Итак, Алонсо Гаррига! Следовало осторожненько расспросить о нем моряков, что лейтенант и поручил все тому же Мигелю с его белобрысыми помощничками, сам же, вместе со славным капитаном Педро Кавальишем, отправился на аудиенцию к губернатору Мендозе. Конечно же, друзья отправились туда не сами по себе, просто господин губернатор живо интересовался ходом расследования убийства откупщика… и был очень этим расследованием недоволен, устроив подчиненным хороший разнос.
– Плохо, плохо работаете, господа! Медленно! У вас что – даже подозреваемых нет? К чему тогда эту дурацкую секту накрыли?
– Есть подозреваемый, а как же, господин барон! – Громову наконецто удалось вставить хоть слово.
Бывший судья желчно покривил губы:
– И кто же это, интересно знать?
– Некий сеньор Алонсо Гаррига. Владелец торгового судна, которое так и называется – «Барон Рохо»!
– О господиии, – застонав, губернатор обхватил руками голову, казавшуюся огромной изза пышно взбитого парика. – Опять эта секта! Мне кажется, вы не там ищете, господа. У меня вот есть сведения, что к убийству несчастного дона Кадафалка причастны иезуиты!
– Иезуиты? – капитан с лейтенантом удивленно переглянулись.
Барон де Мендоза наставительно поднял вверх указательный палец:
– Дада, иезуиты! Вот кого бы нужно вам потрясти со всем пристрастием.
– Да, но… – капитан Кавальиш уныло подкрутил усы. – Ведь никаких иезуитов в городе нет, насколько я знаю.
– Явных – нет, – усмехнулся Мендоза. – Но несомненно, имеются тайные. Их просто нужно найти, а не тратить драгоценное время на разные там секты, понапрасну тревожа уважаемых в обществе людей.
Получив столь ценные указания, приятели вернулись к себе на гору Монтжуик, по пути кляня начальство в хвост и в гриву. Иезуиты, как пояснил уже в крепости за стаканом вина, капитан Педро, поддерживали в этой войне кандидатуру Филиппа Бурбона и, после взятия Барселоны англичанами, просто сбежали в Мадрид или еще куданибудь.
– Да что они, совсем идиоты, здесь оставаться? – патетически вопрошал Педро. – Давно б уже всех арестовали, а многие бы болтались в петле.
Громов ничего не говорил – думал, насколько это было возможно сейчас, за стаканом вина. Образ иезуита в начале просвещенного восемнадцатого века – это вовсе не жаждущий крови еретиков упертый фанатик с пылающим, как у «старых большевиков», взором, а человек вполне образованный, интеллигентный, умный… и вместе с тем не знающий жалости в своих тайных орденских делах.
Тот визитер… и стрелок с мушкетом… если это один и тот же человек – то почему б ему не оказаться иезуитом? Секта «Барон Рохо» – несомненное антихристианское зло, вот проклятый иезуит и воспользовался Андреем, по сути, подставив его… а заодно – и несчастную баронессу Бьянку! Могло так быть? Да конечно могло. Только вот Громов даже лица незнакомца не видел, а по голосу вряд ли сможет узнать. И что остается делать? А ничего! Искать, как искал, капитана Гарригу. Правда, нынче придется действовать самому, без агентов – не надо посвящать в поиски лишних людей, тем более что покаталонски молодой человек уже говорил достаточно бегло, и даже освоил кастильский.
И все же, по здравому размышлению, для начала Андрей отправил в гавань слугу – просто пошататься да пособирать сплетни. Жоакин явился еще до обеда с разбитым носом – зарядили в какойто таверне в лицо, едва только услышали о капитане Гарриге.
– Видать, редкостный поддонок этот капитан, – покачал головой сеньор лейтенант. – Раз уж тут его так «любят». Впредь нужно быть осторожнее. И кто тебя ударил, запомнил?
– Да уж запомнил, – смыв под рукомойником кровь, Жоакин обернулся и шмыгнул разбитым носом. – Хозяин таверны «Два креста» – жилистый такой, чернобородый, бывший матрос или даже боцман.
– Откуда знаешь, что матрос? – насторожился Громов.
– Да видно, – Жоакин пригладил волосы. – Широкие плечи, рыжая, с проседью, борода. Ходит вразвалочку, на левом запястье татуировка – якорь, да и зовут его все – Камило Моряк, ага.
– Тактак, – надевая кафтан, покивал молодой человек. – Камило Моряк, значит? Таверна «Два креста». Это где?
