Андрей улыбнулся, заложив руки за голову и вполуха слушая певшего гдето за дверью сверчка. Добраться до Калельи нетрудно, как и расспросить… вот только язык! Вряд ли крестьяне или рыбаки знали английский так, как, скажем, Жоакин Перепелка… Так вот его с собою и взять, заплатить даже – вдвоемто веселей, да и те места парень хорошо знает. Вот проспится парнишка к обеду… впрочем, можно и пораньше разбудить, за окном, кстати, уже брезжил рассвет.
Чу! Громов приподнялся на локте, услыхав какието странные звуки, доносящиеся со двора, со стороны кузницы. Словно когото пытали или… или надрывно кашлял чахоточный больной, выплевывая остатки легких. А скорее…
Андрей вдруг улыбнулся и подошел в двери. Распахнул…
Так и есть! У стоявшей рядом с кузницей объемистой кадки с водою притулилась чьято согбенная фигура, наверняка – ктото из вчерашних гостейпьяниц. Ох, как бедолагу ломало, рвало! Да уж, выпилито немало, у самогото Громова немножко побаливала голова. Так, чутьчуть – виното хорошее, качественное, не та гнусная бодяга, какой в российских магазинах торгуют.
– О, святая дева Монтсерратская! – подняв руки к небу, со стоном воззвал несчастный. – О, черная девственница, помоги, не дай погибнуть! Клянусь, больше никогда…
В принципе, Андрей понял почти все из произнесенного, и – наконец, распознав бедолагу – подошел к бочке, участливо похлопав блюющего по плечу.
– Что, Жоакин, плохо?
– Ох, сеньор Андреас, плохо!
Юноша повернул голову, бледное лицо его казалось осунувшимся и больным, руки дрожали, в темных глазах стояли боль и тоска:
– Никогда больше не буду этак…
– Все так говорят, – усмехнулся Громов. – Однако при первом же удобном случае все начинают сначала, и, более того – сами этот случай ищут. Ты водичкито попил?
– Даа… И голову прополоскал… Ничего не помогает!
– Надо рассол… оливковый хотя бы. Эта вода – она тут не для питья?
– Нет, – застонав, парнишка покачал головой. – Для кузницы.
– Тогда раздевайся – и полезай в бочку!
Жоакин в ужасе захлопал ресницами:
– Что вы такое говорите, сеньор Андреас? Водицато здесь холодная!
– Вот и хорошо, что холодная! – посмеиваясь, Громов взял парня за шиворот и сильно тряхнул. – А ну! Кому сказано – полезай!
– Ой, господин… Я же умру, заболею!
– Как раз вылечишься… От похмелья еще никто не умирал.
Не тратя больше времени на бесполезные споры, молодой человек схватил подростка в охапку и с хохотом бросил в бочку, а затем еще и пару раз окунул с головой, не обращая внимания на вопли.
– Что тут такое, господи? – распахнув ставни, высунулся из окна заспанный хозяин в смешном ночном колпаке с кисточкой.
Громов помахал ему рукой:
– Доброе утро, почтеннейший сеньор Жауме. Наш юный друг Жоакин решил искупаться в твоей бочке. Ничего?
– Да ничего, пусть купается. Завтра все равно новую воду привезут, а эту выльем. Да! Ежели захотите позавтракать – сейчас Льота пожарит яиц. И вино еще не кончилось, хха!
Смачно зевнув, кузнец захлопнул ставни.
– Ну что, накупался? – молодой человек посмотрел на дрожащего парня. – Тогда вылезай. Сейчас завтракать будем – вон, в летней кухне уже Льота хлопочет. Доброе утро, Льота!
– И вам да поможет Святая Дева, сеньор!
Громов и сам не заметил, как поздоровался с кухаркой – румяной и добродушной женщиной, вокруг которой уже бегали младшие детишки Жауме – как видно, выпрашивали чтонибудь вкусненькое.
– Ну вылезай уже!
– Уууу! – дрожа всем телом, Жоакин выбрался из бочки – струйки воды стекали с его лохмотьев грязными журчащими ручьями.
– Я водяной, я водяной! – порусски пропел Громов и толкнул парня в плечо. – А теперь – зарядка! Ноги на ширину плеч – оп.
– Госпооодин…
– Ставь, говорю, иначе снова в бочку брошу! Наклоны… раздва. Раздва, раз… Теперь – попрыгали, опопоп… Побежали! Да ногито по земле не волочи, поднимай коленки повыше!
