– Но… мы еще не молились…
– Так нас в церковь и ведут, Ганта. Помолимся, а уж потом…
– Ой, скорей бы уж все случилось. Говорят, это быстро…
– Ага, быстро… когда тебя поджаривают!
– А, может, нас еще и помилуют? Ведь мы же ни в чем…
– Хватит болтать, дамы! – обернувшись, строго прикрикнул Андрей. – Давайтека к стене… Лезьте!
– Что… по этим веревочкам? Я не смогу.
– Тогда вас сожгут. Это больно.
– Делай, как тебе говорят, Элис!
– Но…
– Я вам помогу, дамы… Только держитесь покрепче.
С помощью Громова и маскогов все три колдуньи благополучно взобрались на галерею и зашагали вниз… шедший впереди всех Саланко остановился, прислушиваясь к голосам стражников, затем обернулся и махнул рукой:
– Пошли.
И вот уже улица! Слева – высокое, с фронтоном, крыльцо, справа – деревья. И ветер шумел листвой, и мигали звезды, а полная луна висела над головами беглецов, словно бы усмехаясь – бегите, бегите… а вдруг?
Позади, в коридоре, вдруг послышались шаги:
– Ну я же говорил – сквозняк! О! Так и знал, что дверь закрыть забыли.
Они перевели дух лишь на старом кладбище, среди могильных плит и колючих зарослей боярышника, чертополоха и крапивы.
– Спасибо, друг! – Громов обнял Саланко и похлопал его по плечу. – Если вдруг понадобится моя помощь…
– Не понадобится, – хладнокровно ответил молодой вождь. – Я сделаю свое дело сам. Не сомневайся, друг.
Одна из ведьм вдруг откинула капюшон – красивая, лет тридцати, женщина с черными как смоль волосами – и, подойдя к юному вожаку, взяла его за руку:
– Саланко! Как ты вырос, мальчик.
– Вы знаете меня? – юноша удивленно вскинул глаза.
– Я – Ганта, я знала твою мать, Синюю Тучку, а тебя… тебя помню лишь маленьким… – женщина обернулась к своим подругам по несчастью и повысила голос: – Вот что, девушки, – мы идем с этими людьми, в их племени нас никакой отец Джозеф не сыщет! Слышите, Андра, Элис?
Светало, и Громов шагнул вперед, подставив лицо под свет начинавшегося утра:
– Вы сделали правильный выбор, девушки!
– Можно подумать, он у нас был.
– Впрочем, одна их вас все же пойдет со мной – я так думаю… – подойдя к стоявшей позади всех «колдунье», Андрей сбросил с ее головы капюшон. – Что скажешь, милая Бьянка?
– Господиии… – одними губами прошептала юная баронесса. – Я никогда не верила, что мертвецы возвращаются, но… Нет! Нет! Не может быть!
– Не может, – спокойно согласился молодой человек. – Ты права, милая, – мертвецы не возвращаются. Но ято не мертвец…
С этим словами Андрей обнял девушку и, прижав к себе, крепко поцеловал в губы…
Ах, эти волосы, каштановые локоны, струящиеся по плечам водопадом, шелковая, тронутая золотистым загаром кожа, синие – как два океана – глаза. Эти чарующеопасные очи затянули Андрея, словно трясина, и в этой трясине хотелось остаться навсегда.
– Милая моя, милая, – шептал Громов, нежно лаская любимую.
Гладил спинку и стройные бедра, ласкал языком грудь, обнимал, наслаждался – и не мог насладиться никак.
Все мысли обоих давно уже унеслись вверх, к самому небу, и лишь мерно скрипела кровать да слышались стоны – стоны радости, наслаждения и любви.
– Ах, милый, ты знаешь, я до сих пор не верю…
– Я тоже… Но давай уже об этом не будем, а? Лучше расскажи о себе. Как ты тогда спаслась, выбралась, как жила все это время? Как?
Бьянка рассказала все, хоть и нелегко ей было все вспоминать, вновь и вновь переживая ужасную весть о казни любимого. Из храма сектантов ее спасли иезуиты, давно уже мечтавшие разгромить опасную сатанинскую секту. Спасли, но… опасаясь преследований и мести сильных мира сего, Бьянка вынуждена была уехать в Америку, скрыться навсегда, изменив имя – тем более что после смерти Громова ничего в Каталонии ее не держало.
