А после его ухода Маргарет столкнулась с еще одной проблемой. Как смотреть в глаза горничной, помогающей ей переодеваться, и делать вид, что на ее теле нет синяков. Если раньше она легко могла списать их на беспокойное детство, то сейчас, когда с замужества прошло продолжительное время, сделать это было невозможно.
Но служанка оказалась деликатной и ни словом, ни делом, ни даже взглядом не высказала удивления насчет появившихся отметин, чему Маргарет была благодарна. Ей и без того было стыдно, что она не оправдала ожидания мужа, а тут еще посторонний по сути человек смотрел бы на нее с укором, понимая, что она плохая жена, раз муж поднял на нее руку.
К несчастью, синяки на теле Маргарет пропадали плохо, и потому ее позор растянулся минимум на две недели.
Олдридж зашел к ней, когда девушка сидела с рукоделием у окна. Немного освоившись в доме, она попросила ткань и нитки и вышивала в своей комнате, пока было светло.
Несмотря на утро, настроение его было просто прекрасным, что отличалось от обычного. О его повседневном состоянии после пробуждения ей поведала сердобольная горничная, увидев, что девушка переживает, что муж редко обращает на нее внимание; и посоветовала не приближаться к нему утром, потому что утром он обычно не в духе.
– Сегодня едем в гости к соседям, – радостно возвестил он. – Попроси служанку помочь тебе с одеждой и будь готова к восьми вечера.
Произнеся это, Бенджамин, насвистывая, вышел из комнаты.
Приглашению Маргарет обрадовалась. Наконец-то у нее будет жизнь, мечты о которой она спрятала в самый уголок своей души! Она начинает ходить в гости! А когда познакомится с кем-то – станет приглашать соседей к себе.
Девушка тут же попросила горничную погладить платье – самое красивое, что у нее было: белое с зеленым, в цветочек по лифу и подолу. То, в котором она была на свадьбе и помолвке. И не беда, что оно не новое, от этого оно не стало менее прекрасным. Да и муж ей ничего модного или просто свежего пока еще не приобрел.
Ровно в восемь она сидела в спальне, ожидая Бенджамина в радостном предвкушении, словно ребенок ждет утра Рождества, чтобы открыть подарки… и возвращалась домой несколько часов спустя в совершенно противоположном настроении.
Все ее мечты о приемах и ответных визитах разбились, как чайная чашка тонкого фарфора о каменный пол – на множество мелких кусочков. О каких посещениях может идти речь, если она явственно чувствовала, что не понравилась никому из присутствующих?
Поездка в гости оказалась совершенно не такой интересной и захватывающей, как она себе нафантазировала. С ней никто не перекинулся и парой слов, а мужчины не пригласили ни на один танец. Ее просто обходили стороной.
Да и муж не уделил ей и минуты внимания. Как только пара оказалась в бальной зале, Бенджамин кивнул ей со словами «осмотрись тут» – и пропал среди приглашенных. Появился он через четыре часа из двери, как поняла Маргарет, кабинета. Вместе с хозяином дома. Чрезвычайно довольный и чрезвычайно пьяный. И заплетающимся языком огласил, что они едут домой. Чему девушка была несказанно рада.
Простояв несколько часов у стены в одиночестве, ловя на себе то сочувствующие, то насмешливые взгляды, она очень хотела поскорее покинуть этот дом и спрятаться в тишине своей спальни.
За время, проведенное на своем молчаливом посту, Маргарет поняла, что ни она сама с ее внешностью и манерами, ни ее немодный и небогатый наряд, ни отсутствие каких-либо драгоценностей совершенно не соответствуют ни этому дому, ни этим людям. Она была чужой на этом празднике и с каждой минутой все яснее осознавала, что всегда будет чужой в домах, подобных этому.
Не обладая ни изысканными, а временами даже жеманными манерами, ни достаточными знаниями и смелостью, чтобы вести беседы, обрывки которых долетали до ее ушей, ни особыми умениями и дарованиями, сходными музицированию или пению, она не рискнула привлечь внимания гостей. А отсутствие платья по последней моде или дорогих украшений делало ее невидимкой для окружающих. Ее нескладная худощавая фигурка и непонятного цвета русые волосы не пробуждали у мужчин желания заговорить или потанцевать. Они не видели в ней женщины. А дамы вокруг – подруги или соперницы. И потому ее старались просто не замечать – как неинтересную тумбочку или стол. Вроде нелепого предмета, преподнесенного кем-то из знакомых – и выкинуть неудобно, и применения не найти.
Детство и юность в имении Бенсон не принесли ей особых познаний или навыков. Ее не учили манерам или музицированию, не разучивали с ней танцев. В доме почти не было книг. Никто не рассказывал, как нужно вести себя в гостях, как улыбнуться и что сказать мужчине, чтобы на тебя обратили внимание.