Оох… Опять – за спину руки, двое стражников с алебардами впереди, двое – сзади, на пути решетки – одна, вторая, третья и… Господи, неужели солнышко? Оно самое, милое, золотое… и небо такое синеесинее, и воздух… И вокруг пахнет розами, и птички поют! День.
Губернатор дожидался узника все в том же кабинете, что и самый первый раз. Темнокрасный, с золотым позументом, кафтан, завитый парик, впалые желтые щеки. Умный пронзительный взгляд и лишенный всяких эмоций голос.
– Вы всетаки решили дать письменные показания? – кивнув на стул, тихо произнес барон. – Что ж, наверное, это и неплохо. Однако на этот раз я пришел вовсе не для допроса, дело для всех ясное – и вас, сеньор Андреас, очень скоро казнят…
– Ну вот, – кисло усмехнулся молодой человек. – Кто о чем, а вы опять о казни.
– Вина ваша неоспорима, тем более я хотел ознакомить вас с составом высокого трибунала, – поиграв перстнями на пальцах, губернатор протянул узнику грамоту. – Вот, читайте.
– Председатель – барон де КамбресиРозандо, – взяв бумагу, вслух прочитал Андрей. – Ого… члены… Постойтека! И граф дель Каррахас здесь! Все мои друзья, блин… Похоже, и в самом деле шансов у меня мало.
– Ну так я о чем и говорю, – барон де Мендоза развел руками.
Странно, но Громов не испытывал к губернатору абсолютно никакой ненависти или вражды, быть может, потому что этот коварный и облеченный немаленькой властью человек разговаривал с ним подчеркнуто вежливо, вполне обычным, можно даже сказать, дружеским, тоном, не грозил, не ругался… просто который раз уже подставлял расчетливо и цинично. Но делал это с неким намеком на сожаление, мол, ято бы и рад не делать подлостей, но, увы, обстоятельства…
– Да, вы, кажется, говорили о шансах? – барон внезапно вскинул глаза. – Так у вас вполне может появиться один.
– Что? – оторвавшись от списка, хлопнул ресницами Громов.
– И это вторая… да, пожалуй, и главная, причина моего появления здесь. Вас хочет видеть одно лицо… которое может оказаться полезным.
– Что за лицо? – озаботился молодой человек. – Старый знакомый? Хм… интересно, кто. Вы говорите…
– Больше ничего не скажу, – губернатор сжал в кулаки ладони. – А от вас потребую… Дада, потребую, проявить при этой встрече терпение и такт.
– Терпение и такт, – озадаченно протянул Громов. – Чточто, а уж этото я вам обещаю, любезнейший сеньор! Так с кем я всетаки…
– Сами увидите сегодня вечером. Сейчас же – прощайте, встретимся на суде. Стража!
Тряхнув париком, барон позвонил в лежащий на столе колокольчик, и немедленно вошедшие стражники увели узника обратно в темницу.
Андрей был заинтригован! Кто, кто этот таинственный незнакомец, вдруг озаботившийся спасением несчастного лейтенанта и имевший для этого все необходимые связи – иначе б с чего о нем говорил сам губернатор? Кто ж это мог бытьто? Педро Кавальиш? Нет, не того полета птица, тем более – сам в опалу попал. Тогда кто? Ну не кузнец же и не Жоакин Перепелка! Может, тот самый незнакомец? Нет… тот, похоже, всетаки и есть искомый иезуит – дон Теодоро.
От всех этих рассуждений впору было башку сломать, и Громов, махнув на все рукою, завалился до вечера спать, провалившись в сон, как в спасительное убежище, быть может, последнее в жизни.
Его разбудил стражник, потряс за плечо:
– Идемте, сеньор. К вам пришли.
Быстро поднявшись, молодой человек пригладил, как уж смог, волосы и, поправив воротник, зашагал вслед за тюремщиками. И снова темный, освещаемый лишь горящими факелами стражников коридор, лязгающие решетки – эксклюзивная работа кузнеца Жауме Бальоса – узкая лестница – дюжина ступенек вверх, к оранжевому закатному солнцу!
– Сюда, налево теперь.
Понятно. Комната для свиданий.
И на скамье – какаято дама в шляпке с черной вуалью! Именно она – и есть таинственный посетитель?
– Добрый день, – галантно поклонился Громов.
– Здравствуй, Андреас.
Женщина подняла вуаль, и молодой человек едва не вскрикнул от удивления!
Амалия! Баронесса де КамбресиРозандо. Та самая, во многом благодаря которой он и оказался здесь. Что ей надобно, интересно знать?
Красивое «кукольное» личико юной дамы казалось еще более бледным, нежели всегда, под глазами пролегли глубокие синие тени, тонкие, красиво очерченные губы подрагивали, как если бы баронесса собиралась вотвот заплакать. Странно, вообщето Амалия была девушкой веселой и даже в меру циничной. Что ж она сейчасто строила из себя несчастную?
