Сощурившись, Олег осмотрелся.
Вдалеке, словно приклеенные к ровной поверхности моря, стояли корабли. На некоторых из них паруса были убраны, на «Сен-Жане» подняты, но эти различия не имели никакого значения — воздух был недвижим.
И какая разница, голые у твоего корабля мачты или грот с фоком висят сморщенными тряпками? Всё равно ходу нет…
…К вечеру, уморившись, рыбаки перебросили на палубу галиота свой улов — макрелей, корифен, султанок.
Кок, обязанности которого взялся исполнять Голова, тут же принялся варить и жарить.
На других кораблях «эскадры» положение было куда хуже.
Олонэ, который и сам-то не отличался дисциплинированностью, распустил своих, а те и рады.
Лениться — это в любом человеке заложено, просто одним «мешает» бездельничать чувство долга или ответственность, а у большинства таких помех нет.
Сухов был не зверь, но лапа у него железная — на галиоте задержались лишь те, кто сумел сжиться или хотя бы смириться с условиями беспрекословного подчинения капитану.
А Олег не требовал большего, чем полагалось «для порядку».
Палуба чиста? Мушкеты с пушками готовы к бою? Всё что надо припасено? Можете гулять, если не на вахту.
У Моисея Воклена дисциплина более-менее соблюдалась, а вот у Пикардийца или Олонца…
Потрудиться, дабы запастись провизией, они не захотели или упустили из виду, а то, чем успели разжиться, проели или вовсе выбросили в море — тухлятина, как известно, смердит.
Нет чтобы подкоптить, посолить, повялить…
Олег только головой покачал, расслышав далёкий выстрел.
Палили из мушкета.
Вероятно, последнюю лепёшку не поделили или крыша поехала с голодухи.
— Земля! — радостно заорал Ицкуат с марсовой площадки.
Все оживились, но ещё очень не скоро тёмная полоска берега стала видна и с палубы.
Поднялся лёгкий ветерок, наполняя паруса, но они продолжали лениво полоскаться — слабы были дуновения.
И всё же корабли прибавили ходу.
Было видно, что на палубы поднялись все, лишь бы ощутить перемену погоды, поверить, что кончилось их великое стояние, и скоро они доберутся до земли, где жратвы и воды — хоть объешься да обпейся.
На «Ундине» подняли все паруса, но галиот двигался столь неспешно, что у Сухова раз за разом возникало непреодолимое желание вывешивать полотенца, лишь бы прибавить ходу.
Долго ли, коротко ли, но синяя полоса на горизонте набрала зелени, приобрела неровность прибрежного леса.
Показался узкий пляж, отороченный белёсой полосой слабого прибоя.
— Ташкаль! — крикнул Олег. — Узнаёшь места?
Индеец долго всматривался в открывавшуюся ему картину.
— Моя думать, — медленно проговорил он, — это река Хагуа. Вон устье, где серые камни.
— Ага! — повеселел Сухов.
Тут ветер посвежел, и корабли ринулись к берегу, словно наперегонки.
Вперёд вырвался «Сен-Жан», и головорезы Олонца первыми высадились на сушу со шлюпок и каноэ.
Здешнее побережье называлось Москитовым берегом, но не потому, что кровососы донимали, хотя и этой нечисти хватало, а по другой причине — тут было местожительство индейского племени мескито.
Видимо, испанцам, овладевшим тутошними землями, краснокожие здорово напоминали москитов — такие же были приставучие да враждебные.
Большого вреда они принести не могли, но и свободно гулять хитроумным идальго не позволяли — особо хитрых отстреливали.
Зато были расположены к тем же французам, соблюдая формулу «враг моего врага — мой друг».
Они были готовы помочь пиратам, служа проводниками, да Олег и сам пользовался поддержкой местных краснокожих, правда, сорок лет назад.
Сухов усмехнулся. Истина на уровне бреда…
Он реально посещал эти места, и мескито были его союзниками, но происходило сие в 1629-м.
А сорок лет… Ну что — сорок лет?
Он миновал их, не прожив, переместившись в 1668-й транзитом через 2012-й…
С ума сойдёшь с этой хронодинамикой! Хренодинамика…
Хотя, по правде говоря, всякие темпоральные поля ныне мало волновали Олега. Личности таинственного недоброжелателя и покровителя занимали его куда больше.
