Та же мысль – о последней близости с ним – промелькнула и в голове Блисс. Она чувствовала себя виноватой перед этим человеком, который столько успел дать ей за короткое время, что они провели вместе. От одного прикосновения его рук она чувствовала, как у нее слабеют колени...
Когда Охотник положил ее на кровать и сам лег рядом, Блисс в который уже раз подумала о том, что, может быть, совершает большую ошибку, не прислушиваясь к голосу сердца. Но затем новая, пугающая мысль пронеслась у нее в голове: ведь если Охотника поймают в ее каюте, это будет означать для него смерть – немедленную и ужасную.
– Нет, Охотник, нет! – воскликнула она, пытаясь вырваться из его рук. – Нельзя. Уходи, пока тебя не схватили...
– Сначала ответь мне на один вопрос, Блисс. Ты не беременна?
Блисс ахнула. Вопрос поразил ее. Почему это вдруг пришло ему в голову? И тут она впервые подумала о том, что, возможно, и в самом деле беременна...
– Н-не знаю, – неуверенно ответила Блисс.
– Это плохо, – пробурчал Охотник.
Блисс не успела спросить его, что в этом плохого: Охотник резким движением задрал ее юбки. Сам он не раздевался, и Блисс почувствовала, что его одежда еще не просохла от морской воды. Прикосновение мокрой ткани невольно заставило ее поежиться, а в следующую секунду Блисс уже стало ни до чего – она ощутила, как готовое к бою орудие Охотника коснулось ее бедра.
– Т-ты же собирался уходить, – невпопад прошептала Блисс.
– Потом. Сначала я должен закончить то, зачем пришел. Впусти меня! – прошептал в ответ Охотник, разводя коленом ноги Блисс.
Что-то странное послышалось в его голосе, лишенном обычной теплоты и страсти. Блисс изумленно взглянула на него и увидела, что лицо Охотника остается спокойным и деловитым – таким, словно он готовился выполнить какую-то работу, без особого желания и, уж конечно, без удовольствия. Но сказать Блисс ничего не успела: Охотник сильно и глубоко вошел в нее.
– Глубже! Прими меня поглубже... – хрипло прошептал он.
Блисс выгнула спину, и теперь каждый толчок Охотника отзывался под самым ее сердцем. Ей в самом деле казалось, что Охотник достает до самого ее сердца, до самой души... Блисс все быстрее приближалась к разрядке, а когда она наконец наступила, мир снова рассыпался на миллионы сверкающих искр.
Между тем Охотник не останавливался. С каждой секундой дыхание его становилось все более частым и хриплым, движения – все глубже, удары – все сильнее. Казалось, он хотел вколотить в Блисс всего себя, целиком! Губы Охотника накрыли губы Блисс, язык его бешено метался внутри ее рта. Напряжение его росло с каждой секундой, Охотник уже с трудом сдерживал себя. Затем его пальцы нашли ладонь Блисс и судорожно сжали ее. Не снижая темпа, Охотник бешено устремлял Блисс к новому экстазу, и наконец последовал толчок такой силы, что она испугалась, как бы у нее что-нибудь не оторвалось внутри. И тут же волна наслаждения накрыла ее с толовой.
Охотник услышал хриплый крик Блисс, почувствовал, как бьется, извивается под ним ее тело, и понял, что своей вершины она уже достигла. Когда она перестала дрожать и расслабилась, он встал и принялся приводить в порядок свою одежду.
Охотник дал себе слово не оборачиваться, но не сдержал его и тут же пожалел об этом. Блисс по-прежнему лежала на постели – растрепанная, с припухшими от поцелуев губами – и ему казалось, что уйти or нее просто невозможно. Охотник отвернулся.
– Надо понимать так, что до твоего будущего мне теперь не должно быть никакого дела? – сухо поинтересовался он.
– А куда ты теперь? – вместо ответа спросила Блисс.
– Буду продолжать заниматься тем, что мне удается лучше всего на свете, – криво усмехнулся Охотник. – Ты уверена в том, что не хочешь уйти со мной? Мы могли бы все начать сначала...
– Я... Нет, я не могу. Джеральд обещал отвезти меня в Мобиль, к сыну. Я не могу больше ждать. И так слишком много времени потеряно зря.
– А потом ты выйдешь замуж за Фолка, и он станет отчимом и опекуном твоего сына? – хрипло спросил Охотник.