– Я пришла попросить у тебя прошения, Андреас, – опустив густые ресницы, тихо промолвила баронесса. – Нет, нет, не надо, не перебивай! – Амалия вскинула голову. – Я понимаю, что причинила тебе несчастье, но, поверь, в смерти Бьянки моей вины нет! А то, что я закричала… я была зла на тебя, Андреас, очень зла, за то, что ты… О, что я такое говорю, боже!
Юная дама вскочила со скамьи и, упав бывшему любовнику на грудь, разрыдалась, словно какаянибудь простолюдинка, не приученная сдерживать свои чувства.
– О, Андреас, простишь ли ты меня хоть когданибудь?
Молодой человек машинально погладил плачущую красавицу по плечу, подумав, что, в конце концов, Амалия в чемто права – не так уж она и виновата. Несчастную Бьянку казнили бы все равно, и вряд ли бы он, Громов – даже неузнанный – сумел бы хоть чтонибудь сделать.
– Не плачь, хватит, ну… – утешал девушку узник. – Ты же знаешь, сердиться на женщин – пустое и не достойное мужчины дело. А в смерти Бьянки я тебя не виню.
– Ах, милый Андреас… – крепко обняв Громова, Амалия подняла заплаканное лицо и шепотом попросила: – Поцелуй меня. Крепкокрепко. Как раньше…
Молодой человек молча поцеловал юную даму в губы – крепко, как она и просила, – почувствовав в ответ такой жар, такое страстное пламя, что на миг испугался – неужели баронесса де Камбрес вдруг сошла с ума? Или, скорее, просто вспыхнули старые чувства…
– Ты и в самом деле меня простил? – наконец, отпрянув, тихо спросила девушка.
– Простил, да.
– Тогда поцелуй еще!
И на этот раз Андрей исполнил просьбу с таким же пылом, и нельзя сказать, чтоб это было бы ему неприятно или вовсе не вызвало никаких чувств. Амалия, явно ощутив это, улыбнулась прежней своею улыбкою, немного кукольной, загадочной, озорной… А потом оглянулась и так же негромко произнесла, придав своему милому личику как можно более серьезное выражение:
– Завтра будет суд, знаешь?
– Да, – шепотом отозвался Громов. – Я даже знаю состав трибунала.
Амалия скорбно вздохнула:
– Там многие хотят твоей смерти… Особенно – мой муж… и граф Антонио дель Каррахас, супруг Эжены. И еще – все те, кто был в нашем обществе…
– Понятно, – грустно усмехнулся Андрей. – Я слишком много знаю.
– Да, они хотят избавиться от тебя, – юная баронесса поправила кружевной воротник платья. – И не обязательно казнить. Думаю, согласятся и просто выслать тебя в Америку. Под строгий надзор, на вечное поселение в какуюнибудь забытую богом дыру. Нет, нет, милый Андреас, выслушай меня до конца!
– Да, я слушаю, слушаю.
Молодой человек нежно погладил девчонку по шее. Амалия вновь улыбнулась:
– Так я что хочу сказатьто… Да – ссылка, это почти та же смерь, но… из колоний всегда есть надежда вернуться, с того же света – нет. Я сделаю все, Андреас, чтобы тебе заменили казнь разжалованием и ссылкой, ты же молись, чтоб все вышло. Обещаешь?
– Ну да, помолюсь. Да! – вдруг озаботился молодой человек. – Мой верный слуга, Жоакин Перепелка… Ежели что – ты позаботишься о нем?
– Ну конечно же – обещаю! – юная дама пожала плечами и грустно вздохнула. – Прощай, милый… Не знаю, свидимся ли мы еще хоть когданибудь.
Не дойдя до двери, баронесса де Камбрес повернулась и снова бросилась Громову на шею, чередуя рыдания с поцелуями.
Сие трогательное прощание тактично прервал вежливо постучавший в дверь тюремщик:
– Пора, господа. Время закончилось.
Промокнув глаза носовым платком, Амалия через силу улыбнулась и вышла, а, чуть погодя, стражники увели и Андрея. Молодой человек провел ночь в задумчивости и – как и обещал Амалии – в молитвах. Ему почемуто не хотелось сейчас рассуждать здраво – удастся ли баронессе задуманное или нет, вполне может так статься, что и не удастся: смирятся ли оскорбленные мужья с тем, чтобы любовнику их молодых жен была оставлена жизнь? Впрочем, а вообще знают ли они об этом? Вполне могут и не знать, тогда… Тогда, определенно, есть шанс: ведь если не будет мотива личной мести, если просто заткнуть рот – так можно и выслать в колонии, туда, куда Макар телят не гонял. На мужа своего, старого барона де Камбрес, Амалия уж конечно повлияет, как и у каждой супруги, у нее на то есть средства. А вот что касаемо графа дель Каррахас, губернатора и всех прочих… хотя, наверное, средства припасены и для них… Громов сейчас не хотел даже думать – какие, вообще же, был уверен, что поступил правильно – некрасиво отталкивать плачущих женщин, даже если они и…