Самоубийство — смертный грех, я знаю. Среди всего прочего монахи в монастыре изо дня в день вдалбливали нам, что нельзя убивать себя, коли хочешь, чтобы душа твоя вознеслась к Богу после смерти. Иначе она не вознесется. Ты не вправе отказываться от Божьего дара жизни.
Но мне кажется, я бы убил себя, не будь там Новии. Она спряталась среди кунов, как мне следовало догадаться. Пинки привела ее ко мне почти через неделю похода и сказала, что Новия тоже моя жена. Я не потрудился объяснить, что мы не женаты. Я просто сказал, что у меня только одна жена, Новия, а Пинки мне не жена — не то чтобы она мне не нравилась (мне меньше всего хотелось заиметь врага среди индейцев), она мне очень нравится, она замечательная женщина, очень красивая и умная. Но не моя жена.
Пинки и слушать об этом не желала. Она моя жена. Новия моя жена. И та, другая женщина тоже моя жена.
Мы с Новией уставились друг на друга. Какая еще другая женщина?
Это оказалась Азука. Полагаю, ситуация была комичной, но никто из нас не смеялся. Мы могли лишь обниматься, пытаясь хоть немного утешить друг друга. Вилли погиб. Жарден попытался убить Азуку, и она убежала от него. Вилли утонул при переправе через какую-то речушку. Жарден попытался убить Азуку, поскольку она не переставала плакать о Вилли. Я сказал, что все понимаю, она может плакать сколько угодно, а если Жарден или еще кто-нибудь попытается ее убить, я живо отобью у него такую охоту.
(Именно тогда я понял: когда тебе хуже некуда, самый лучший способ поднять себе настроение — это попробовать поднять настроение еще кому-нибудь. В жизни есть вещи, которые действительно стоит знать, и это одна из самых важных.)
В общем, Азука убежала, и я был единственным человеком, у которого она могла искать защиты. Убежав от Жардена, она принялась расспрашивать всех подряд, где меня найти, вот почему Пинки приняла ее за мою жену.
Я еще целую неделю неустанно повторял Новии, что ей следовало явиться ко мне раньше. А она неизменно отвечала одно: мол, она боялась, что я ее убью. Думаю, на самом деле она боялась, что я захочу отвести ее обратно в Портобело и тогда у меня выйдет крупная ссора с капитаном Бертом.
Больше я ничего не собираюсь писать о походе, добавлю лишь, что каждый божий день заболевали все новые люди. Позже капитан Берт сказал мне, что в один из дней мы потеряли целых двадцать человек.
Любой решит, что у нас не осталось сил для атаки, когда мы добрались до Санта-Марии, но он ошибется. Там были дома, где можно укрыться от дождя, полно качественной воды, пища и судоходная река. Испанцы могли бы перебить всех нас в течение часа, но мы бы дрались, как бешеные псы, от которых мало отличались к тому времени.
Но к великому нашему изумлению и радости, в городе не оказалось людей, готовых сражаться. Испанские поселенцы просто сдались, и там была всего дюжина солдат. Мы взяли Санта-Марию без боя, просто объявив о захвате города.
Однако мы не обнаружили там каравана мулов и нашли очень мало золота. По словам всех пленных, командир сопровождающего караван отряда решил, что оставаться в Санта-Марии слишком опасно. Он повел груженных золотом мулов вдоль побережья обратно в Панаму.
На следующий день мы устроили очередное собрание — не капитанское, а общее. Я уже начинал ненавидеть общие собрания. Чем больше людей собирается вместе, тем больше среди них разных психов, а психи всегда выступают громче всех. На сей раз, казалось, почти все хотели продолжить погоню за караваном мулов. Он опережает нас всего на полтора-два дня пути, и, если он достигнет Панамы первым (не намного обогнав нас), мы захватим Панаму и золото.
Наконец капитан Берт встал и весьма разумно заметил, что Панама, как всем известно, была перестроена и укреплена после того, как Генри Морган захватил и сжег город, и что у нас не больше шансов захватить Панаму, чем было бы при попытке захватить Мехико.
