Когда слова перевели на испанский, мы все переглянулись. Прежде я смотрел на него, пытаясь вспомнить, где же я видел это круглое лицо с длинными светлыми усами. Если вы дочитали досюда, то поняли это раньше меня.
Он указал на мертвеца в длинной рубахе:
— Это ваш капитан. Я знаю это, поскольку он вышел из капитанской каюты. Сколько еще офицеров на корабле? Вахтенных офицеров?
Сеньор сделал шаг вперед. Вид у него был страшно испуганный, но голос звучал смело, когда он сказал:
— Только я один.
Капитан Берт вынул из-за пояса пистолет, быстро взвел курок и направил ствол на Сеньора.
— Советую называть меня «капитан».
Сеньор козырнул:
— Si, капитан.
— Ты умеешь управлять судном?
— Si, капитан.
— Кто еще умеет?
Сеньор открыл рот, но не издал ни звука.
Я поднял руку и сказал по-английски:
— Я немного умею, сэр. Больше никто.
— En verdad, капитан. Nadie.
Капитан Берт смотрел на меня, не обращая внимания на Сеньора.
— Ты… опусти руку. — Он возвысил голос. — Теперь пусть поднимут руку все женатые мужчины. Не лгите мне. Все до единого женатые.
Когда приказ повторили на испанском, большинство мужчин подняли руку, в том числе Сеньор.
— Ясно. Женатые остаются на месте. Холостые идут к правому борту и садятся там.
Мы выполнили приказ. Нас было всего четверо. Два пирата охраняли нас там, казалось, целый час.
Пока мы сидели у правого борта, пираты спустили на воду шлюпку и посадили в нее женатых мужчин, снабдив бочонком воды и связкой луковиц. Мы не видели шлюпки, пока она не отошла от корабля. А когда отошла, увидели лишь черное пятно на темной поверхности моря, но я знал, что шлюпка битком набита и затонет при первом же волнении на море. На «Санта-Чарите» было шестнадцать человек в вахте правого борта и восемь в вахте левого борта плюс капитан и Сеньор, то есть всего двадцать шесть. Я знал наверное о двоих убитых, и, думаю, они были единственными. Мы четверо остались на борту. Следовательно, двадцать мужчин набилось в шлюпку, рассчитанную на дюжину человек максимум.
— Слушайте меня, — сказал капитан Берт, возвратившись к нам, — и слушайте внимательно. Вы можете вступить в мою команду, коли хотите. Если вы согласны, каждый из вас поклянется мне в верности и поплатится жизнью за измену. Дав клятву, вы получите право на долю добычи, как все прочие мои люди. Вы будете есть и пить с нами и считаться полноправными членами команды. Если вы не согласны, мы высадим вас на первом же необитаемом острове, которого достигнем. Теперь пусть встанут те, кто хочет присоединиться к нам.
Он пристально смотрел на меня, пока другой мужчина повторял слова капитана на испанском, но я не встал. Остальные встали, но я — нет.
Потом мне связали руки, и я сидел там несколько часов. Я спросил охранника, можно ли мне лечь. Он кивнул, и я уже собирался заснуть, когда меня подняли и отвели в капитанскую каюту.
Там находился капитан Берт. А также его матросский сундучок и все прочие вещи, которых было немало. В каюте стояли два кресла, и он велел мне сесть в свободное. Я подчинился.
— Ты джерсиец, с которым я разговаривал в Веракрусе, верно?
Я промямлил:
— Да, сэр.
— Я так и подумал. — Он вынул серебряную табакерку из кармана хорошо знакомого мне синего сюртука с медными пуговицами, взял понюшку и сказал: — Ты знаешь мое имя, но я твое забыл. Так как тебя зовут?
Я назвал свое имя, присовокупив обращение «капитан Берт».
— Точно. Ты хорошо говоришь по-испански.
Я кивнул.
— И по-французски тоже. Весьма неплохо.
Я ответил по-французски, что говорить-то говорю, но за француза не сойду.
— Ты знаешь навигацкое дело?
— Немного. Но не мастер, нет.
— Ты мне нужен, Крис. У меня уже есть трое ваших, но я бы с удовольствием обменял их на тебя. Что ты хочешь за свое согласие присоединиться к нам?
