– Жузеп вернется?
– Спрашиваете! – мальчишка дернулся, как почемуто показалось Андрею – с ненавистью.
– Послушайка, Жоакин, – Громов доверительно улыбнулся. – Ты ведь должен знать… да наверняка знаешь! У Жузепа ведь мобильник гдето припрятан, а? Ведь не может быть, чтоб не припрятан. Ты не показывай, просто скажи – да или нет?
Подросток не успел ответить – во дворе послышались голоса, дверь распахнулась. Один из тюремщиков, входя в узилище, пнул лежавшего на старой соломе Громова ногой и чтото повелительно приказал. Что именно – понятно было и без перевода – «вставай, собирайся, иди!»
На допрос, надо полагать, вызывают. Кто тут у них допросы ведет? Следователь? Комиссар? Старший инспектор? Ну наконецто хоть чтото сдвинулось. Хоть прояснится – к чему весь этот балаган, палаши эти дурацкие, костюмы… как в «Трех мушкетерах»…
Следователь (или инспектор), тучный, не первой молодости, господин с манерами самоуверенного болвана, начал допрос весьма необычно – вообще ничего не спрашивал, а говорил сам – пусть на ломаном английском, но вполне понятно. Правда, Громов его поначалу не особо слушал, пораженный как обстановкой кабинета, так и костюмом ведущего следствие.
Темный и фиолетовый бархат, кружева, золоченые пуговицы, на голове – самый настоящий парик. Восемнадцатый век, мать твою! И кабинет оформлен соответствующе – огромный, обитый темнозеленой тканью, стол, похоже, что из мореного дуба, высокое, словно императорский трон, кресло с какимто замысловатым вензелем на верхушке спинки, крепкие и с виду очень тяжелые лавки. Над креслом висел портрет некоего сумрачного лица в короне и горностаевой мантии, на столе, по левую руку следователя, важно располагался массивный подсвечник, а по правую – бронзовый письменный прибор самого древнего вида – с чернильницей и стаканом для гусиных (!) перьев, за который любой ценитель старины отдал бы большие деньги.
Ценитель старины… Андрей про себя хмыкнул – да они тут все ценители! Чем это стены обиты – велюром, что ли? И весь колорит эпохи соблюден, в принципе, правильно – ничего инородного: ни телефона на столе, ни, упаси боже, компьютера, даже старинного лампового радиоприемника, какогонибудь «Телефункена» или «Филипса» – и того нет, хотя… хотя, наверное, ноутбук гдето поблизости все же имеется, иначе как же допрос вести – не гусиными же перьями писать. Впрочем, тучный господин как раз таким пером и размахивал, правда, ничего не писал – все уже давно было написано, о чем следователь и уведомил узника, кривя тонкие губы в нехорошей ухмылке:
– Все уже о вас написано, да! Спрашивать не буду – скажу.
Что ж, хотя бы английский был вполне понятен. Нет, ну надо же! Какойто клуб архивариусов… в такомто солидном учреждении! Это ж надо, превратить казенное помещение черт знает во что – еще б охотничьи трофеи на стенках развесили, головы всяких там антилоп, кабанов, медведей – как раз в проемах меж окнами. На окнах, кстати, тоже свинцовые рамы. Колорит, блин!
– Вы – английский шпион, господин Андреас! – следователь взмахнул пером, играя отблесками света на многочисленных, унизывающих бугристые артритные пальцы перстнях. Тоже еще, пижон дешевый!
– Впрочем, полагаю, это не есть ваше настоящее имя… да оно нам и не нужно, Божьей милостию мы уже все про вас знаем.
Громов не выдержал, улыбнулся – ага, Божьей милостию… Это все Жузеп, стукач чертов!
– Надеюсь, старина Жузеп не забыл доложить, что я – гражданин России!
– О, Россия, да, – охотно закивал пижон. – Я знаю, знаю. Царь Пеотр, Педру. Война со Швецией. Нелегко приходится, да, король Карл вояка умелый. А вы еще лезете в наши дела! Помогаете Габсбургам!
– Кому помогаю? – удивленно переспросил узник.
– Вы действительно думаете, что Карлос Австрийский будет нам добрым королем? Хотя… может быть, и был бы, но все честные испанцы душой и телом за Филиппа! Вот наш истинный король, чтоб там некоторые ни говорили.
Громов помотал головой – честно говоря, надоело уже этот бред слушать.
– Я бы хотел потребовать встречи с российским консулом.
– А есть такой?