– Я помню, как тебя казнили… И видела твое тело – издалека, конечно – на виселице, в форте на горе Монтжуик. Господииии… Если б все знать! А потом… потом я помогла этому мальчику, Жоакину как ты и просил… Он сбежал в Жирону, как мне кажется, вовремя…
– Значит, иезуиты…
– Дон Теодоро Саграна. Мы когдато договорились с ним… и он не обманул, помог… А потом я узнала про твою смерть.
– И бежала, как могла, далеко… – вздохнул Громов. – И как ты здесь? Как жила? Что делала??
– Я вышла замуж, – тихо промолвила Бьянка. – Конечно же, без любви, но за хорошего человека. Фрэнк Тэлбот, так его звали. Капитан, рыбак… жаль, сгинул в шторм вместе с судном, и тогда… тогда местный священник, отец Джозеф положил на меня глаз… я бы не отказала, знаешь, если б он был нормальный человек, а не… Он любит доставлять боль, получает от этого наслаждение… только от этого, и больше ни от чего. Нет, вру – еще от костров с горящей человеческой плотью! О, сколько женщин и совсем молодых девушек он сжег, наигравшись.
– Дада, – сев на кровати, Андрей покачал головой и, погладив любимую по плечу, спросил: – Но… я же своими глазами видел, как тебя проткнули мечом. Там, в гробу!
– Это была не я, – слабо улыбнулась Бьянка. – Другая девушка, простолюдинка… Даже Красный Барон не мог так просто казнить баронессу! Просто имитировали казнь… хотя для той бедняжки все было понастоящему. Меня же они бы держали в башне на горе Монтсеррат, использовали б для забав и оргий… как – уже здесь – пытался отец Джозеф. Он же и обвинил меня в колдовстве.
– Кто б сомневался!
– А донос написал сосед, булочник. Получил потом треть моего дома и сад… Господи, милый! – девушка вдруг встрепенулась, схватив любимого за руку. – Что же теперь будет? Нас ведь будут искать… уже ищут… Наверное, лучше б было уехать с индейцами.
Андрей улыбнулся, успокаивающе погладив Бьянку по щеке:
– Уехать с индейцами мы успеем – у них еще тут есть дела. Но…
– Вижу, у тебя другие планы, милый, – вскинула глаза юная баронесса. – Может, всетаки поделишься ими со мной?
– Конечно же поделюсь, родная. Мы просто вернемся домой.
– Домой?!
– Да! Тутто нам точно не будет жизни.
Встав, Громов подошел к окну и распахнул ставни, впуская в комнату теплый оранжевозолотистый свет заходящего солнца. Близился вечер, и уже нужно было идти – Андрей знал, куда, и знал – зачем. Вот только рассказать об этом Бьянке он не успел – в дверь осторожненько постучали.
– Не заперто.
– Сеньор… ой!
Заглянувший было в дверь Мартин попятился, наткнувшись взглядом на обнаженную баронессу, быстро прикрывшуюся простыней. Громов проворно оделся:
– Заходи, заходи, парень. Чего хотел?
– Хотел доложить, сеньор! – подросток вошел и поклонился. – Похоже, нас здесь обложили: в таверне полно крепких молодых парней, они много не пьют, не едят, просто сидят, словно бы ожидают приказа. И таак на нас с Аньезой смотрели!
– Таак – это как? – с усмешкой уточнил Громов.
Мартин раздвинул пальцами глаза:
– Вот так! Будто чудо какое увидели.
– Хм… – Андрей задумчиво почесал голову. – Ладно. Где наши?
– Рядом, в соседней комнате. Дремали, но мы разбудили всех.
– Пусть идут сюда. Немедленно! Уходим сейчас же – через окно. Эх… – отправив мальчишку, Громов посмотрел на Бьянку и скривился.
– Что? Разонравилась? – баронесса обиженно пожала губы.
– Аньеза еще за мальчика сойдет, – протянул молодой человек. – А ты – уже нет. Слишком уж фигурка пленительная.
– Чточто?
– Хотя тебя в платье мужское обрядить… да уж, думаю, ладно. Пойдешь, в чем есть, тем более и кафтанов у нас лишних нету.
Постучав, в дверь вошли остальные – каменщик Рамон Кареда, Гонсало Деревенщина, Мартин с переодетой в мальчишку Аньезой.
– Утром в гавань вошла одна шхуна – называется «Багатель», – словно бы между прочим, промолвил Рамон. – Идет в Новую Англию, в Бостон. Я говорил с одним матросом – он наш, каталонец… В Новой Англии в цене хорошие каменщики, и работы там хватит всем. Только вот, увы, – вздохнув, Рамон повел плечом, – денег у нас на дорогу нет, а просят они недешево.