Как и ожидал Андрей, судебное заседание члены высокого трибунала провели при закрытых дверях и без лишних формальностей типа очных ставок, допросов свидетелей и всего такого прочего, что неминуемо затянуло бы дело и – самое главное – привлекло бы к нему излишнее внимание непосвященных лиц.
Предъявив узнику обвинение в шпионаже в пользу Филиппа Бурбона, верховный судья – в отличие от сеньора губернатора, жизнерадостный толстячок с толстыми жирными губами и масляными глазками – тут же огласил и приговор: казнь через повешение… милостью Его величества добрейшего короля Карла заменяемая лишением дворянского звания и высылкой под надзор в городок Чарльстон в английской колонии Южная Каролина. Южная Каролина – потому что все испанские колонии поддерживали Филиппа Бурбона – это первая причина, а вторая – завтра с утра из Барселоны в Чарльстон как раз отправлялось попутное судно под английским флагом. Получалось очень удобно – произвести гражданскую казнь да сплавить узника поскорее – практически одним днем обойтись.
Не было ни торжественного построения гарнизона крепости Монтжуик, ни зачитанного громовым голосом приговора, все прошло тихо, можно сказать – подомашнему. Над головой Громова прямо в помещении караульной сломали шпагу да велели снять кафтан, в который и обрядили заранее подготовленный труп какогото бродяги, живенько вздернутый на свободную виселицу. Далекоо было видно, как раскачивался на ветру казненный предатель… почти все в Барселоне знали – кто, уж об этомто позаботились, а уже ночью, тайком, в закрытой карете, отвезли узника в порт, посадив на борт «Святой Эулалии» – так называлось попутное судно.
Узенькая и тесная каморка, куда втолкнули «казненного», оказалась на носу судна, рядом с камбузом, откуда с раннего утра донесся вполне аппетитный запах гороховой похлебки. Слышно было, как свистел в свою дудку боцман, как бегали по палубе матросы… вот загремела цепь – выбрали якорь. Судно дернулось – видать, поставили блинд – повернулось и медленно покинуло гостеприимную гавань Барселоны, города, в котором российский предприниматель Андрей Андреевич Громов встретил свою любовь… и свою смерть. С борта корабля были хорошо видны виселицы на стене крепости Монтжуик. На одной из них и висел сейчас «Громов», бывший дворянин, бывший лейтенант, бывший любовник…
Все осталось в недавнем прошлом, нынче же начиналась новая жизнь, а что ждало Андрея в будущем, знал пока только один Господь Бог. Покинув гавань, на судне подняли все паруса и, пользуясь попутным ветром, «Санта Эулалия» белокрылою чайкой полетела на запад – к захваченному англичанами Гибралтару.
По мысли Громова, не прошло и часа после того, как судно вышло из гавани, как двое дюжих матросов без особых сантиментов выгнали его из каморки едва ль не пинками, да, на всякий случай связав за спиной руки, отвели на корму, к капитану – а кем еще был это вальяжно развалившийся в поставленном на палубе складном кресле рыжеватонебритый тип с лошадиным мосластым лицом и тяжелым взглядом.
– Меня зовут Якоб Пинеда, я на этом судне капитан и Господь Бог!
Сказав так, развалившийся в кресле тип загоготал, показав желтые и крупные, как у коня, зубы, затем же, резко оборвав хохот, спросил с явной угрозой в голосе:
– Понятно вам, свиньи?
Сие не слишкомто вежливое обращение несомненно относилось не только конкретно к Громову, но и еще к пятерым парням, судя по связанным рукам, таким же ссыльным преступникам.
– Денег на ваш прокорм не выделено, – сплюнув на палубу, продолжал капитан. – А бездельников на своем корабле я не потерплю – будете вкалывать, как черти в аду, иначе, клянусь всеми святыми – живо у меня пойдете на корм рыбам! Ясно?