Людям это не понравилось, но он был главным капитаном и имел полное право высказаться.
Он так и сделал, указав, что сейчас в Панаме предположительно находится около двух тысяч солдат. Возможно, больше. Если даже мы догоним караван с золотом, это неминуемо произойдет поблизости от города, и кто-нибудь из солдат, охраняющих подступы к нему, обязательно доставит сообщение о случившемся. Значит, нам придется пересекать Панамский перешеек с караваном тяжело груженных золотом усталых мулов, спасаясь от преследования тысячи или более солдат.
Он сел, мы проголосовали, и человек пятьсот девяносто высказались за продолжение погони. Капитан Берт снова встал и сказал, что он не пойдет к Панаме. Он намерен вернуться обратно в Портобело, к нашим кораблям. Если никто не пойдет с ним, он отправится один.
Тут я вскочил на ноги и сказал, что он будет не один. С ним пойду я, а также Новия. К полудню все было решено. Капитан Берт возвращается в Портобело — со мной, Ромбо и капитаном Гослингом. Мы берем с собой около шестидесяти человек. Обе женщины идут с нами, разумеется.
Капитаны Добкин, Кокс, Ишем и Огг продолжают погоню за караваном вместе со всеми остальными, включая кунов. Общее командование осуществляет капитан Добкин. Мы со своей стороны пообещали по возвращении в Портобело рассказать обо всем произошедшем людям, остававшимся на кораблях.
Что мы и сделали.
Оба отряда выступили из Санта-Марии, как только мы уладили все вопросы. Отряд Добкина спешил, поскольку они надеялись настичь караван с золотом и понимали, что дорога каждая минута. А мы спешили, поскольку нам не терпелось поскорее оставить в прошлом все это идиотское предприятие.
Но все же мы действовали медленнее. Насколько я помню, мы собрали всех людей и приготовились двинуться в путь только через два часа после ухода отряда Добкина. Я сказал «отряд Добкина». В него не вошли куны, хотя прежде они обещали сопровождать их. Куны остались. Я едва замечал присутствие индейцев, пока мы с Новией собирали всю провизию, какую только могли найти, и наполняли пустые винные бутылки пригодной для питья водой. А также, разумеется, прибирали к рукам все найденные ценные вещи, которые стоило взять с собой в Портобело. Я помню только пару дублонов да кольцо.
Наконец мы выступили из Санта-Марии со всеми людьми, которых нам удалось отыскать. Жарден ушел с Добкином, я уверен. Антонио остался с нами. Азука, Маху и многие другие — тоже. Пытаться перечислить здесь всех поименно не имеет смысла. Я наверняка что-нибудь напутаю.
Лучше всего я помню пронзительные крики, доносившиеся до нас, когда мы удалялись от города. Порой я слышу эти вопли во сне. Куны пронзали копьями испанцев, которых мы пощадили, — мужчин, женщин и детей. Кажется, до той минуты я ни разу не испытывал жалости к испанцам.
Глава 27
НОВИЯ В СОВЕТЕ
Мы валились с ног от усталости, когда добрались до Портобело. Тем не менее мы отплыли в тот же день. Накануне люди заметили в море испанский пинас и поняли, что галеоны недалеко. Заместители капитанов буквально держали свои команды под прицелом пистолей. Узнав, что Добкина, Кокса и остальных ждать не надо, они снялись с якоря в течение часа. Мы условились встретиться у островов Сан-Блас, чтобы обсудить наши дальнейшие действия.
Но прежде чем мы достигли места назначения, к нам присоединился капитан Харкер на своем шлюпе «Принцесса». Мы с Новией наблюдали, как он становится борт о борт с «Уилдом», и строили догадки относительно принесенных им новостей; в этой забаве к нам вскоре присоединился Буше. Когда на бизань-мачте «Уилда» начали подниматься сигнальные флажки, я нисколько не усомнился, что последует команда «все капитаны». Но когда флажки развернулись, оказалось, что к капитану Берту вызывают одного только капитана Криса.