а потому, будучи человеком опытным и даже гдето житейски мудрым, живенько усадил за написание встречных кляуз всех, кого можно:
– Пишите, парни, все! Как этот черт едва не сорвал всю операцию – изза какойто шведской девки!
Инспирированные хитрым Громовым доносы попали к царю первыми – уж об этом капитанкомандор позаботился сразу же, как только судно ошвартовалось у пристани СанктПитерБурха. Отправил бумаги с нарочным, а уж потом, выкупавшись в Неве и приодевшись, отправился на доклад к государю, с чувством глубокого удовлетворения пропустив мимо себя вышибленного с крыльца летнего царского дворца Важнова Антипку, жалостливо вопящего и державшегося за левое ухо. Видать, сам царь приласкал – запросто!
А вот капитанкомандора Петр Алексеевич принял очень даже милостиво:
– А! Андрюша! Видел, видел фрегат… Ну давай, рассказывай про свои подвиги, а заодно… – тут царь както нехорошо прищурился, и круглое, похожее на котовью морду, лицо его исказилось внезапно нашедшей злобой. А голос… голосто как загремел!
– А заодно поведай, Андрюш, с чего это ты обывателей свейских тако возлюбил?
И этому вопросу капитанкомандор ничуточки не удивился, давно к нему был готов и ответ вовремя продумал – слава богу, время на обратном пути имелось в избытке:
– Не свеев я возлюбил, ваше величество государь Петр Алексеевич, а людей своих поберег: одно дело, когда чужой флот торговые склады грабит – обывателито их, может, и сами б пограбили с большим удовольствием, и совсем другое дело, ежели начинают врываться в дома. Тогда против нас не только гарнизон, но весь город будет.
– Что ж, – царь неожиданно расхохотался и хлопнул Громова по плечу. – Хитер ты, Андрюша, и рассуждаешь здраво. Только замашкито свои южные брось! Это у тебя там, в теплых морях, люди на счет шли, а здесь, брат, Россия – людишек жалеть нечего, бабы ишшо нарожают! Усек?
– Усек, Петр Алексеевич.
– Ну и молодец. Жалую тебя шубой со своего плеча и золотыми аглицкими часами – поставь их на пол, владей!
– Благодарю, ваше величество, поистине царский подарок!
– Владей, – Петр Алексеевич милостиво махнул рукой и напомнил: – О шаутбенахтстве твоем после поговорим. Да! На ассамблею сегодня вечерком к Меншикову приходи, да не один – с молодой супругой, она у тебя, говорят, красавица с земли гишпанской?
– Ну да, оттуда, из Барселоны.
Сдержанно отозвавшись, Андрей отвесил глубокий поклон и удалился, простившись с государем до вечера.
Царская шуба оказалась, хоть и покрыта золотистой парчою, да изрядно трачена молью, а часы были сломаны, что, впрочем, ничуть их красоты и изысканности не умаляло.
– Ничего, починим, – смеялась Бьянка. – А и не починим, так пусть просто так стоят. Главное, не подарки, а милость государя. Кстати, милый, знаешь, у нас тут рядом, на набережной знакомое судно ошвартовалось – то самое, зеленое, с ромашками! Ну что в Ригу с нами шло, помнишь?
– А, «Белая ромашка», – Андрей тоже рассмеялся. – Ирландская торговая шхуна… в смысле – английская, но капитан – ирландец.
Вечером, на ассамблее, приставучий, как клейкая лента – скотч, – Меншиков пил с Бьянкой на брудершафт, так что Громову сильно захотелось разбить «светлейшему князю» морду, впрочем, тот быстро переключился на какуюто графиню с огромной – арбузами – грудью и вычурной прической в виде парусного корабля. Не прическа, а настоящее произведение искусства, сотворенное на клею, крахмале и пудре с мукою… правда, Андрей затруднялся себе представить – как можно с такой прической спать? Да и вообще, блох там и вшей – видимоневидимо, никакие мехаблохоловки не помогают, да и не почесаться никак – паруса мешают! Впрочем, красота требует жертв, что графиня доказывала своим стойким поведением – изящно танцевать с таким сооружением на голове тоже было проблематично, а сия гламурная красавица не пропускала ни одного танца, напропалую флиртуя и с Менщиковым, и с самим государем, всерьез вознамерившимся услать «светлейшего» куданибудь подальше, тем более и повод был – Карл Двенадцатый, просидев около года в Польше, наконец, двинул свои войска на восток – явно против России.