Ну наконецто, пожалуй, первая вменяемая фраза!
– Должен быть, – пожал плечами Андрей. – Не здесь, в Барселоне. Ну или в Мадриде – тамто уж обязательно.
– В Мадрид мы вас не повезем, – следователь оглушительно расхохотался и громко, несколько раз подряд, чихнул. – Аапчхи!
– Будьте здоровы, – вежливо пожелал узник.
Хозяин кабинета отмахнулся:
– Спасибо. Вижу, вы не из простонародья. Так Мадрида я вам не обещаю… а вот Барселону вы увидите. Вы ведь именно туда направлялись? Пусть там вас и допросят как следует, а мы… мы свое дело сделали.
– В Барселону? – Громов потер ладони. – Что ж, наверное, это и неплохо будет.
– Неплохо?! Ххэ! – следователь взглянул на узника с некоей долей жалости. – Мы, конечно, могли бы и здесь призвать палача, но… Знаете, не хочу брать на себя лишней ответственности… и вам не советую! Видите – я с вами откровенен. Пусть уж в Барселоне, там все решат. А то еще помрете здесь у нас – кто отвечать будет? Правильно, не Филипп Анжуйский! Знаете, не думаю, чтоб у вас были сообщники здесь – зачем почтенному лорду Питерборо эта деревня? Хотя… если есть сообщники, так говорите лучше здесь, сразу. Предупреждаю, в Барселоне с вас спросят не так.
Громов презрительно хмыкнул и вдруг вспомнил про Жоакина:
– Парень тут у вас один сидит…
– А, Жоакин Перепелка!!! – тучный господин радостно потер руки. – Так и знал, что он никакой не толмач, а английский шпион! Мы потому его и взяли, пока только по подозрению, но… думаю, под плетьми он заговорил бы, запел, словно перепелка, ха! Так, значит, правда… Что ж – и его с вами до кучи. В Барселону, в Барселону – всех! Пусть там разбираются, нам только шпионов не хватало. Неет! Мы уж лучше с бунтовщиками, с еретиками и прочим народцем попроще.
– Так я не понял, в чем меня обвиняютто? – кашлянув, поинтересовался Андрей.
Следователь радостно ухмыльнулся:
– Я лично – ни в чем. Это в Барселоне решат. В главномто вы, мистер Андреас, признались, да и детали выболтали, сообщника даже назвали, хоть никто вас с пристрастием и не спрашивал… Эх, будь я помоложе, с амбициями – такое бы дело раскрутил! А сейчас, чего уж… в чужие дела соваться, нет уж, увольте. Времена сейчас, сами знаете, смутные.
– Надеюсь, в Барселоне у меня будет и адвокат, и переводчик, и консул.
– О, дадада! Там все будет, все… Боюсь, что только недолго. Эй, стража! Уведите сего господина… да скажите там палачу – не понадобился. Господин Андреас оказался весьма разумным человеком, хехе. И пусть готовят клетку! До обеда чтоб выехали.
О какой клетке шла речь, Громов узнал уже минут через двадцать – несмотря на весь дурацкостаринный антураж, приказания следователя исполнялись здесь с завидной быстротою и точностью. Предназначенных для отправки в Барселону узников – Андрея и Жоакина – посадили в ту самую телегу с деревянной клеткой, которую Громов уже имел сомнительное счастье лицезреть, – а сейчас вот пришлось в ней проехаться, на потеху собравшемуся в тюремном дворе персоналу. Двое дюжих стражников в кирасах и с алебардами уселись позади, один – без кирасы и алебарды, но с палашом – взял в руки вожжи и подогнал лошадей:
– Ннооо!
Заскрипели колеса, и повозка, раскачиваясь на кочках, словно океанский корабль, осторожно выехала из ворот узилища и столь же неторопливо загрохотала по мостовой, быстро, впрочем, закончившейся – метров через двадцать, сразу за небольшой церковью, уже начинался проселок. Вот уже где пришлось поглотать пыль!
Бежавшие позади повозки любопытные мальчишки отстали, пошвыряв вдогонку «карете» камни, один из которых угодил одному из конвоиров в кирасу, вызвав град проклятий и явное желание немедленно расправиться с наглецами… поспешно скрывшимися в придорожных кустах.
– Это они специально так издеваются? – скрипя на зубах песком, громко возмущался Громов. – Что, в полиции уже машин нету или лимит на бензин закончился? Так могли б и по железной дороге отправить… нет, все понимаю – но это!