Выбрать главу

Над ее головой кружилась птица. Голубь? Чайка? Попугай…

— Восемь кораллов! — закричал Планкветт. — Попка хочет дублон. Попка хочет луидор.

Артия протянула руку.

— Сюда, Планкветт.

Попугай ловко спикировал вниз и вцепился когтями в манжету краденого камзола Артии. Потревоженный его крыльями воздух потрескивал от мороза, будто огонь костра.

— При взрыве, — сказала Артия попугаю. — Карта обгорела при взрыве, да? Ты и я. Я и ты…

Попугай вытянул шею, клюнул блестящую рукоять шпаги, которой, похоже, никто больше не заметил, и подмигнул Артии круглым, как у ящерицы, глазом.

Глава третья

1. Гусь и гость

На следующий день после Рождества Феликс Феникс сел в первый попавшийся дилижанс. К тому времени он по заснеженным полям и пустошам дошел до самого Хаммер-Смити. Глядя на него — без шляпы, в залатанной одежде, с ног до головы перемазанного в саже, — хозяева таверн давали ему от ворот поворот прежде, чем он успевал достать деньги. Однако их дочери, жены и служанки, по достоинству оценив его глаза, волосы, лицо и фигуру, бежали вслед и угощали его то подогретым вином, то хлебом с сыром, то половинкой ананаса. Так он обзавелся теплым шарфом и шапкой. На вид Феликс казался счастливчиком, однако на голову ему почему-то всё время сыпались неприятности. Об этом он и размышлял, бредя по сугробам.

В Хаммер-Смити он переночевал в амбаре, в компании нескольких блох.

Дилижанс, наполненный пассажирами, как бочка селедками, оказался на редкость медлительным. Он останавливался повсюду: в каждой деревушке, на каждом хуторке, возле каждой выселки — Ранний Двор, Барнсов Двор, Йоркистер…

Морозный день был хрустким от инея, и в дилижансе было немногим теплее, чем снаружи. Феликс начал спрашивать себя, зачем он вообще едет в Ландон. К работе, предложенной ему, следовало приступить еще вчера, рождественским вечером, — его подрядили рисовать портреты на званом ужине, в богатом доме неподалеку от ландонского Истминстера. Вряд ли наниматель до сих пор нуждается в его услугах…

К тому же один из пассажиров, не в меру любопытный господин в праздничном платье, чрезмерно заинтересовался личными пожитками Феликса:

— Перстень рубиновый, верно?

— Стекло.

— А выглядит совсем как рубин.

— Нет.

— А я уж было подумал — ну и странное дело: молодой человек, не блещущий богатством, и вдруг щеголяет рубиновым кольцом.

— Я же сказал, это стекло…

Любопытный не отставал. Будто заводная игрушка, он без конца повторял и повторял одну и ту же фразу. Но затем неосторожно придвинулся к Феликсу слишком близко, и амбарные блохи, которым только подавай новых знакомых, переползли на него. Любопытный господин тут же отодвинулся, почесываясь и недовольно ворча.

— Нечего пускать в дилижансы всяких бродяг, — проворчал кто-то.

Феликса стали побаиваться. И поэтому оставили в покое. Медлительный дилижанс дотащился до Рыцарского Моста, остановился, поехал дальше. Проваливаясь в усталое полузабытье, Феликс подумал: человек-леопард, который ограбил его, почему-то тоже решил, что рубин настоящий. Но ведь такой опытный вор должен лучше разбираться в драгоценностях?

Феликс проснулся, когда дилижанс подъезжал к Кресту Святой Благодати. Выглянув из окна, Феликс тотчас же заметил кучку собравшихся во дворе людей — возможно, они поджидали дилижанс. А вон та компания ландонских констеблей в черных мундирах с латунными пуговицами? Они что, тоже ждут его прибытия?

Феликс слишком поздно понял, что его подстерегает новая опасность.

В окно просунулось широкое лицо с бакенбардами, увенчанное черной форменной шляпой:

— Добро пожаловать в Ландон, Джек Кукушка!

Пассажиры встревоженно зашушукались:

— Сидел тут с нами всю дорогу…

— Ждал, пока нас нагонит его негодяй-сообщник! Хотел нас всех ограбить!

— Да еще и блох напустил!

