– Эх, – переживал Головешка. – Такие там девки есть, ах! Особенно одна – кучерявенькая. Аньеза, я слышал, так ее зовут, кажется.
– Аньеза? Да ведь ей лет тринадцать, не больше, – Громов укоризненно покачал головой и стал смотреть в море.
– Так я и говорю! – Сильвио хлопнул себя по ляжкам. – В самом соку девочка! Ах, ктото ее здесь опробует, клянусь всеми святыми… И этот ктото, увы, явно буду не я. И не ты, Пташка! Сказать вам – кто?
– Не думаю, чтоб они вот так вот навалились на поселенцев, – покачал головой белобрысый Рамон. – Это мы почти каторжники, а за поселенцев могут и спросить.
Головешка неожиданно расхохотался:
– Ой, не смеши, Рамон! Спросят за них, как же. За этуто нищету? Подождииите, сейчас наши черти наедятся негритяночками… И захотят девочек посветлее! Непременно захотят, попомните мои слова. Ну что ты так смотришь, Пташка?
– Думаю, – вздохнув, подросток грустно посмотрел в небо своими большими сероватозелеными глазами, обрамленными такой густоты ресницами, от каких не отказалась бы ни одна дама.
Тонкий нос, приятное, чуть вытянутое лицо, каштановые волнистые волосы… действительно Пташка.
– О! – баламут Головешка со смехом хлопнул Мартина по плечу. – Да ты у нас и думать умеешь? И о чем же ты мыслишь, наш ученейший друг? О той девчонке? Что краснеешь? Ага! Угадал!
– Да нет, – смущенно потупился юноша. – Просто… Вот подумалось вдруг – а что нас в этом Чарльстоне ждет?
– Да ничего хорошего! – невесело рассмеялся прислушивавшийся к разговору Рамон. – Это тебе всякий скажет. Вот как здесь мы вкалываем, так и там будем. За просто так кормить не будут, ага.
Все замолчали – внезапно поднятая Пташкой тема волновала каждого, правда, вот обсудить ее пока не было времени…
– Я слышал, в колониях, таких, как мы, первым делом заковывают в колодки, – помолчав, тихо промолвил Сильвио. – И заставляют работать за миску похлебки, совсем как черных рабов.
– Правильно, – поковырявшись в носу, угрюмо согласился Рамон, которому остальные ссыльные тоже дали прозвище – Каменщик. – Потому что мы и есть рабы – только белые. Еще хорошо, что наш чертов капитан сэкономил на матросах, да за живым товаром зашел… Не было бы нужды в наших руках – где б мы сейчас были? Там же, где сейчас негры.
– Бедолаги, – покачал головой Мартин.
Головешка смачно сплюнул за борт:
– Нашел, кого пожалеть – обезьян черных. Себя лучше пожалей, чучело!
– Кто чучело? Я? – всегда скромный и даже какойто забитый Пташка, похоже, обиделся – несдержанный на язык Сильвио достал и его.
– Чучело и есть – кто же ещето? Негров пожалел, хха! И на девку ту, я видел, засматривался… что, понравилась? Моли Бога, чтоб после негритянок ее в капитанскую каюту пользовать повели, а не тебя, дурня!
– Что?!
Покраснев, юноша сжал кулаки и вскочил на ноги… что вызвало у Головешки лишь презрительную ухмылку… да он сбил бы с ног тщедушного паренька одним ударом, в чем сейчас ни капельки не сомневался.
Оп!
– А ну хватит! – Громов ловко перехватил занесенную для удара руку Сильвио. – Я сказал, хватит. Тоже мне еще, горячие эстонские парни.
– Ууу, – скривился Головешка. – Пустиии…
– Да отпущу – куда ж я денусь? Но только попробуйте мне, подеритесь! Всем ясно?
Повысив голос, Андрей по очереди посмотрел на каждого… и было в его взгляде чтото такое, что заставило обоих забияк притихнуть и усесться у борта.
– Вот и молодцы, – ухмыльнулся молодой человек.
Несостоявшиеся драчуны недовольно сопели, правда, даже Головешка говорить ничего не решался.
– Спите уже, – потянувшись и смачно зевнув, коротко бросил им Громов.
Смеркалось. В темносинем небе повисла золотая луна, круглая, как сковородка. Над клотиком одна за другой вспыхивали звезды, вокруг стояла тишина, лишь время от времени гулко перекрикивались вахтенные, да с кормы доносились звуки очередной пьянки, впрочем, нынче на удивление быстро затихшие.
