— Главное, обо всем этом позабыть. — Барни выразительно кивнул на упавший стул.
Серенити сглотнула, стараясь не думать, как далеко находится земля, и забыть, что она не умеет плавать.
— И к-к-как вам это удается?
— Что до меня, то я в шторм всегда песни пою. — Барни гордо выпятил тощую грудь. — Правда, все, какие я знаю, не для ваших ушей, голубушка. Но вы-то можете затянуть любую из тех, что певали у себя дома.
Корабль болтало из стороны в сторону. Серенити схватилась рукой за живот.
— Мне… мне нехорошо.
— Мисс, не хватало только, чтоб вас вывернуло на койку капитана. — Он проворно поднялся на ноги и подбежал к умывальному столику. Еще мгновение, и на узкое ложе была помещена полоскательная чаша. — Вот, мисс. Коли вас начнет выворачивать, наклонитесь над ней.
Она схватилась за край чаши и благодарно кивнула.
— Рад помочь. Я для этого сюда и заявился.
От резкого толчка Серенити едва не свалилась с койки на пол. Барни, на которого столь свирепая качка, казалось, не производила ни малейшего впечатления, схватил ее ладонь и поднял кверху. Она нащупала небольшой поручень, укрепленный в нише над койкой.
— Это штормовой поручень. Держитесь за него, милая, и вам любая качка будет нипочем.
— Спасибо, — прошептала она побелевшими губами. Содержимое ее желудка в этот миг поднялось к самому горлу. Еще никогда в жизни ей не было так тошно и жутко. Ею овладело настойчивое желание сбежать из капитанской каюты, отыскать на корабле какой-нибудь укромный уголок и забиться туда. Но это ее ни от чего не спасло бы. Она это понимала. И отдавала себе отчет, что в открытом море неоткуда ждать спасения. Единственной преградой между нею и взбеленившейся пучиной были старые доски «Тритона», которые в любой миг могли рассыпаться в труху под натиском шторма, и тогда… тогда она камнем пойдет на дно океана!
Серенити провела языком по пересохшим губам.
— Как вы познакомились с капитаном Дрейком? — спросила она, от души надеясь, что старик пустится в долгие объяснения и это хоть немного усыпит ее страх.
— Я Моргана встретил, когда он был еще парнишкой лет тринадцати, не больше. — Он проговорил это с ласковой улыбкой, совсем как нежный родитель, отвечающий на вопросы о любимом сыне. — Ох, до чего ж он был хорош уже тогда. Всем взял: высокий, стройный, башковитый, честный. Одним словом, парень что надо.
— А что заставило его поступить в королевский флот?
— Да никуда он не поступал! — сердито ответил старик. — Его туда, если хотите знать, запродал этот негодяй, Айзея Уинстон. А меня самого загребли за год до того. Но я-то что! Я море люблю, а на каком корабле плавать, под каким флагом — это мне без разницы. Ну а Морган иначе на это глядел.
Серенити глубоко вздохнула. Рассказ ее захватил, и она уже не чувствовала прежнего страха. Да и тошнота отступила.
— Но почему этот человек продал его во флот? Он что же, его отец?
— Нет, барышня. Уинстон никакой ему не отец, просто подлая душа, мерзавец, каких свет не видывал. Он был деловым партнером отца нашего Моргана. И когда парнишка осиротел, Уинстон не пожелал его опекать. Ему только деньги были нужны, доходы, золото. А прочее он пускал побоку.
Серенити хорошо знала этот тип людей. О, как она презирала таких холодных, бездушных дельцов, готовых ради наживы на любое преступление!
— И вы помогли Моргану справиться с тяготами неволи? — спросила она, чтобы Барни, рассвирепевший при воспоминании об Уинстоне, не ушел к себе в каморку. Ей едва не стало дурно при мысли, что она рискует остаться в одиночестве.
— Ну-у, — протянул старик. — По правде сказать, я старался ему подсобить, когда мог. Но капитан уже тогда был самостоятельным малым. Сам все за себя решал.
Слишком уж высоко ставил собственную независимость. Коли почитал себя правым, так ради этой правоты готов был бы, побожусь, влезть в клетку со львами, чтоб их приручить. Или чтоб они его сожрали. Это уж как повези Барни задумчиво покачал головой. — Но вот сестре своей помочь не смог.
— Сестре?
У Моргана есть сестра?
— Ага. Пенелопа. Славная была девчушка. Прямо-таки маленький ангелочек, скажу я вам.
— А где она сейчас?
Морщинистое лицо Барни исказила гримаса страдания.
— Померла. Уж почитай лет пятнадцать тому. — Он шмыгнул носом и нежно погладил птицу по лысой голове. — Когда оставил наш мир их папаша, ей было всего двенадцать. У Моргана голова шла кругом от мысли, что Уинстон с ней дурно обойдется, чего доброго, продаст ее в бордель… — Он смущенно покосился на Серенити и, прочистив горло, постарался исправить оплошность: — В такой дом, где приличной барышне не место.