Феликса вытащили на обледенелую мостовую. Любопытная толпа разразилась восторженными криками.

— Поймали! Джека Кукушку поймали!

— Видимо, нет смысла говорить, — обратился Феликс к констеблю с бакенбардами, — что я не Джентльмен Джек Кукушка? И не его сообщник…

— Можешь говорить всё что угодно. Попытка ограбления, угроза насилия; а еще ты помешал дуэли двух джентльменов. Да, да, не отпирайся! Вчера из Заячьего Моста на Роугемптонской дороге прискакал гонец и рассказал о твоих подвигах. Сообщил, что ты на свободе и, судя по всему, направляешься в столицу. Дал, надо сказать, подробное описание твое внешности. Удивительно, что тебя до сих пор не поймали, с такой-то рожей… Признавайся, где твоя маска? Небось, в карман запихал?

— Нет.

— Значит, коварно выкинул по дороге!

Подошли остальные констебли, очень веселые и довольные собой. Они принялись хлопать друг друга по спине, а пару раз даже хлопнули и Феликса — так радовались, что поймали его.

Феликс недоумевал: как Джеку Кукушке, который явно был не слишком-то силен в разбойничьих делах, удалось заработать столь грозную репутацию? Арестовывать его явились десять констеблей, вооруженные до зубов дубинками и кремневыми ружьями.

— Ты проследуешь с нами до ближайшего полицейского участка, — любезно сообщил ему бакенбардный констебль. — А потом отправишься в Олденгейтскую тюрьму. Но не волнуйся, за решеткой ты надолго не задержишься. Суд будет скорым. Не пройдет и недели, как тебя вздернут, — обрадовал он Феликса. И добавил доверительно: — Всё, что ты скажешь, может быть использовано против тебя.

Под смех и улюлюканье толпы Феликса Феникса повели по улице.

Обледенелая, будто залитая жидким стеклом мостовая была очень скользкой. С крыш и водосточных труб свисали гигантские сосульки. Вдалеке блеснула река. В дилижансе говорили, что этой ночью Темис в одночасье замерз от Стрэнда до кварталов далеко за Ландонским мостом. Сейчас Феликс воочию в этом убедился. Вода стала твердой и белой, как глазурная корка на пироге.

Но стражники уже сворачивали на другую улицу. Точнее, попытались свернуть.

Потому что с этой самой улицы им навстречу вихрем летело нечто белое, увенчанное длинной белой же шеей с грозно торчащим здоровенным оранжевым клювом. Нечто противно орало, шипело и размахивало в воздухе двумя огромными белыми крыльями.

Констебли кинулись врассыпную, но столкнулись с человеком, который гнался за странным существом, чертыхаясь и вопя во всё горло:

— Лови гуся!

— Так это гусь?!

— А я-то думал, ангел!

Констебли скользили по льду, налетали друг на друга и падали. Доблестный гуселов, пытаясь удержаться на ногах, ухватился за Феликса — единственного, кто в тот миг стоял более или менее прямо. Вместе они закружились по скользкому льду в головокружительной польке, то и дело спотыкаясь о булыжники и лихо перескакивая через распростертых на мостовой полисменов, весьма этим недовольных.

Кружась в бешеном танце, преследователь решил поведать Феликсу о своих несчастьях:

— …Лавочник, каналья, обещал, что гусь будет уже ощипан и готов к жарке — а он, гляди-ка, живехонек! Вырвался и упорхнул! Гоняюсь за этой мерзкой птицей с самого Рождества!

Наконец гуселов выпустил Феликса и устремился к реке — туда, куда убежал гусь. Феликс по инерции покатился за ним.

Констебли барахтались на льду. Кое-кому удалось подняться на ноги, и они, отряхиваясь и громко бранясь, поспешили следом.

— Лови гуся!

— Лови беглеца! Это Джентльмен Джек Кукушка!

Случайные прохожие цеплялись друг за друга, жались к стенам домов, ловко уворачивались от вконец рассвирепевшего гуся, зеваки распахивали окна, выглядывали на улицу, и сброшенный с подоконников снег падал на головы преследователям.

— Лови Джека Кукушку!

— Кукушку? Вон ту здоровую, белую? Да какая же это кукушка? Это гусь!

—  Джентльмен Джек Гусь? Никогда о таком не слыхал!