— Понятненько. Пытать его, как я понимаю, бесполезно, всё равно ничего не скажет. Верно?
— Верно, — насупился Ташкаль. — Тотенеу подл, но он — воин.
— Тогда убей его, — спокойно сказал Олег.
Небо раскрасилось во все закатные краски, когда индейцы завершили похоронный ритуал. Их враг и их друг одинаково канули в бездну моря, хороня незаданные вопросы и невысказанные ответы.
Попутный ветер на восток не дул, приходилось лавировать, но долго ли, коротко ли, а Ямайка показалась-таки на горизонте.
Чуть больше десяти лет минуло с тех пор, как бойцы лорда Кромвеля отняли остров у испанцев, а нынче Ямайка служила этаким украшением английской короны.
Самым же ценным в этой «ювелирке» был Порт-Ройал, отстроенный на песчаной косе Палисадос и вытянувшийся полумесяцем у гавани.
Если не считать рифов в бухте, Порт-Ройал был идеальным местом для швартовки — даже у причальных стенок глубина достигала тридцати футов.[23]
Хоть на мелкосидящем галиоте подваливай, хоть на многопушечном фрегате.
На юго-западной оконечности косы был выстроен Форт-Чарлз, охранявший вход в гавань. За ним отстраивался Форт-Уокер. Виднелись ещё три стройплощадки на местах будущих крепостей.
С моря город не впечатлял, хотя его деревянные, саманные и каменные дома поднимались кое-где в три-четыре этажа.
Не подавлявший пышной растительности, Порт-Ройал выигрышно смотрелся на фоне зелёных и синих холмов.
Тем не менее в столице Ямайки было построено восемьсот домов — на триста зданий больше, чем в Нью-Йорке. И каких зданий!
Здешние пираты, купцы и плантаторы словно соревновались друг с другом, пытаясь выставить свой дом как можно пышнее.
А деньжата для этого водились, Порт-Ройал жил за счёт грабежей и поборов, за счёт пиратства.
Одни брали испанские корабли на абордаж, другие скупали добычу, третьи обслуживали «джентльменов удачи», предлагая всё — оружие, припасы, вино, покладистых женщин — оптом и в розницу, с предоплатой и в рассрочку.
Рынки соседствовали с церквями и сефардской синагогой, военные плацы — с лавками и тавернами, склады — с мостами. Даже зверинец тут был! А с виду не скажешь…
— Отдать швартовы!
«Ундина» плавно толкнулась в причал, наваливаясь бортом на плетёные кранцы.
— Бдите, ребята, — сказал Олег. — В одиночку по берегу не шарахайтесь, местных не задирайте. Ежели сами пристанут, дайте сдачи. А я пошёл в гости!
Ещё на подходе к гавани он углядел моргановскую «Лилли», стоявшую у причала. Стало быть, хозяин дома.
Сухов выглядел настоящим пиратом, как их изображают в Голливуде: чёрные кожаные штаны заправлены в ботфорты и подвязаны алым кушаком, за который заткнут «Флинтлок». Поперёк белой рубахи с кружевами на вороте и манжетах — перевязь с палашом в ножнах, а на голове — чёрная шляпа с распушенными перьями.
«Первый парень на деревне, — усмехнулся Олег, — а в деревне один дом!»
Набережная была лишь наполовину вымощена каменными плитами, покрывавшими песчаную косу.
Сюда, к пристани, выходили фасадами конторы купцов, приземистые склады и масса таверн, дабы морячкам не надо было далеко ходить в поисках выпивки.
Толпа этих самых морячков в разной степени алкогольного опьянения как раз и бродила вдоль пристани, пропивая последние пенни и реалы, задираясь, шатаясь, повисая друг на друге, цепляясь за стены или хватая вертлявых шлюх.
Попадались среди них персонажи, весьма экзотичные даже для Порт-Ройала.
Вон как тот здоровенный негр в тюрбане, красных шароварах и безрукавке на голое тело, расшитой блёстками.
Или как этот пьяный монах в рясе, вонючей от пота. Чмокая слюнявыми губами, он то и дело прикладывался к огромной кружке — если и с молоком, то «от бешеной коровки».
К Сухову пока никто не приставал — рассеянный взгляд его холодных глаз внушал почтение местным забиякам, и те решали, что лучше не связываться.
— Эй, любезный! — окликнул Олег скучающего забулдыгу. — Это самое… Как пройти к дому капитана Моргана?
