Леди Элвинстон позвонила в колокольчик, который лежал на столике возле кровати.
Дверь почти мгновенно отворилась, и вошла горничная, длиннолицая пожилая женщина.
— Доукинс, приехала мисс Бертилла, — сказала леди Элвинстон. — Конечно же, явилась не в тот день. Но это дает вам два дня, чтобы помочь ей купить необходимое.
— Я сделаю все, что от меня зависит, миледи, — ответила Доукинс, — но вашей милости известно не хуже, чем мне, что в это время года мы не купим в магазинах летних платьев.
— Постарайтесь сделать все, что можно, и не тратьте слишком много.
Тон у леди Элвинстон был самый решительный; она снова взялась за письма, и Бертилла поняла, что должна удалиться.
Она вышла из комнаты и направилась было в маленькую спальню, где жила раньше, но обнаружила, что комната заставлена платяными шкафами матери.
Не без труда ей удалось выяснить, что спать ей придется в комнатке на верхнем этаже, по соседству со служанками.
Это огорчило ее не больше, чем свидание с матерью: чего, собственно, еще она могла ожидать?
Она всегда знала, что мать ее не любит, что ей неприятно само существование дочери.
Бертилла в горьком раздумье присела на кровать. Разумеется, следовало ожидать, что с ней поступят именно так — отошлют куда-нибудь в глушь.
Она была бы попросту глупа — а глупой она вовсе не была, — если бы не понимала, что после смерти отца стала не более чем обузой.
Каникулы она проводила у тети в Бате, и мать никогда не писала ей в школу.
Новую одежду ей не присылали до тех пор, пока начальница школы не отправляла леди Элвинстон написанное в самых твердых выражениях письмо с перечнем необходимой для Бертиллы одежды и нужных учебников.
Мать не могла найти более отдаленного места и избавиться от нее более решительно, нежели она это сделала теперь, подумала Бертилла.
Она помнила тетю Агату как жесткую, суровую на вид женщину, которую отец сильно не жаловал и которая вечно запугивала свою младшую сестру Маргарет еще тогда, когда обе были девочками.
Тетя Маргарет однажды рассказывала Бертилле, что в ранней молодости у нее был шанс выйти замуж, но Агата этому воспрепятствовала и добилась своего. «Она считала меня недопустимо легкомысленной, — со слабой улыбкой говорила тетя Маргарет. — Агата презирает мирские радости и мирские мысли. Она вечно молилась и прямо-таки зверем на меня набрасывалась, когда мне хотелось потанцевать».
Бертилла вздрогнула при этом воспоминании.
Каково ей будет жить с такой тетушкой?
Бертилла понимала, что, попав в Саравак, она уже не выберется оттуда.
Глава 2
— В этом нет никакого смысла, Доукинс, — сказала Бертилла, когда они вышли из пятого магазина, в котором пытались купить подходящие платья.
— Я ведь говорила ее милости, что в это время года летних платьев не купишь, — сердито отозвалась Доукинс.
Бертилла понимала: горничная устала и от этого сделалась раздражительной даже с продавщицами, которые неизменно отвечали отказом на их просьбы найти нужную Бертилле одежду.
Но они были ни в чем не повинны, эти девушки, они делали все от них зависящее, хотя платили им очень мало и в это время года они просто изнемогали от наплыва покупателей.
Но разве можно в декабре найти в Лондоне легкие платья, необходимые в тропиках?
К тому же Бертилла была слишком миниатюрна, чтобы ей подошли платья на высоких и представительных женщин, умеющих изящно и с достоинством носить турнюры.
— Единственное, что мы можем, Доукинс, — заговорила Бертилла своим мягким голоском, пока они пробирались по тротуару сквозь толпу, — это купить материю, а я во время путешествия сама сошью себе платья.
Она вздохнула и добавила:
— У меня будет много времени.
Девушка не спала всю ночь после того, как мать сообщила, что отсылает ее в Саравак: Бертилле казалось, что ей в одиночку не преодолеть трудности такого пути, и это приводило ее в отчаяние.
