Голова начинала кружиться от слабости, но она не отходила от борта, изо всех сил стараясь не потерять сознание. Блисс хотела увидеть последний акт драмы, разыгравшейся между Фолком и Жаном Лафиттом. И она увидела, как в последний раз сверкнула в воздухе шпага Лафитта перед тем, как погрузиться в грудь Фолка, пронзая насквозь его черное сердце.
Фолк выпрямился, выронил свою шпагу, сделал несколько неверных шагов и наконец рухнул в темную, свинцовую воду залива.
Это было последнее из того, что сохранила память Блисс.
19
Яркий луч солнца коснулся закрытых глаз Блисс. Она приподняла ресницы и слегка подвинулась на постели, чтобы свет не так слепил глаза, но тут же застонала от боли.
– Лежи спокойно, милая, – донесся до нее знакомый голос. Блисс затихла и сквозь прищуренные ресницы несколько минут смотрела в любимое лицо. Гай тоже смотрел на нее, слегка нахмурившись, и Блисс удивилась тому, что на его пустой глазнице сегодня не было привычной черной повязки.
Наконец Блисс осторожно протянула руку – ей захотелось прикоснуться кончиками пальцев к закрытому навеки глазу и зарубцевавшемуся шраму, пересекающему пустую глазницу.
Однако Гай легко перехватил руку Блисс и прижал ее ладонь к своей щеке. Блисс уловила его смущение и не стала сопротивляться.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Гай. – Рана не болит?
– Я ранена? – Блисс удивленно подняла брови. – Как это случилось?
Она машинально положила руку на начинающий округляться живот и нащупала тугую повязку.
– Теперь я вспоминаю, – медленно произнесла она. – Джеральд снова пытался убить тебя. Я увидела, как ты неподвижно лежишь у подножия трапа, и решила, что ты умер... Так все-таки, что со мной случилось? И что с Брайаном? Он здоров?
Блисс попыталась сесть, но снова почувствовала острую боль в бедре.
– Брайан в полном порядке, – успокоил ее Гай. – Играет на пляже с местными мальчишками.
– На пляже? С мальчишками? – озадаченно переспросила Блисс.
– Мы на Баратарии, в доме Лафиттов, – пояснил Гай. – Жан забрал нас на борт своей «Каролины» и привез сюда, лечиться. У него, нужно признать, превосходные врачи.
– И все-таки, каким образом меня ранили? Совсем ничего не помню...
– Сам я этого не видел, но Жан сказал, что все произошло мгновенно. Ты спасла мне жизнь, толкнув под ноги Фолку, но сама при этом напоролась бедром на его шпагу. Приняла на себя тот удар, который он готовил мне. Не волнуйся, все заживет, – добавил Гай, заметив, что руки Блисс снова легли на живот, а взгляд ее стал тревожным и вопрошающим. – С ребенком ничего не случилось. Доктор сказал, что он вне опасности.
– Слава богу! А отец? Он тоже здесь?
– Нет. Он вернулся в наш городской дом – успокоить слуг и отменить все назначенные деловые встречи. Я попросил его во всеуслышание объявить, что мы с тобой решили продлить свой медовый месяц.
– Знаешь, я верю в то, что отец совершенно искренне раскаивается, – сказала Блисс. – Ведь это он рассказал мне о том, что Фолк держит тебя в заложниках, это он надоумил меня забрать Брайана и скрыться из дома. Если бы не отец, план Джеральда мог и осуществиться... Только представь себе, что было бы, если бы он привел нас с Брайаном в тот проклятый подвал! Ты тогда вынужден был бы подписать ту бумагу, чтобы спасти наши жизни. Но только вряд ли бы ты спас нас этим, а свою жизнь наверняка погубил бы. Подумать только, ведь тебя могли повесить!
– А теперь сама Судьба дает нам шанс начать все сначала, – заметил Гай. – Не скажу, чтобы мне было легко так круто переменить свою жизнь, но я сделаю это – ради тебя и наших детей. Я люблю тебя, Блисс. Когда ты снова возникла в моей жизни, я сразу же понял, что та, прежняя, любовь никогда не умирала во мне. Семь лет разлуки не смогли убить ее. Если бы ты только знала, сколько раз я корил себя за то, что хотел поначалу сделать тебя орудием мести! Ведь я решил соблазнить тебя, сделать тебе ребенка и в таком виде отдать Фолку – опозоренную, обесчещенную...
