— Ах, вот вы как! Вот как вы раскидываете кости, крабьи потроха!!! — загремел во всю силу легких Черная Борода. — И вы всерьез решили, что я вас испугаюсь?! Плевать я хотел на все гадания, предсказания и все ваши пророчества, гадалки, чертовки, бесовки и вся прочая нечисть! Третий грозовой бой, значит, будет для меня последним?! Так накаркала проклятая ведьма?! Гроза была, когда я грохнул адмирала, гроза была, когда мой корвет был потоплен невесть откуда взявшимся выскочкой! В третий раз гроза была, когда два корабля белых перьев застряли в бухте, а я из нее ушел! Ушел, слышите! А сейчас на небе ни облачка, грозе взяться неоткуда! И я вас не боюсь! Эй, парни! На абордаж!
— На абордаж! — как эхо прозвучал голос сэра Рональда.
Бриги шхуна сошлись, ударились друг о друга, как кони рыцарей на турнире, и по инерции стали расходиться в стороны. Но, не ожидая, пока они сойдутся вновь, капитан Черный Алмаз перелетел с борта на борт и, обнажив саблю, бросился к Тичу.
— Ну, Черная Борода! Ты не хотел со мной драться! Спрятался за свою команду, отдал на откуп свой корабль, и я пустил его ко дну! Теперь тебе придется принять бой, трусливая скотина!
На один-единственный миг Роберт Тич вдруг ощутил себя совершенно трезвым. И именно в этот миг ему показалось, что он узнал лицо стоявшего перед ним человека.
— Нет! — прорычал он, заслоняясь саблей и невольно отступая. — Нет, проклятый призрак! Ты не можешь быть адмиралом… Я бы подумал, что ты его сын, но у Дредда не было сына! Не бы-ло!
— Не было! — подтвердила Вероника. — Но на отцов бывают похожи не только сыновья.
Пираты «Черного алмаза» вслед за своим капитаном один за другим прыгали на палубу шхуны, и среди густого лунного серебра закипели битва. Но даже кровь в этом нереальном свете казалась не красной и даже не черной. Она тоже серебрилась, словно политая на палубу ртуть.
Сабли Вероники и Тича сталкивались с гулким лязгом, от них летели искры, дерущиеся, сойдясь грудь в грудь, вновь отскакивали друг от друга и опять сходились, кружась, меняясь местами, не произнося больше ни слова.
Вероника раз или два достала концом сабли своего противника, один раз он достал ее, но оба, казалось, не чувствовали боли.
Вдруг сабля леди Дредд с треском переломилась, в руке девушки остался обломок длиной не более четырех дюймов.
Черная Борода с торжествующим воплем кинулся на противника, однако Вероника уклонилась от удара.
— Что?! Все-таки этот бой будет мой, медузы рваные! — с торжеством завопил Тич.
— Не будет больше твоего боя!
Почти рядом хлопнул пистолетный выстрел, пуля угодила Черной Бороде в шею, и пират зашатался, однако не упал и вновь стал наступать на девушку, будто не видя лейтенанта.
Роберт Мейнард вытащил второй пистолет, но Вероника закричала:
— Нет! Он мой!
— У тебя сломалось оружие!
— Того, что осталось, вполне достаточно!
Леди Дредд уклонилась от направленного ей в голову удара и, нырнув под локоть Тичу, снизу вверх вонзила ему в горло то, что осталось от ее сабли.
Удар был наверняка смертельным, однако и после него Черная Борода еще продолжал стоять. Шатаясь, силясь утвердиться на ногах, он отступил на шаг и из последних сил вновь занес саблю.
Грохнул еще один выстрел, потом еще, и грузное тело наконец рухнуло на палубу, окруженное лужей блестящей в свете луны крови.
— Фу! Как видно, смесь рома и пороха и впрямь делает всякую нечисть особенно живучей! — с облегчением выдохнул Генри Бэкли и опустил оба пистолета.
ЭПИЛОГ
— И все же я не понимаю! — сказал лейтенант Мейнард, закончив осмотр последнего рифа. — Какой же это клад Генри Моргана? Мы нашли четыре бочки с золотом и шесть ящиков всякого драгоценного добра. Много, не спорю. Но если вспомнить, какие легенды ходят вокруг сокровищ великого пирата…
— Этому может быть два объяснения, — сказала леди Вероника.
