— Позже я узнал, что вас, всех до одного, арестовали ангелийские корабли. И карты, ведущие к сокровищам, пропали без следа, потому что о них никто ничего не слыхал. Что вы с ними сделали?
— Сложили из них бумажные кораблики и пустили плавать, — не без колебаний признался Зверь.
— Понятно. И кто это придумал? Артия, верно?
— Да, Артия.
— Я в сердцах пнул пустой сундук. Он оказался очень тяжелым. Я об него ногу ушиб. Попробовал поднять — еле от земли оторвал. А из головы не шла мысль: что случилось? Куда вы все подевались?
Черный Хват опять вздохнул.
— Я вернулся к люку, спустился по лестнице, долго бродил по черному от соли пляжу. Мне чудилось, будто я остался один на всем белом свете. Никогда за всю мою жизнь мне не было так одиноко.
Больше всего его мучил голод. Он попытался поесть черных фруктов, но не смог. На следующий день он подумал: если на пляже и в затопленном саду ничего съедобного не осталось, надо пойти на гору, которая высится на другом конце острова. И побрел по мокрому песку.
На этой горе нашли спасение от прилива бесчисленные стаи попугаев. До вершины море не добралось.
Из крутых склонов торчали камни, покрытые соленым илом. Карабкаясь по ним, Черный Хват нашел пару дохлых рыбин и съел их сырыми. В трещинах между скалами застряло множество драгоценных камней, таких же, какими был усыпан пляж. Он собрал их и положил в карманы. Он не знал, кто он: самый счастливый человек на свете или самый несчастный. В любом случае, проклятие, висевшее над этими драгоценностями, его не тяготило.
— Так мне казалось поначалу.
Он даже нашел несколько клочков вощеной бумаги.
— Может быть, ко мне в руки попали обрывки карт, выброшенные обратно на берег?
Но Хват не смог ничего прочитать на них, к тому же он не знал, как поступили с картами пираты, поэтому просто смял эти клочки и выбросил.
На вершине горы, на пятачке примерно в четверть мили, густо росли деревья. Среди раскидистых крон кишели попугаи. Они сновали по ветвям, переливаясь ослепительными красками, кричали, время от времени повторяли заученные ключи к картам. Над островом звенели слова на всех языках, какие существуют на Земле.
В этом лесу Черный Хват обнаружил ореховые деревья и всё те же солоноватые, похожие на персики плоды, какие встречались на берегу. На земле росло что-то вроде дикого салата и разнообразные пряные травы. Черный Хват пировал на славу. Даже подумывал, не поселиться ли ему на горе. Тут тебе и кров, и стол, и убежище от непогоды.
Но попугаи заставили его спуститься вниз.
Они не прогоняли его намеренно — просто у него больше не было сил выносить беспрерывный галдеж. Не говоря уже о горах помета.
— Местами рощу словно занесло снегом.
С этих пор его распорядок дня стал таким: по ночам он спускался в пещеру и спал на верхних ступеньках. По утрам поднимался, осматривал вершину утеса, ругал на чем свет стоит и сундук, и Молли, и Голди, и Артию, и весь исчезнувший мир. Потом направлялся к морю, пересекал остров и поднимался на гору — завтракать. Днем, если было не слишком жарко, сидел на пляже, а если припекало солнце — шел в пещеру. В прохладную погоду собирал драгоценные камни и всякую всячину, изредка гарпунил палкой рыбу. И всё время смотрел, не покажется ли на горизонте корабль. Он считал, что неплохо устроился, но все-таки ему было скучно и страшно. Однажды он проснулся в слезах.
— Я сказал себе: «Хват, ты до конца своих дней не увидишь ни одного человеческого лица. Никто сюда не придет, ни наш корабль, ни Голди. Никто и никогда».
Если верить календарю, который он вел на стене пещеры, он пробыл на острове уже девяносто два дня.
У Черного Хвата созрела мысль. Он должен построить лодку; для этого нужно повалить дерево, каким-то образом выдолбить его, поставить парус. Например, из рубашки. Точь-в-точь как в спектаклях про Пиратику.
— Но трудиться мне не пришлось. Потому что вскоре появилась она.
— Кто — она? Кто такая?
Черный Хват исподлобья взглянул на заслушавшегося Зверя.
— Ты когда-нибудь слыхал о корабле под названием «Вдова»?
Это случилось ночью после девяносто третьего дня. Черный Хват совершил ставший привычным обход острова и даже приглядел на горе подходящее дерево. Чтобы превратить его в лодку, ему нужен был каменный топор, так что он по дороге подыскивал подходящие камни и деревяшки.
На пляже он разжег небольшой костер, поджарил соленых фруктов и орехов.
Когда попугаи наконец задремали, наступила благословенная тишина. Над островом повис громадный купол темноты, усеянный звездами, среди них, как брошь, сверкал Нижний Южный Крест. Трещал костер, море шелестело, точно жесткая бумага.