– Ты должен был очень сильно меня ненавидеть, – задумчиво сказала Блисс.
Она могла только догадываться, какие чувства бушевали в душе Гая все те годы, когда она в его глазах оставалась предательницей и обманщицей.
– Я действительно полагал, что ненавижу тебя, убеждал себя в этом, но все кончилось в ту минуту, когда я вновь увидел тебя. Увидел – и понял, что снова влюбился, словно мальчишка. Да, влюбился! Это было неизбежно, неотвратимо, как восход и заход солнца, как прилив и отлив. Любить тебя – это моя судьба. – Гай глубоко вздохнул. – Конечно, мне нужно было открыться тебе с самого начала. Я не сделал этого и причинил тебе боль. Единственное, на что я теперь надеюсь, так это на твое доброе сердце. Может быть, когда-нибудь ты сможешь простить меня?. – Я давно тебя простила, – ответила Блисс. – Ведь я любила тебя всегда – даже когда ты был для меня Охотником. До сих пор не понимаю, как я могла не узнать тебя. Ведь было столько совпадений: смех, цвет глаз, манера наклонять голову во время разговора, тембр голоса... Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Я постоянно задавалась вопросом, как такое может быть, – и не находила ответа. Я твердила себе, что предаю Гая, но ничего не могла с собой поделать. Впрочем, я думаю, что сердце мое распознало тебя гораздо раньше, чем я сама...
– В любом случае я в неоплатном долгу перед тобой и перед нашим сыном, – сказал Гай. – Брайан – необыкновенный мальчишка. Его не смогли испортить даже черные годы, проведенные в доме Эноса Холмса. Но теперь, я клянусь, все будет иначе. И Брайан, и его братья и сестры всегда будут чтить под крышей родительского дома, окруженные заботой и любовью.
– Заботой и любовью... – задумчиво повторила Блисс и вдруг лукаво улыбнулась. – А на меня это тоже распространяется?
– Ты еще спрашиваешь! Ты – моя любовь, моя жизнь, мое будущее! Никто и никогда не любил так сильно, как я люблю тебя. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. И скажу тебе по секрету: кое-что сделать я уже успел.
– Вот как? И что же именно? – с любопытством спросила Блисс.
– Скажи, ты хотела бы жить там, где прошло твое детство?
– Конечно, только это невозможно. Ведь мой отец...
– Подожди, – перебил ее Гай. – Я сейчас все объясню. Однажды я совершенно случайно обнаружил, что твой отец выставляет на продажу свою плантацию. Дела его как и у Фолка, тогда шли хуже некуда, земля уже дважды перезакладывалась, и Клод боялся, что плантацию отберут у него за долги, если он не успеет сбыть ее с рук. Я дал задание своему агенту, и тот предложил твоему отцу такие условия, что он сразу же согласился. Поверь, любовь моя, это была честная сделка!
Блисс не могла скрыть своего изумления.
– Просто не знаю, что и сказать... Я люблю эту плантацию и к людям, которые на ней живут, привыкла за долгие годы. Уверена, что Брайану тоже там понравится. Скажи, а отец знает, что покупатель – это ты?
– Теперь уже знает. Я сказал ему перед самым отплытием сюда. Он рад, что плантация теперь принадлежит нам с тобой. А денег ему теперь хватит, чтобы купить себе небольшой дом в городе.
Блисс взяла руку Гая и крепко сжала ее.
– Знаешь, я, кажется, еще никогда не любила тебя так сильно, как сейчас.
Она невольно моргнула, прогоняя навернувшиеся на глаза слезы, а потом внимательно посмотрела на пустую глазницу Гая. Он заметил ее взгляд и отвернулся: ему невыносимо было думать о том, что его вид вызывает у Блисс жалость.
– Нет, не отворачивайся от меня, любимый. – прошептала Блисс, протягивая руку к лицу Гая.
– Досадно получилось, – буркнул Гай. – Ты уж меня прости за то, что я показался тебе в таком виде. Я зашел на минутку, не думал, что ты так рано проснешься. А потом мне так захотелось побыть рядом с тобой...
– И совсем это не досадно, – ответила Блисс. Она привстала, потянулась и осторожно поцеловала пустую глазницу Гая. – Это тоже часть тебя, и я люблю ее не меньше, чем остальное твое тело.