Андрей уже начинал засыпать, как вдруг почувствовал, как ктото осторожно потряс его за плечо.
Громов распахнул веки, увидев рядом с собой Рамона Каменщика.
– Что тебе?
– Тсс! – Каменщик приложил палец к губам. – Поговорить бы… так, посерьезному.
Андрей пожал плечами:
– Что ж – поговорим.
– Я вижу, ты умеешь держать людей в узде, точно – бывший вояка.
– Ну да, я этого и не скрывал.
Потянувшись, молодой человек несколько раз шумно выдохнул, прогоняя сон, – все же Рамон разбудил его не так просто. Чтото, как видно, хотел… поговорить… о чем?
Слава господу, Каменщик не стал ходить вокруг да около, а, понизив голос до шепота, сказал прямо:
– Думаю, нам в этом Чарльстоне совсем нечего делать. Как и в любых английских или голландских колониях.
– Согласен, – уловив мысль сотоварища, тут же кивнул бывший лейтенант. – Но… что ты предлагаешь? Захватить корабль? А ты умеешь им управлять?
– Нет… Но я полагаю, шкипера мы можем заставить. Просто пусть приведет судно в какуюнибудь спокойную гавань… испанскую или французскую. В общем, туда, где король Испании – Филипп, а не Карл.
– Ааа, – Громов задумчиво почесал заросший щетиною подбородок. – Вот ты к чему… Мысль интересная. Только вот вопрос – как ее реализовать?
– Не спеша, – ухмыльнулся ночной собеседник. – Когда до Чарльстона останется не так уж и много… там же рядом – Флорида. А Флорида – испанская земля. Земля короля Филиппа. Тамто мы никакие не преступники, а наоборот – люди, пострадавшие от подлых прихвостней самозваного короля Карла!
Бывший лейтенант хмыкнул:
– Понимаю тебя. На каждого из нас у капитана Пинеды, вероятно, имеются бумаги… их следует сохранить.
– Не все! – поспешно возразил Каменщик. – Твои – да, Деревенщины Санчеса – тоже можно, а вот нас троих… я имею в виду себя да Головешку с Пташкой… Ты бы мог потом за нас поручиться – и все.
– Поняатно!
В принципе, Громов давно уже догадывался, что среди его спутников «политических» нет. Обычные уголовники, приговоренные судом к ссылке и каторжным работам. Что ж – друзей по несчастью не выбирают, а Рамон говорил дело. О творившихся в колониях ужасах Андрей был наслышан немало, еще от приятеля своего капитана Педро, да и старый капрал Джонс тоже много чего порассказывал. Неведомый пока Чарльстон грозил ссыльным как минимум самым беспросветным рабством, а то и каторгой, непосильным для европейцев трудом на хлопковых плантациях Южной Каролины! Так что Каменщик все говорил верно.
– Но нас только пятеро, – напомнил Андрей. – А команда «Эулалии» – человек тридцать самых отъявленных негодяев, готовых на все.
– Двадцать семь, если точно.
Бывший лейтенант поднял вверх указательный палец:
– Вот видишь – двадцать семь!
– Да ведь и нас не пятеро, – неожиданно хохотнул собеседник. – Ты забыл о переселенцах! По крайней мере, десяток крепких мужчин, да еще женщины, подростки – они ведь тоже чегото стоят. Тем более большую часть команды можно будет просто запереть в каютах – останутся только вахтенные.
Громов задумался – слишком уж рисковое дело предлагал сейчас Каменщик, однако альтернативы, похоже, не было: одно дело – горбиться на хлопковых полях в статусе осужденных на каторгу преступников, и совсем другое – поселиться в какомнибудь тихом испанском городке на правах свободных людей, пострадавших от узурпатора Карла! В этом смысле Рамон абсолютно прав, тут и думать нечего, однако… слишком уж неравны силы. А поселенцы вряд ли станут помогать ссыльным, даже точно не станут – зачем им это надото?
– Вот и я об этом! – в широко распахнутых глазах Каменщика сверкнула луна. – Надо устроить все так, чтобы поселенцы сами поднялись против команды и капитана!
– Интересно, как их на это поднять?
Рамон азартно потер ладони:
– Если достать кафтаны, мы с тобою сойдем за вахтенных… Схватим какихнибудь девок, потащим… ну дальше ты понял.