Забулдыга сделал вид, что не видит и не слышит Сухова.
Однако стоило в воздухе сверкнуть брошенному пенсу, как он махом оживился и очень ловко поймал монетку.
И тут же повёл «дорогого гостя», показывая дорогу к Куин-стрит — в надежде на достойную награду.
Расставшись ещё с одним пенсом, Олег остановился возле ограды, разглядывая дом Генри Моргана — двухэтажный, сложенный из дорогущего кирпича.
Кровля, правда, была дощатой, вроде как тесовой, а в окнах отсутствовали стёкла, одни лишь плашки жалюзи, но для местного климата подобное несущественно.
Несколько чёрных невольников усердно трудились в небольшом садике, пышная негритянка бегала с огромной медной сковородкой, переваливаясь утицей, а единственный белый слуга выстаивал у дверей, важный, как придворный церемониймейстер.
— Капитан Морган дома? — поинтересовался Сухов.
Привратник осмотрел его. Решив, видимо, что дресс-код позволяет, он освободил проход и слегка поклонился:
— Извольте пройти.
Олег изволил. Комнат в доме хватало, но все они вышли очень маленькими и тесными.
Морган обнаружился в кабинете.
В длиннополом алом камзоле, расшитом серебряным позументом, в белых атласных штанах до колен и белых чулках, в башмаках с огромными пряжками, Генри смахивал на лакея английского короля. Сходство усиливалось светлым париком, входившим в моду. Семейная жизнь меняет привычки…
— Кого я вижу! — воскликнул Морган. — Капитан Драй!
— Да вот решил заглянуть в ваше захолустье, — ухмыльнулся Сухов. — Дай, думаю, проведаю.
Генри расхохотался.
— Лиззи! — крикнул он. — Пошли Калибана за вином!
Из-за двери выглянула женщина — бледное лицо в обрамлении кудряшек — и улыбнулась.
— Да, дорогой.
— Винных погребов не держим, — весело сказал хозяин, — но кое-что припасено! Что характерно.
Вскоре запыхавшийся негр приволок пузатую бутылку и быстренько раскупорил её.
— Свободен! — отослал его Морган и сам разлил нежно-розовое вино по бокалам. — Ну, за встречу!
Напиток был терпким и холодным, по жаре — в самый раз.
Тут Генри, для пущей приватности, снял парик, обнажая короткостриженые рыжие волосы.
— Неплохое винцо, — оценил Сухов, отставляя бокал.
Хозяин дома кивнул.
— На Кубе прихватили. Я недавно оттуда, наведался в Эль-Пуэрто-дель-Принсипе, пощипал испанцев! Добыл бы и больше, но между нами затесался один недобитый идальго: подслушав, куда мы направляемся, он спрыгнул с корабля и поплыл к берегу, а там предупредил своих. Те забегали, даже конницу собрали, да только и мы не лыком шиты! Высадились мы в гавани Санта-Мария, а оттуда до Пуэрто-дель-Принсипе миль тридцать посуху, по саванне. Ничего, одолели… Побили испанцев знатно, а всех жителей загнали в две церкви, чтоб не мешали, ну и прошлись по домам… Пятьдесят тысяч песо «выручили»…
Тут на лицо Моргана набежала тень.
— А ты искал Прекрасную Испанку… — негромко проговорил Олег.
Генри кивнул.
— В пустой след, — коротко обронил он.
Сухов кивнул.
— Могу открыть её имя, Генри, — спокойно проговорил он. — Эту женщину зовут донна Флора.
Морган побледнел, а Олег жестом фокусника достал письмо и передал его Генри.
— Я получил это на Тортуге.
Хозяин впился глазами в текст, жадно вбирая взглядом знакомый почерк.
— Её рука… — хрипло сказал он.
Дочитав, он недолго оставался молчалив.
— Ты был с Олонэ?
Сухов кивнул.
— И… что?
— Всё происходило именно так, как здесь написано.
Морган зажмурился и медленно выдохнул.
Не раскрывая глаз, он сказал негромким голосом, приглушённым от волнения:
— Порой мне худо бывало. Хотелось всё бросить, забыть, не верить… Да мало ли что написали старику Мансфелту! Может, и не было ничего, и я себе на беду фантом сотворил! Но вот я снова вижу строки, написанные Прекрасной Испанкой, — и всё внутри переворачивается. Не подумай чего дурного, Элизабет жена мне перед Богом и людьми. Что характерно. Тут другое…