– Ну да. Так всегда бывает, – пожала плечами Блисс. Про себя она, впрочем, подумала, что ни отчимом, ни тем более опекуном Фолку не бывать. Только что за дело Охотнику до всего-этого? Зачем ему знать, что она вовсе не собирается выходить за Фолка – ни сейчас, ни позже. Никогда.
– Послушай моего совета, – медленно проговорил Охотник. – Убедись сначала, что твой муж действительно умер, и только потом выходи за Фолка.
Блисс резко села на постели.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что сказал. Для собственного же блага – выясни, умер ли твой муж на самом деле.
Он отворил дверь и шагнул в темноту.
– Ты не должен так уходить! Объяснись! – крикнула Блисс.
Но Охотник уже исчез, оставив потрясенную Блисс в одиночестве. Он растворился во тьме, из которой так загадочно появился и в которую ушел, унося с собой все свои тайны. Но его последние слова продолжали колоколом звенеть в мозгу Блисс.
Что же Охотник мог знать о Гае – такого, чего не знала она сама?
Охотник покинул борт «Звезды» тихо и незаметно. Никто не видел, как он спустился в воду, как доплыл до своего «Ястреба» и поднялся на палубу.
Охотник спешил: ему необходимо было оказаться в Мобиле раньше, чем туда попадут Блисс и Фолк. А ведь пока он не увидел, как Блисс целует Фолка, Охотник намеревался похитить ее с борта «Южной Звезды» и вместе с нею направиться в Мобиль! Теперь он пытался убедить себя в том, что делал все это только ради собственного сына, но это был самообман, и Охотник прекрасно понимал это.
«А лгать самому себе никогда не следует, – шептал ему внутренний голос. – Ты готов пройти все огни и воды не только ради сына, но и ради Блисс. Она – твоя жена, и ты по-прежнему любишь ее. Надо наконец сказать себе правду. Ты, мерзавец, совратил, соблазнил свою собственную жену, ты, негодяй, обращался с нею, как с портовой девкой. Ты хотел, чтобы твоя жена, забеременела и думал при этом только о мести Фолку и Гренвилю. Подонок!»
Карабкаясь по веревке на борт своего «Ястреба», Охотник успел подумать еще и о том, что в его душе, как это ни странно, живы еще остатки совести...
«Ястреб», переименованный на время в «Королеву Бостона», вошел в залив Мобиль спустя неделю. На мачте его развевался американский флаг – большая коллекция флагов разных стран всегда хранилась на борту бригантины для подобных случаев.
Охотник надел свою лучшую шелковую черную рубашку, черные брюки, черный жилет и в таком виде спустился по трапу на пристань Мобиля. На боку у него висела шпага, за поясом – пистолет, а все остальное оружие он оставил на борту. Еще у него за поясом находился и мешочек с золотыми монетами. Считалось, что Охотник пошел присмотреть груз для своей «Королевы», но на самом деле до груза, даже самого выгодного, ему не было ровным счетом никакого дела. Его манила только одна цель – Уотер-стрит. О том, как туда попасть, он и спросил первого же встречного.
Уотер-стрит оказалась совсем неподалеку, всего в нескольких кварталах от пристани. Вдоль нее тянулись обшарпанные доходные дома вперемежку с второразрядными борделями и грязными кабаками. Все здесь выглядело запущенным, ветхим и грязным.
Охотник спросил о Холмсе одного встречного, второго, третьего, но эта фамилия ни о чем им не говорила. Кому-то, правда, она казалась смутно знакомой, но точного адреса не мог сказать Охотнику никто. Впрочем, эти люди вполне могли и солгать – человек, затянутый во все черное, с повязкой на глазу, наверняка вызывал в них подозрение и опасения.
Отчаявшись узнать что-либо у прохожих, Охотник решил, что будет стучать во все двери, покуда за одной из них не найдет Эноса Холмса. Улица была длинной, но это не остановило бы Охотника – тем более что выбора у него не было. Он решительно направился к ближайшему дому, но в эту минуту заметил мальчишку, выходящего из пивной с полным жбаном в руках. Мальчишка был такой худенький и неухоженный, что у Охотника невольно сжалось сердце. На вид мальчишке было лет пять-шесть – то есть столько же, сколько и его сыну. Подумав, что мальчуган может ему что-то подсказать, Охотник окликнул его. Мальчишка остановился, испуганно окинул взглядом фигуру незнакомца – одноглазого, затянутого во все черное, со шпагой на боку – и явно приготовился дать стрекача.