– Ближе к рыбацкой деревне, сеньор.
– Ага, знаю. Тот еще райончик!
– Вот и я о чем! – сверкнув глазами, вскинулся парень. – Вы что же, господин, собираетесь пойти в эту чертову забегаловку один? Нетнет! Я пойду тоже.
– Сидеть! – приказал сеньор лейтенант строгим и непререкаемым тоном, каким обычно говорит с новобранцами какойнибудь старшина или сержантсверхсрочник. – Тебя там запомнили, нос, вон, разбили. Хочешь, чтоб оторвали голову или, скорее, сунули под сердце нож?
– Но сеньор…
– Молчать, я сказал! И никогда не смей прекословить. Лучше скажи, что этот Камило за человек? Я знаю, парень ты наблюдательный и неглупый.
Весьма довольный хозяйской похвалой Жоакин смущенно потупил взор и улыбнулся:
– Ну само собой, коечто я заметил, ага. Там такой двор за таверной, просторный, как паперть. Во дворе старый баркас, и большая кадка с водою – местные мальчишки пускают там кораблики, старик Камило это дело любит, частенько выходит, курит свою трубку, смотрит, мальчишкам советы дает.
– А про матросское прошлое свое не рассказывает?
– Я не слышал, – слуга покачал головой. – Думаю, даже и вспоминатьто не любит: чтото у него там произошло нехорошее с капитаном «Барона Рохо».
– Это ты с чего так решил? Впрочем, вижу…
Потрепав парня по плечу, Громов наказал ему пополнить запасы вина и, спустившись вниз, вывел из сарая служебную лошадь. Все ж таки хорошо, что он находился сейчас на королевской службе – пусть жалованье никогда вовремя не платили, зато аккуратно выдавали паек, ром и фураж для лошади, содержание которой в противном случае обошлось бы весьма недешево.
На этот раз сеньор лейтенант оделся попроще – темнозеленый, грубого сукна, кафтан без всяких украшений, черная широкополая шляпа с узенькой ленточкой и без всяких перьев, на боку конечно же шпага, куда ж без нее? Плащ – тоже бедненький – Андрей позаимствовал у Жоакина, создав себе образ некоего небогатого – а, точнее, откровенно бедного – дворянина, ищущего службы или лучшей доли. Таких в ту пору в Испании было множество, впрочем, как и всегда – именно такие вот бедные, на все готовые, испанские парни, умеющие лишь воевать, и разнесли когдато в клочья все индейские царства Америки. Конкистадоры, мать их за ногу!
Нынче было воскресенье, и Громов по пути заглянул в церковь Святой Марии Морской, большую часть обедни пропустил, но оставшееся время отстоял честно, молясь за удачу и здравие всех своих знакомых – здесь – и родных – «там». Хотел еще поставить свечку за упокой души несчастной безвременно погибшей Бьянки, но почемуто не поставил… чтото помешало… или ктото нечаянно толкнул под руку, да и как раз и служба уже закончилась.
Выйдя из храма вместе с толпою попраздничному одетых людей, Громов уселся в седло и, не торопясь, поехал вдоль старой городской стены, там, где в будущем проляжет широкая виа Лайэтана. Узкая ныне улочка вывела всадника в порт, в том месте, где стоял – будет стоять – городской почтамт, и начиналась – или заканчивалась – пассео Колон – улицанабережная Колумба.
Улицы, как и вся набережная, были полны людьми. Что и говорить – воскресенье, да и погода вполне благоприятствовала променаду: еще с утра небо хмурилось, плача нудным серым дождем, а вот к обеду распогодилось, ветер унес тучи кудато далеко за гору Тибидабо, небо засияло голубизной, и яркое золотистожелтое солнышко, отражаясь в окнах домов, пролегло лучистой дорожкою в море.
Помня слова Жоакина, молодой человек, повернув лошадь налево, где на месте будущего Французского вокзала нынче раскинулся довольнотаки трущобный по местным меркам район неказистых домиков и крытых соломою хижин. Таверна «Два креста» располагалась не там, а ближе к морю, в гавани, соседствуя с небольшими, но вполне приличными домами, сложенными из серых камней. Ведущие во двор таверны ворота, как и говорил Жоакин, оказались открытыми нараспашку, многие посетители заведения уже пили там же, во дворе, вино, наблюдая за корабликами, плавающими в огромной деревянной кадке, больше напоминавшей небольшой бассейн.