Из окна комнаты в Большом доме Серенити наблюдала, как рассветные лучи солнца медленно окрашивают зеленые ветви деревьев в золотисто-оранжевые тона. Снизу слышался шум шагов, звон посуды и приглушенные звуки голосов: слуги открывали окна, хлопотали на кухне, готовя завтрак.
Добросердечная Кристен подарила Серенити несколько платьев и саквояж, который сейчас стоял в углу комнаты.
Когда Серенити глубокой ночью явилась в Большой дом, Кристен поджидала ее у порога. Она очень беспокоилась за новую подругу и так участливо выспрашивала, что с ней произошло, что Серенити не осталось ничего другого, кроме как признаться ей во всем. Она не утаила от Кристен и причин, по которым решила вернуться домой.
Кристен попробовала было ее переубедить, но, столкнувшись с решимостью и упрямством Серенити, оставила эти попытки.
В дверь тихонько постучали.
— Мисс Джеймс?
— Войдите, — сказала Серенити, узнав голос горничной Кристен.
— С вашего позволения, мисс. — Горничная лишь слегка приотворила дверь. — Внизу вас ждет экипаж.
— Спасибо. — Серенити заставила себя отойти от окна и на подгибающихся ногах подошла к саквояжу. Все это не сон. Она и в самом деле возвращалась домой.
Подхватив саквояж с пола, она вышла из комнаты. Кристен ждала ее возле лестницы. Руки ее были сложены на груди, губы сжаты в нитку.
— Никогда бы не подумала, что ты на это решишься, — вздохнула она. — Никогда!
«Я тоже».
Поравнявшись с Кристен, Серенити едва слышно прошептала:
— У меня нет выбора.
— Очень жаль, что ты так настроена. Я-то думала, ты умеешь драться за свое счастье.
Серенити горько усмехнулась. Сердитый взгляд подруги словно пригвождал ее к земле. Он лишал ее последних сил. А ведь они будут ей так нужны!
— В этой битве я обречена на поражение. Даже моя решимость, мое упрямство имеют пределы.
Кристен пожала плечами. Она изо всех сил старалась казаться суровой, но подбородок ее дрожал, глаза подозрительно блестели.
— Что ж, — сказала она. — В таком случае желаю тебе удачи. Благополучия и счастья. Жаль, что приходится так скоро с тобой расставаться, ведь мы стали настоящими подругами. А как ловко провели Моргана…
Серенити принужденно улыбнулась:
— Да, это вышло забавно… — И гораздо мягче прибавила: — Кристен, я не могу выразить, как благодарна тебе за все… Если ты когда-нибудь посетишь колонии…
— То непременно загляну к тебе. Кто знает, быть может, я уговорю Джорджа свозить меня в Саванну.
— О, у тебя непременно получится! — усмехнулась Серенити. — Значит, до встречи!
Они обнялись. Сердце у Серенити разрывалось от тоски. Она расставалась с единственной подругой. Женщины Саванны были совсем иными — жеманными, завистливыми, и ни с одной из них она не находила общего языка.
«Пора, Серенити. Спеши, пока не передумала».
Высвободившись из объятий Кристен, она заторопилась к двери. И приказала себе не оглядываться.
Взобравшись на ступеньку экипажа, Серенити все же повернула голову, чтобы в последний раз взглянуть на гостеприимный дом Дорранов. Кристен вышла на порог, чтобы помахать ей на прощание.
Экипаж тронулся так резко, что Серенити со всего размаха откинулась на подушку сиденья. Она ухватилась за дверную ручку, с усилием выпрямилась, выглянула из оконца и махнула Кристен. Через мгновение подруга скрылась из виду. Под колесами скрипел гравий подъездной аллеи. Вокруг, приветствуя рассвет, щебетали птицы. Их веселые голоса сопровождали Серенити на всем пути до берега. И от этих ликующих звуков тоска, сжимавшая ее сердце, становилась еще нестерпимее. Она с волнением оглядывалась по сторонам. Роскошные, усеянные цветами деревья, пышные кустарники, дорожки, посыпанные песком, веселые, жизнерадостные улыбки немногих из островитян, которые вышли на улицы в столь ранний час.. Она говорила всему этому «прощай» без надежды когда-либо снова вернуться сюда.
Но вот экипаж остановился у берега. Возница спрыгнул с козел и распахнул дверь. Серенити подала ему саквояж. Он бережно поставил его на землю. Поблагодарив его, Серенити с тяжелым сердцем направилась к маленькой гребной лодке.
Она запретила себе смотреть в сторону «Тритона», и все же глаза ее сразу его отыскали. Он стоял неподалеку от берега, такой же гордый и великолепный, как его капитан. Мачты, с которых были убраны все паруса, отчетливо вырисовывались на фоне лазурного моря. На топе одной из них весело поблескивала золотая змейка. Корабль тихонько покачивался в волнах, словно говорил ей «прости»… Над мачтами «Тритона» с пронзительными криками проносились чайки.
Палуба была пуста. Неужели Морган спит? Или, быть может, он сейчас украдкой за ней наблюдает?