Ссыльные разом кивнули, однако такой ответ мосластого мореплавателя явно не удовлетворил:
– Нужно отвечать – «да, сэр»! Понятно вам, ублюдки?
– Да, сэр, – нестройным хором отозвались бедолаги, искоса поглядывая на карабкающихся по вантам матросов – босых и одетых вполне живописно – в лохмотья и рвань.
Как тут же отметил опытный судомоделист Громов, «Святая Эулалия», судя по парусному вооружению и двум мачтам, являлась шхунойбригом или бригантиной, как где называли. Передняя – фокмачта несла прямые паруса, – задняя – гротмачта – косые. Небольшое и весьма маневренное судно, не требующее большого количества команды – человек двадцать… ну тридцать – максимум. Правда, если на ней еще имелись пушки – а они, вне всякого сомнения – имелись, можно было накинуть еще с дюжину человек во главе с канониром…
– Итак, свиньи, – между тем продолжал капитан на смеси каталонского и английского, сдобренных изрядным количеством самых интернациональных ругательств. – Вам всем придется работать, отрабатывать свою жратву… в ближайшем порту я запру вас в трюме, и ежели кто думает, что ему вдруг удастся сбежать, то тот очень и очень об этом пожалеет, клянусь отрыжкою дьявола!
Сэр Якоб Пинеда погрозил внушительным кулаком и, оглянувшись на стоявшего у штурвала вахтенного – вполне обычного белобрысого парня – уже более миролюбиво добавил:
– Сейчас будете отвечать на мои вопросы, свиньи. Четко и по существу. Кого спрошу. Ну… – прищурившись, он внимательно оглядел ссыльных и указал пальцем на крайнего, хмурого здоровяка с бурыми волосамикосмами до самых плеч. – Начнем с тебя, парень. Кто такой? Что можешь делать?
– Ну Санчес я, а звать – Гонсало, – угрюмо повел плечом здоровяк. – Крестьянин я, ну. Всю крестьянскую работу знаю, ну… пахать, сажать, жать…
Капитан переглянулся с подошедшим к нему юрким чернявым малым в грязноватом камзоле с оторванными пуговицами, как видно, помощником или шкипером. Оба разом захохотали.
– Ой, уморил, уморил, деревенщина! Тут нам все твои умения без надобности… А вот канаты тянуть – ты, я вижу, неслабый малый.
Детинушка горделиво хмыкнул:
– Да уж есть, ну.
– Будешь у нас теперь не Санчес, а Деревенщина. – Сэр Пинеда потер руки и перевел взгляд на следующего бродягу, миловидного, лет пятнадцатишестнадцати, парня с испуганным лицом.
– Ладненько, теперь – ты!
– Меня зовут Мартин… сеньор… сэр…
– Мартин, вот как? – капитан както особенно мерзко ухмыльнулся и подмигнул помощнику. – А он красавчик, ага! Будешь у нас Пташка!
– Но… – не понял юноша. – Почему Пташка?
– А вот выйдем в океан – там и узнаешь, почему! – сэр Якоб снова расхохотался и уставил палец на Громова. – Ты у нас кто? Хотя… я и сам помню – Висельник! Так тебя и звать будем. Что умеешь делать?
– Убивать, – нагло усмехнулся Андрей.
Давно уже пора было поставить зарвавшегося нахала на место. Хоть так. Ишь, прищурился, сволочь!
Капитан «Эулалии» переглянулся со шкипером:
– Чточто?
– Что слышали, сэр, – охотно пояснил молодой человек. – Я, видите ли, был солдатом. Убивать наловчился поразному – шпагой, кинжалом, дамской булавкой, а также – при помощи пистолета, мушкета, фузеи, пушки…
– Пушки? – сэр Якоб Пинеда заинтересованно подался вперед. – И впрямь – артиллерист? Не врешь?
– Могу управляться с двенадцатифунтовым орудием, также и с фальконетом, – вспомнив урок старого капрала, прихвастнул Громов. – Двадцатичетырехфунтовое один не потяну – тяжеловато будет.