Он никогда в жизни не попадал в такое положение, раздражающее своей дурацкой мистикой.
Некто «X» упорно желает его смерти, а некий «Y» заботливо оберегает «капитана Драя».
«Ангел-хранитель» сцепился с «бесом-погубителем», спасая душу Олега Романыча Сухова, и ни один лица не кажет!
Кто был тот здоровенный испанец, что встречался с Гаспаром Мясником? Какое отношение к нему имеет донна Флора? При чём тут балам? Что, вообще, творится?
Вопросы, вопросы…
И хоть бы один ответ!
…«Ундина» бросила якорь в устье Хагуа, где глубина была порядочной, но до берега всё же пришлось добираться на шлюпках.
— Бастиан и ты, Голова, — распорядился Олег, спускаясь в небольшой юркий вельбот, — остаётесь за меня. Бдите!
Врио капитана вытянулись во фрунт, а Сухов отбыл.
Хагуа растекалась в ширину футов на двести, стеснённая с обеих сторон джунглями. От воды цвета красного дерева несло тиной.
Индейская деревня располагалась чуть выше по течению реки, именно туда устремились пираты — голодные, а оттого злые, как медведь с больным зубом.
Крики и отдельные выстрелы, заполошное кудахтанье и ругань уже огласили лес-сельву.
— «Матка — курка, млеко, яйки! Шнелле, шнелле! — пробормотал, кривясь, Олег. — Партизанен — пуф-пуф!»
— Чего твоя говорить? — не понял Тлачтли.
— Моя говорить, что наши бравые ребятишки нажили себе врага.
А ребятишки, очень довольные «продразвёрсткой», уже вовсю гребли обратно.
Их каноэ и шлюпки были полны корзинами с овощами и маисом, худыми свинками и растрёпанными курами.
Индейские хижины горели, а зачистка продолжалась. Головорезы из команды Олонца гоняли скво с вислыми грудями, выкрашенными в красный цвет, резали индейцев-мужчин или пытали их, дознаваясь, где тут поблизости испанские селения, которые можно пограбить.
Краснокожие далеко не всегда понимали, чего от них хотят, и это воспринималось их мучителями как явное запирательство. Наказывалось оно одинаково — смертью.
Вот, прямо на глазах у визжащей жены, Франсуа Олонэ зарубил мужа — и слизал с сабли ещё тёплую кровь.
То ли опьяняло его убийство, то ли он так рисовался перед своими, но выглядело это гнусно, по-вампирски.
Сухов поморщился брезгливо.
Когда в его времени снимали саги о добреньких упырях и вурдалаках, о любви обычной девушки к вампиру, Олег всегда сомневался в нормальности героини.
Представьте себе тихий домашний вечер.
Жена сидит в кресле, смотрит очередной сериал по «ящику». Возвращается муж, облизывая губы.
«Приветик, любимый! — радостно говорит жена. — Ужинать будешь?» «Спасибо, — отвечает муж, — я тут, в подъезде, кошку поймал, крови выпил со стаканчик — перебил себе аппетит».
«Ну хоть салатиком заешь!» — ласково воркует жена.
«Эт-можно, — соглашается супруг, — а то изо рта кошатиной воняет…»
Тьфу!
Вампир — он и есть вампир. Нечистая сила, мертвец, регулярно оживающий, дабы испить крови смертных.
Франсуа Олонэ, по всей видимости, ушёл недалеко от упырей и вурдалаков.
Неторопливо пройдясь по деревушке, которую методично уничтожали «олонезовцы», Сухов приблизился к главарю и с усмешечкой поинтересовался:
— И как? Вкусно?
Олонец осклабился.
— А ты попробуй!
— Спасибо за угощение, но как-нибудь в другой раз.
Франсуа расхохотался и лихо бросил палаш в ножны.
— Пошли, Драй! Соберём совет и подумаем, что делать дальше!
Олег кивнул, даже речи не заводя об учинённом Олонэ беспределе. Толку-то?
Пираты на берегу уже вовсю палили костры, по-быстрому готовя еду — не сказать, что вкусную, но питательную.
Главное, чтоб побольше!
Утолив голод, флибустьеры подобрели. Во всяком случае, вернулись к свойству рассуждать.