Я попытался сообразить, хочу ли я чего-нибудь.
— Свой собственный корабль? Ты будешь капитаном, подотчетным мне. Я буду брать капитанскую долю от любой твоей добычи, но все остальное — твое.
Я помотал головой:
— Это грабеж, капитан. Грабеж и убийство. Я не пойду на такое.
Берт вздохнул.
— Ты джентльмен, Крис, знаешь ты это или нет. Поклянись честью, что ты не попытаешься бежать, и я перережу эти веревки.
Я кивнул:
— Перережьте веревки, я не попытаюсь бежать, клянусь Богом.
— Поклянись честью.
— Хорошо. Клянусь честью.
Он извлек кортик из ножен и показал мне:
— Это мне матушка подарила, когда я вступил во флот его величества.
Я сказал, совершенно искренне, что с виду клинок отличный.
— Так и есть. — Он перерезал кортиком веревки, стягивавшие мои запястья. — Шеффилдская сталь, а рукоять из ивового корня. Ножны серебряные. Мы жили небогато, понимаешь? Папа у меня бакалейщик. Я знаю, моя старая матушка отдала за кортик все свои сбережения до последнего пенни.
Я растирал запястья.
— Как по-твоему, почему она сделала это?
— Она гордилась вами. — Мне было неприятно говорить это, но я сказал.
Капитан Берт кивнул:
— Верно. Она гордилась мной, поскольку я собирался сражаться за родину и короля. Англия и твоя родина тоже, Крис.
Я знал, что это не так, но почел за лучшее промолчать.
— Именно это я и делаю. Тебе доводилось работать за половину от ничего?
Я не понял, что он имеет в виду, но помотал головой.
— А мне доводилось. Гардемарин получает нищенское жалованье. Но ты вступаешь во флот не из-за жалованья, так ведь? А в расчете на денежное вознаграждение за успехи в службе, и если повезет, тебе могут отвалить кучу соверенов. Мой корабль вышел из строя, и меня перевели на половинное жалованье. Это и есть половина от ничего.
— И что вы сделали?
— Сам видишь. — Капитан Берт ухмыльнулся. — Я сделал это.
Он вскочил на ноги.
— Слушай, Крис. Испания ненавидит нас, а мы ненавидим Испанию. Мы не воюем с ними только потому, что еще недостаточно сильны для этого. Они не воюют с нами только потому, что тратят все силы на обуздание дикарей здесь. Мы с моими людьми грабим испанские корабли и города. Как по-твоему, сколько времени нам останется гулять на свободе, если его величество прикажет губернатору Ямайки заковать меня в кандалы?
Я не знал — и так и сказал.
— Год в лучшем случае. Ни днем больше, а возможно, гораздо меньше. Послушай меня, Крис. Еще задолго до Кромвеля Испания попыталась завоевать нас. Испанский король послал крупнейший в истории человечества флот, и мы лишь чудом отбились. Если бы все сложилось чуть иначе, если бы не Дрейк и некоторые другие, нам бы несдобровать.
Я и сейчас словно воочию вижу, как он стоит и пристально смотрит на меня, засунув большие пальцы за широкий ремень с прицепленными к нему двумя пистолетами. Будь он чуть выше ростом, ему пришлось бы пригибаться под бимсами, и он имел вид человека, в своей жизни не раз убивавшего людей, с которыми разговаривал и пил. (Возможно, у меня тоже такой вид, поскольку я поступал точно так же. Я не знаю.)
— Я отбираю у даго золото, которое они похищают у дикарей.
Я кивнул. Не хотел, но кивнул.
— Не знаю, чему тебя учили и веришь ли ты во все это. Но так устроен мир, Крис, и таким он останется всегда. Ей-богу, я могу играть в такие игры не хуже любого даго. Нет, лучше. Я это доказал. — Внезапно он улыбнулся. — Давай выпьем за это. У твоего капитана есть приличная мадера.
Он достал бутылку и налил по стакану нам обоим.
— Ты джентльмен, Крис. Я тоже джентльмен — и королевский офицер, верно? Даже если король во всеуслышание отречется от меня. Мы ведь можем оставаться друзьями и не соглашаясь друг с другом по всем на свете вопросам, правда?