А хозяин Пирата в это время сидел в кресле и хмуро смотрел в одну точку перед собою. Он не видел своей собаки, бежавшей на трех ногах к самолету, не заметил, как она потом попала в мощный поток воздуха, рвущийся из сопла реактивного двигателя, и как этот поток протащил ее по бетону взлетной полосы и швырнул на обочину аэродрома, за шахматно-сигнальные флажки. И хорошо, что всего этого не видел Константин. Он и без того чувствовал себя прескверно. Иначе и быть не могло. Разве может нормальный человек пребывать в хорошем расположении духа после совершенного им самого тяжкого греха – предательства?...
IX
Диспетчер аэропорта не смог отвести собаку Чейвыну. Едва он подошел к Пирату и протянул руку к обрывку поводка, тот с рычанием оскалил клыки и метнулся в сторону. И все другие попытки поймать собаку были тщетными. Диспетчер отправился к бригадиру оленеводов один. Он рассказал пастуху о случившемся. Чейвын подобрал разбросанные возле крыльца кусочки мяса и отправился на аэродром. Пират сидел в начале взлетной полосы и, задрав морду, смотрел на дальнюю сопку, за которую несколько часов назад нырнул самолет с хозяином.
– Покусай, сопака,– сказал старик и протянул руку с пищей.
Пират огрызнулся, отбежал и снова сел, устремив взгляд на дальнюю сопку. Чейвын тоже присел на корточки и понимающе покачал головою.
Пират, не обращавший на пастуха никакого внимания, вдруг вскочил. Напряженно ощеренная пасть с дрожащим красным языком, вздувшиеся мускулы выдавали волнение собаки. Она вытянулась в струнку и неотрывно смотрела на дальнюю сопку.
Спустя некоторое время гул самолета услышал и Чейвын. Когда серебристый «ЯК-40» показался над сопкой, Пират взвизгнул и подпрыгнул радостно, по-щенячьи – сразу всеми лапами. Самолет приземлился. Пес стремглав бросился к нему. Он коротко взвизгивал и подпрыгивал на одном месте, пока в хвостовой части не открылась дверца и не подали трап. По трапу стали спускаться пассажиры. Пират замер, проводил глазами каждого. Но вот последний человек вышел из самолета. Хозяина не было. Как бы не доверяя собственному зрению и чутью, Пират бросился за толпой пассажиров, направлявшихся к терему-аэровокзалу, еще раз осмотрел, обнюхал каждого по очереди.
Не знал пес, не мог знать, что хозяин надолго исчез из его жизни...
До отлета в табун бригадир оленеводов Чейвын прожил в поселке еще две недели. Каждый день с куском мяса он приходил на аэродром и заставал Пирата на одном и том же месте, в начале взлетной полосы. Пес сидел или лежал, задрав морду и глядя на дальнюю сопку. Пастух бросал ему мясо. На человека и пищу Пират не обращал никакого внимания; равнодушно глянув на старика, он как бы говорил взглядом: «А, это опять ты...» – и вновь упирался глазами в одну точку. Чукча присаживался на корточки и почем зря ругал «хлупых» соседей «Костьки-хеолоха».
Но вот старик уходил, и только тогда собака проглатывала мясо. Делала она это быстро, ей было очень стыдно есть пищу не хозяина, а чужого человека. В полдень прилетал самолет; Пират дрожал от нетерпения, впивался взглядом в каждого спускавшегося по трапу пассажира. Но тот, кого он так ждал, так любил, все не выходил. Это повторялось каждый раз, когда прилетал «ЯК-40». На вертолеты и «Аннушки», базировавшиеся на аэродроме, пес не обращал никакого внимания. Хозяин улетел на большом самолете и должен вернуться на нем же...
Иногда на взлетную полосу приходил диспетчер. Он тоже, как и пастух, приносил мясо и говорил одну и ту же фразу:
– Выдрать бы твоего хозяина как Сидорову козу!... Ночевал Пират на полосе, зарывшись в снег: так было теплее.
Наконец настал день отъезда пастуха в табун. Стоящий неподалеку на вертодроме «МИ-4» долго загружали ящиками с продуктами, мешками с мукой.
Закончив с погрузкой, бригадир, в зимней, расшитой золотом кухлянке, лисьей шапке и высоких зимних торбасах, направился к Пирату. В одной руке старик держал кость с остатками мяса, в другой – большой кусок свернутой рыболовной сети. Он присел на корточки, не доходя трех метров до пса, и сказал:
– Ты умная сопака, люпис своехо хосяина. Но Костька-хеолох не мох веять тепя томой, у нехо там осень хлупые сосети. Он потарил тепя мне. Теперь ты путес сить в тапуне. Сейсяс мы полетим с топой в тапун.
С последней фразой Чейвын ловко накинул на Пирата сеть. Пес покатился по снегу и опутал себя капроновой сетью так крепко, что пастух безбоязненно подошел к нему. Он накинул на морду Пирата кожаный ремешок, стянул собачьи челюсти. Затем взвалил живую ношу на плечо и отнес ее в багажное отделение вертолета.
Вскоре «МИ-4» был в воздухе. Два часа летела машина к табуну, и все это время плененный сетью Пират бился раненой птицей, норовил разорвать крепкие капроновые ячейки.