Через полчаса интенсивной терапии пришедший в себя Жоакин чинно сидел рядом с Андреем за небольшим столиком у летней кухни, и в обе щеки уплетал яичницу, жаренную на оливковом масле.
– Кушай, кушай, – расслабленно потягивая вино, ухмылялся Громов. – Ишь, как тебя на аппетитто пробило.
От иезуитски предложенного сотрапезником «стаканчика доброго винца» подросток, страдальчески скривившись, отказался, но в себя, после водных процедур, зарядки и плотного завтрака, болееменее пришел и стал вполне подходящим для беседы, чем не замедлил воспользоваться хитрый «дворянин руссо».
Правда, все предложения Андрея Жоакин с ходу отверг.
– Как? Уехать? И не приступить к службе? Вы ж, господин Андреас, нынче – королевский лейтенант, сами вчера патентом хвастали.
– Ну уж и хвастал… – молодой человек уязвленно покривился. – Просто показал.
– И сразу же решили стать дезертиром! – укоризненно покачал головой Жоакин. – Нет, нет, не спорьте – ваше отсутствие именно так и будет выглядеть. Можете не сомневаться, схватят вас быстро, и столь же быстро повесят, не затрудняясь особым расследованием…
– Уж в этом не сомневаюсь, – буркнул Громов. – Схватить да сразу повесить – вообще в добрых местных традициях.
– Тем более, – продолжал юноша, хитро прищурив глаза. – Никто вам ничего не скажет! Ни в Калелье, ни в других деревнях. Вы, сеньор Андреас, для них – опасный и подозрительный чужак! Тем более вести о вашем дезертирстве со службы распространятся быстро, и где вас будут искать? Именно там, откуда и привезли.
Молодой человек задумался – мальчишкато, по сути, был прав, как ни крути. Но что же оставалось делать? Просто сидеть здесь сложа руки… даже не сидеть – служить, отрабатывать лейтенантский чин и жалованье!
Помолчав, Жоакин склонил голову набок и улыбнулся:
– Вам, достопочтенный сеньор лейтенант, никак нельзя без верного слуги. Это вообще както странно, чтоб благородный человек, да при такой должности – и вдруг сам по себе, без прислуги.
– Это ты ко мне, что ли, в слуги набиваешься? – с усмешкой перебил Андрей.
Парнишка тотчас же кивнул:
– Угу. Именно так и есть.
– Что ж…
Молодой человек задумался – в принципе, иметь при себе знающего все местные закорючки человека было бы явно неплохо, тем более – переводчика.
– Я буду вам верным слугой всего за один дублон в неделю, сеньор!
– За дублон, о как! А серебро тебе не подойдет?
– Пиастры? – оживился парень. – Еще даже и лучше – не надо возиться с разменом.
– Не слушайте этого малолетнего пройдоху, сеньор, – неожиданно влезла в разговор убиравшая со стола посуду кухарка. – За дублон можно нанять целых двух слуг, да еще и конюха! Дублон в неделю – надо же, раскатал губу! Да он еще и украдет столько же!
– Я что же, потвоему, похож на вора, Льота?
– Конечно, похож! Оборванец оборванцем.
– Да тьфу на тебя!
Уловив общий смысл беседы, молодой человек грозно взглянул на Перепелку:
– Ты что же, меня ограбить хочешь?
– Сеньор! – молитвенно сложив руки, Жоакин посмотрел на своего будущего господина честнейшими и преданнейшими глазами. – Я ж для вас все устрою – а это не так уж и просто, поскольку вам нужно многое. Одних батистовых сорочек – дюжину, из которых полдюжины – с кружевами, а полдюжины – простых. Еще и камзол, и панталоны, и кафтан с вышивкой, не говоря уже о треуголке с плюмажем! А шпага, пистолет, перевязь? О, здесь такие ушлые оружейники – вам запросто всучат дрянной фитильный пистоль по цене колесцового!
– Ты что же, полагаешь, я совсем слепой и не разбираюсь в оружии? – возмутился Громов.
Парнишка замахал руками:
– Что вы, что вы, почтеннейший сеньор! Просто здесь такие люди, ага. Их надо знать, торговаться – а как же вы будете торговаться, не владея языком? Да и не к лицу это благородному человеку.
– Ну ладно, ладно, убедил, – Андрей раскатисто расхохотался и прихлопнул ладонью по столу. – Считай, что ты уже принят на службу. Сегодня же получишь свой дублон, точнее – гинею…