За границей она была всего один раз вместе с отцом и с ним же ездила однажды в Шотландию, но ей и в голову не приходило, что придется одной проехать чуть ли не полсвета.
При обычных обстоятельствах, в обществе, скажем, того же отца, горячо любимого, это могло быть захватывающим приключением, но ехать одной… да еще после долгих дней пути по морю оказаться в конце концов у тети Агаты… нет, это истинный кошмар, от него не избавишься после пробуждения.
Чем больше она думала о том, что ей придется жить в обществе одной только тети Агаты да еще притворяться, будто она хочет стать миссионеркой, Бертилле хотелось бежать куда глаза глядят и спрятаться так, чтобы мать не могла ее отыскать.
Но Бертилла понимала, что подобная мысль безнадежна: денег у нее нет, а зарабатывать себе на жизнь она не приучена.
В магазинах она присматривалась к девушкам-продавщицам и видела, какие они худенькие и недокормленные, лица осунувшиеся, а под глазами залегли темные тени.
Без сомнения, это результат изнуряющего образа жизни; к тому же Бертилла не раз читала в газетах, что девушкам этим платят ничтожно мало.
Отец Бертиллы был человеком разносторонним, и она, учась в школе, старалась быть в курсе того, что его занимало, и вообще в курсе того, что происходит в мире.
Этим она очень отличалась от своих одноклассниц, которых занимали мысли о будущем замужестве.
По мере того как приближалось время окончания школы и, следовательно, выхода в свет, девицы только и говорили что о мужчинах и о способах привлечь к себе их внимание.
Они часами могли, пересмеиваясь, болтать о каком-нибудь пустяковом случае, происшедшем во время каникул, или о мужчине, которого заметили, когда парами прогуливались цепочкой, на школьном жаргоне именуемой «крокодилом».
Бертилле все это было невыносимо скучно.
Она понимала, что и сама когда-нибудь выйдет замуж, но куда интереснее было читать или, если есть возможность, поговорить о многих других вещах, а вовсе не о гипотетическом мужчине, которого она уж никак не могла представить себе в качестве супруга.
Она прекрасно понимала, еще до того, как леди Элвинстон сообщила ей об этом прямо, что мать намерена снова выйти замуж.
Она еще не сняла траур, а прислуга уже судачила о ее обожателях, и Бертилла слышала эти разговоры.
Тетя Маргарет необычайно интересовалась, на каких приемах бывает леди Элвинстон, и читала с огромным любопытством все заметки об этом в светской хронике.
— Твоя мать так красива, дорогая, — говорила она Бертилле. — И подумать невозможно, что она будет жить в одиночестве и останется верной памяти твоего отца.
— Разумеется, нет, — отвечала Бертилла.
Но, говоря так, она упрекала себя самое за измену памяти отца, поскольку так легко соглашалась с тем, что матери нужен новый муж.
Впрочем, она еще в детские годы осознала, что отец обожает мать и гордится ею, чего не скажешь о самой леди Элвинстон, у которой множество своих дел и развлечений.
Отец с полной терпимостью относился к тому, что жена остается в Лондоне, в то время как он с дочерью уезжает в деревню, однако Бертилла понимала: не только в этом разница в образе жизни отца и матери.
Гости, посещавшие Элвинстон-парк во время отсутствия хозяйки, делали порой легкие, но весьма недвусмысленные намеки.
— А Миллисент все еще в Лондоне? — говорил кто-нибудь из гостей, слегка вскинув брови. — Впрочем, она никогда не любила деревню, но вы должны радоваться, дорогой Джордж, что герцог там присмотрит за ней.
На месте герцога мог быть лорд Роуленд, лорд Хэмпден, сэр Эдуард или еще кто-то, о ком Бертилла знала лишь то, что имена их постоянно упоминаются в «Придворном вестнике».
И хотя Бертилла понимала, что красота матери привлекает к ней множество воздыхателей и что она в конце концов выберет самого подходящего из них себе в мужья и в отчимы для дочери, девушка все же никак не предполагала, что в результате ей придется не только удалиться из родного дома, но и покинуть Англию.