Она сидела на борту своего брига, расправив на коленях свой головной платок и с удовольствием разрешая ветру трепать ее волосы. На черном фоне камзола непривычно выделялась белая повязка, которой была подхвачена раненая левая рука капитана.
— И какие же два объяснения? — спросил Роберт.
Он только что вернулся из испанской крепости, где его встретили, как героя-триумфатора, ибо он принес доказательство победы над общим врагом Испании и Англии — отрубленную голову капитана Тича, будто голова Горгоны опутанную лохмами волос и длинными косицами в перепачканных кровью лентах. Придя в восторг от такого доказательства, испанцы даже не стали спрашивать, отчего военные корабли («Черный алмаз» Мейнард тоже назвал военным судном) никак не уходят от острова, при этом, не приближаясь больше к его берегам, а встав на рейд возле громадной морской мусорной кучи. Если б спросили, лейтенант привел бы самое простое объяснение: корабли пострадали во время морского боя, матросы чинят реи и снасти, а как только управятся, англичане тотчас отбудут восвояси.
— Какие объяснения? — усмехнулась Вероника. — Первое, это то, что, возможно, Морган и не возил сюда всю свою добычу, а спрятал только то, что добыл, захватив Панаму. Конечно, взял он больше, но ведь и с собой увез немало, кое-чем поделился с самыми верными соратниками, и даже тех, кого откровенно обманул, немного, но все же уделил.
— Правдоподобно, — согласился Мейнард. — Ну, а второе объяснение?
— Второе? Оно может огорчить всех любителей искать клады. Грандиозное землетрясение тысяча шестьсот девяносто второго года, если помнишь, вызвало гигантскую волну. Она смыла часть побережья Ямайки, уничтожив Порт-Рояйл вместе с дворцом Моргана и вместе с его могилой. Здесь, на панамском побережье сила землетрясения ощущалась мало, но сильные волны, говорят, прошли и с этой стороны. Что, если большую часть клада великого пирата просто-напросто смыло, и сокровища утонули в пучине?
— Может быть и такое! — вздохнул лейтенант. — Или мы не все нашли.
— Ну, это едва ли. Мои парни обшныряли каждый уголок этой свалки. А они не скрыли бы от меня ни одной находки.
Некоторое время молодые люди молчали. После вчерашнего ветреного вечера и лунной, но, как всем показалось, предштормовой ночи, этот день оказался ясным и безветренным. Море, сияющее, словно улыбающееся, мерцало и переливалось, а стайки летучих рыб, с утра носившихся в воздухе над кораблями, вспыхивали ярче, чем найденные среди принесенной прибоем рухляди драгоценные камни.
— Как думаешь поделить то, что мы нашли? — решился спросить лейтенант.
Вероника хотела по своему обыкновению пожать плечами, но раненая рука отозвалась болью, и девушка поморщилась.
— Я обещала моей команде, что одна бочка золота достанется им. Делить будем по нашим общим правилам. Остальное на твое усмотрение, сэр Роберт: можешь сдать в английскую казну, можешь тоже поделить с командой.
— Что ты! — возмутился он. — Да что я…
— Хотел сказать «что я, пират, что ли»? Нет, у тебя бы не получилось. Делай со всем этим, что захочешь. А куда денешь голову Тича?
— Насажу на рею и так привезу в Кингстон. Или оставить ее тебе?
Леди Дредд снова сморщилась, на этот раз не от боли.
— Я умею ненавидеть только живых врагов, Роберт. Ну, все, кажется, корабль готов к плаванию. Полагаю, твои корабли тоже. Возвращайся на свой флагман.
Ему очень хотелось взять ее руку, хотелось еще что-то сказать, но ничего не получалось. Какое-то время он, потупившись, молчал. Потом спросил:
— Что ты теперь будешь делать? Твоя цель достигнута. Что дальше?
Она подняла на него темные, блестящие, как море, глаза и неожиданно улыбнулась почти прежней, ясной, девической улыбкой.
— Не знаю. Еще не решила. Что-то изменится, но что, Бог ведает! Прошлое ушло, а теперь уходит и настоящее. Посмотрим.
Час спустя военные шлюпы «Король Георг» и «Вечерняя звезда» ушли в сторону Панамского перешейка, а «Черный алмаз», снявшись с якоря, двинулся в открытое море.
