– Ах, вон оно как, тяжеловато… – ухмыльнулся самозваный сэр. – Ладно, испытаем тебя в бою – моему канониру как раз не помешал бы толковый помощник. А пока будешь работать, как все… Как черти, я бы сказал – именно так у меня все и работают! Хахаха!
Канонир? Не обращая внимания на громкий смех капитана, Андрей задумчиво покусал губу. Зачем на небольшом торговом судне канонир? Неужели недостаточно обычных матросов? Или «Эулалия» еще и промышляет пиратством? Наверное, так – кто в это время не промышлял? Обычное дело.
Тем временем капитан живенько составил беседу и с другими ссыльными, коих оставалось двое. Чемто похожих друг на друга – лет тридцати, среднего роста, худые, с неприметными лицами… один, правда, чернявый, как местный шкипер, другой – белобрысый, как вахтенныйрулевой. Белобрысого звали Рамон Кареда – ныне, покорабельному, просто – Рамон, чернявого – Сильвио Дайвиш, отныне – Головешка. Неплохая компашка подобралась – Громов даже улыбнулся: не считая Рамона, Деревенщина, Головешка, Пташка… да еще и он сам – Висельник, вот уж прозвали так прозвали, не в бровь, а в глаз.
Немного погоняв на разных палубных работах – скатывание парусов, приборка и прочее – ссыльных всем скопом запихнули в трюм. Судно шло вдоль берега, и капитан не хотел рисковать.
– Так вот до Гибралтара и пойдем, в трюме, – ухмыльнулся «Головешка» Сильвио. – А уж потом – красота! Палуба, океан, свежий воздух… и работы – не продохнуть!
– А долго нам плыть? – шмыгнув носом, поинтересовался Мартин.
Головешка пожал плечами:
– Может, месяц, а, может, и два – как волна, как ветер. Хотя… – он вдруг внимательно присмотрелся к какимто отверстиям в шпангоутах и балках и понизил голос: – Однако наше вынужденное путешествие может и затянуться.
– Почему? – тут же переспросил Андрей.
– Да так…
– Нет, вы ведь чтото здесь увидели… вот эти дыры… они зачем?
– Хм, – Сильвио хмыкнул и неожиданно подмигнул Мартину Пташке. – Ну раз вы все же хотите знать… Не хочу вас пугать, ребята, но, похоже – это работорговый корабль. И кажется мне, после Гибралтара наш бравый капитан обязательно повернет на юг, к западному побережью Африки – за рабами, да. Видите эти отверстия? Они для цепей, и в этот трюм можно натолкать немало живого товара.
– Рабы рабами, – меланхолично протянул Рамон. – Не понимаю, чем это плохо для нас?
– Абордажем, друг мой! – скорчив нарочито жуткую гримасу, Головешка похлопал Рамона по плечу. – Видите ли, парни, люди больше всего на свете любят завидовать чужому богатству. Завидовать и пытаться его отобрать. А на нашем пути промышляет немало лихих ребят на быстрых суденышках… да и военные фрегаты не прочь поживиться живым грузом. Можем не отбиться, не уйти.
После Гибралтара ссыльных ненадолго выпустили для палубных работ, что насидевшиеся в темном трюме бедолаги восприняли как праздник… быстро испорченный хамским поведением капитана и его гнусной команды, на взгляд Андрея, состоявшей из исключительного отребья, наверное, собранного по всем портовым притонам Европы. Большая часть матросов вовсе не походили на испанцев, общаясь меж собой на какомто ином языке, голландском или немецком.
Громов заметил, что на судне появились и пассажиры – совсем нерадостные забитые мужики, женщины, дети, судя по штопаной одежонке и скромному скарбу, явно не относившиеся к благородному сословию… к коему, впрочем, ныне не относился и лишенный дворянства бывший сеньор лейтенант, вместе с остальными своими товарищами по несчастью истово драивший палубу на полубаке.
– Сильней трите, сильнее, твари! – помахивая палеткой, подгонял боцман – еще один до крайности неприятный тип, внешностью объединявший в себе бульдога, лису и таксу. Кривоногий, низенький, с вислыми брыластыми щеками и жирным, всегда готовым извергнуть самые гнусные ругательства ртом, боцман – звали его, кстати, очень даже красиво – Гильермо – держал в узде всю разношерстную команду «Святой Эулалии» не только плетью, но и здоровенными, поросшими рыжим волосом, кулаками.
