Впрочем, его трапеза не заняла много времени, и вскоре он уже благодарил хозяйку за угощение, а ее друзей за то, что те, уважая его сан, не стали сокрушаться и возражать по поводу исчезновения перепелок.
— Ага! У нашего капитана, пожалуй, повозражаешь! — рассмеялся Ник О'Коннел. — Он не допускает возражений ни в море, ни на суше, разве что речь заходит о чем-то, в чем он считает себя плохим знатоком. Вы ведь не сочтете грехом, ваша милость, что мы по-старому говорим о нашем капитане в мужском роде? Как-то не получается по-другому…
— У меня с самого начала плохо получалось говорить вашему капитану «дочь моя», а не «сын мой»! — рассмеялся монах. — Не могу припомнить, чтоб встречал человека с более твердым и мужественным нравом.
— Но ведь это — грех! — искренне огорчилась Вероника. — Грех носить мужскую одежду, грех женщине вести себя по-мужски.
— Прежде всего грех заниматься разбоем! — напомнил падре Патрик. — Как бы ни была благородна конечная цель. Вести же себя человек может только в соответствии со своей натурой, и если Господь даровал тебе такой нрав, то скрыть его невозможно. Ты была бы такой и в женском платье. Кстати, что до платья, то в ту пору, когда Священное Писание предписывало женщинам не одеваться так, как одеваются мужчины, еще не было ни камзолов, ни шляп, ни даже штанов, по крайней мере у тех, в чьих землях Писание было создано. Одежда мужская и женская мало различалась, поэтому надо понимать сей запрет как запрет для женщины принимать мужское обличие, пытаться изменить своей природе либо просто выдавать себя за мужчину, что женщины иной раз пытались делать и прежде. Я, между прочим, слыхал и о женщинах-пиратках. Хотя, возможно, это легенды.
— Ничуть не легенды! — решился прервать монаха Ник. — Ничуточки не легенды, святой отец! У нас в Ирландии жила самая настоящая леди-пиратка. Правда, с тех пор, как она перешла в мир иной, прошло уже лет сто пятьдесят.
— Это интересно! — Вероника, казалось, искренне удивилась. — Почему ты никогда об этом не рассказывал, Ник?
Ирландец в ответ лишь пожал плечами.
— Да ведь вы, сэр, никогда об этом не спрашивали! Кто ж мог подумать, что эта история может оказаться для вас столь интересна. Была-была у нас такая леди. Ее звали Грейс О'Мейл[23], и пираткой она была, можно сказать, потомственной. У нас в Ирландии в прошлые века многие промышляли морским разбоем. Отец Грейс Оуэн О'Мейл был главой одного из самых могущественных ирландских кланов и знаменитым пиратом. После его смерти клан хотел было провозгласить новым предводителем сына Оуэна, да не тут-то было! Грейс была старшей и заявила, что плевать она хотела на то, что Бог создал ее девчонкой, а не мальчишкой. Ей и было-то тогда лет восемнадцать, зато нрав был… ну, ровно, как у нашего капитана! Впрочем, Адульф, ее младший братец, уступать не захотел. Говорит: «Раз ты не хуже мужчины, так и поступи, как мужчина. Выходи на поединок». Думаете, Грейс испугалась? Ничуть не бывало! Меч из ножен, и они схватились, а все, кто при этом был, все старейшины клана, свита покойного предводителя, воины, — все аж взревели от удовольствия. И что вы думаете? Юная леди уложила братца наповал и стала главой клана и командиром всех прибрежных флибустьеров. Береговое пиратство у нас было основным промыслом, и Грейс стала мастером этого дела. Торговым судам от нее спасу не было.
— И она не скрывала своего пола? — спросил падре Патрик, слушавший рассказ судового лекаря с не меньшим интересом, чем все остальные.
Ник широко улыбнулся и позволил себе изрядную дерзость: лихо подмигнул капитану, но тотчас, увидав ответный грозный взгляд, состроил покаянную мину.
— Грейс О'Мейл и не думала скрывать, что она женщина! — ответил Ник на вопрос монаха. — Напротив, она этим пользовалась. Бесшабашная леди сама возглавляла все набеги своих молодцов, одевшись, само собою, в мужское платье, но распустив по плечам свои длиннющие волосы. У вас, сэр, — обернулся лекарь к Веронике, — волосы чуть подлиннее плеч, такие у мужчин бывают не реже, чем у женщин. А у Грейс они развевались на ветру, будто сорванный парус, потому как распущенные доходили ей чуть не до колен. И вот представьте: волосы развеваются, глаза горят яростью, в одной руке меч, в другой — кинжал. Кто угодно содрогнется. Разве что не вы, сэр!
— Хватит расшаркиваться. Ник! — уже с досадой оборвала его леди Дредд. — Будем считать, что я забыла про твою гримасу. Что до распущенных волос и прочих женских уловок, то мне доводилось слышать о таких. Про эту ирландскую пиратку я узнаю впервые, но пару историй про женщин, занимавшихся этим ремеслом, мне рассказывал отец. Правда, они не были капитанами. Одна из них, если верить рассказам, во время боя обнажала грудь, чтобы смутить и еще больше напугать противников. Не знаю… Мне это кажется безумием: а что, если противник не испугается, а постарается ткнуть шпагой? Кираса-то надежнее.