А с каким видом он бросал плотоядные взгляды на женщин?!
– Кто эти люди? – улучив момент, поинтересовался Андрей.
– Переселенцы, – «Головешка» Сильвио Дайвиш пожал плечами и хмыкнул. – И что дуракам не сидится дома? Думают, в чужедальней стороне слаще?
– Быть может, они бегут от войны? – прячась от злобного взгляда боцмана за мачтой, несмело предположил Мартин.
Головешка тут же захохотал:
– Ага, убегут, как же!
Посмеялся и, взглянув на солнце, добавил уже гораздо тише:
– А мы всетаки повернули на юг. Значит, точно – идем за рабами.
Получив на обед миску пустой похлебки, бывшие узники уселись прямо здесь же, на палубе, усердно работая ложками, каждую из которых, как сказал «сэр Якоб», нужно было отработать до седьмого пота. Так ссыльные и не ленились, не щадили себя – все лучше, чем торчать в трюме!
Это их трудолюбие не осталось незамеченным, на следующий день бедолаги получили похлебку погуще, да и остальные матросы стали посматривать на своих вынужденных спутников куда более дружелюбно, показывая, как нужно обращаться с парусами… ну а Громов еще и тренировался с корабельными пушками. Кстати, канониром оказался боцман! Что и понятно – на небольшом корабле все должности совмещались.
– А нука, Гильермо, проверь эту сволочь, – уже ближе к вечеру вспомнил, наконец, капитан. – Поглядим, какой он артиллерист.
– Давай заряжай, – подведя бывшего лейтенанта к расположенному на корме двенадцатифунтовому орудию, ухмыльнулся боцман.
– Ага, заряжай, – молодой человек без стеснения выругался. – Расчет – три человека, так где они? Я один такую махину не сдвину.
– Так ты сначала заряди – места хватит, – хохотнув, канонир кивнул на стоявшую рядом с пушкой корзину с ядрами и порохом в специальных картузах. – Давай, давай, действуй.
Приспособления для зарядки и производства выстрела лежали рядом с другой пушкой, расположенной чуть поодаль, – парной к первой. Банник, пробойник, пыжовник, шуфла…
Что ж, уроки старого английского капрала в крепости Монтжуик не пропали даром! Прочистив канал ствола банником, Громов ловко затолкнул шуфлой в ствол картуз с порохом и взял из корзины чугунное пятикилограммовое ядро…
– Не оченьто худо, разрази тебя гром! – скупо похвалил боцман. – Подожди, выберем цель да поглядим, насколько ты меток.
Андрей поспешно спрятал усмешку: «меткость» применительно к корабельному орудию была понятием весьма относительным, болееменее прицельно можно было стрелять только шагов на пятьдесят, а попадания на расстоянии свыше ста пятидесяти метров вообще являлись чисто случайными, что и понятно – большие зазоры, низкое качество пороха, качка.
Интересно – где они тут собрались выбирать цель?
Со всех сторон идущее бакштагом – сорок пять градусов к ветру – судно окружало море с зеленоватосиними, чуть тронутыми белыми барашками разводами волн и кружащими над корабельными мачтами чайками, красноречиво свидетельствующими о близости берега.
Собственно, даже если б какаято одиночная цель и появилась, так горизонтальная наводка все равно осуществлялась поворотом всего корпуса судна, так что…
– Глядика! – уперев руки в бока, заржал, словно конь, поднявшийся на корму капитан. – Он и впрямь целиться кудато собрался! Что, идиот, пушкуто будешь руками двигать? Лаадно, пшел пока вон, в трюм!
Так вот, унизив и обидно посмеявшись, бывшему лейтенанту в очередной раз указали на его нынешний социальный статус. Крайне низкий, если быть откровенным. Что ж, иного молодой человек пока и не ждал.
С грохотом упал захлопнутый сверху люк. Погасло закатное солнце.
– Что, прогнали? – язвительно осведомился «Головешка» Сильвио Дайвиш. – Так и не дали выстрелить?
Громов усмехнулся:
– Не дали. Думаю, заряды берегут.
– Это понятно, что берегут, – махнул рукой Сильвио. – Только при встрече с какимнибудь фрегатом лишние заряды «Эулалии» вряд ли так уж сильно помогут.
– Вообще не помогут, – согласился Андрей. – Это они на вшивость меня проверяли.