Кажется, это убедило всю ее родню, а Саймон одарил ее загадочным взглядом. Едва разговор переключился на другой предмет, она попыталась отнять у него руку, но он не выпустил. Не могла же она отбиваться от него, когда на нее направлены взгляды всего семейства Фонтейнов.
Он решил воспользоваться этим и принялся поглаживать ее руку и выписывать большим пальцем круги на тыльной стороне ее ладони, от чего у нее забегали мурашки по коже. По телу против ее желания разлилось приятное тепло. Он был настоящим дьяволом, ее муж. Всего несколькими легкими движениями он заставил ее забыть все на свете, кроме той страсти, с которой он любил ее всего несколько часов назад.
Щеки ее раскраснелись. Почему этот проклятый американец имеет над ней такую власть? После того, как он оскорбил ее и поставил под удар всю ее семью, ее все равно заботило, что он чувствует, что он думает. Это нечестно. Просто нечестно.
Когда наконец пригласили к столу, она обрадовалась, что теперь между нею и Саймоном будет хоть какая-то дистанция. Но он все не выпускал ее руки.
Вместо этого он наклонился к самому ее уху и прошептал:
— Давай я сам буду петь дифирамбы моему брату. Я же лучше его знаю, и выглядеть это будет менее подозрительно.
Она огляделась, не слышат ли их, но в комнате никого не было, все поспешили занять места за обеденным столом. Она не удержалась и пробормотала в ответ:
— Еще пару недель назад что-то было не заметно, чтобы ты так жаждал помочь.
— Пару недель назад я не был уверен, что именно мой брат был избранником Дезире. Что бы ты там ни думала, но это правда.
— Неужели? — она резко вырвала руку из его ладоней. — Я, кажется, больше не разбираюсь, где у тебя правда, где ложь.
— Ну, этому ты можешь верить. Я так же заинтересован в удачной женитьбе моего брата, как ты в замужестве кузины. И если это принесет счастье им обоим, я приложу все старания, чтобы помочь им этого добиться.
Взгляд его был таким честным, таким умоляющим и виноватым, что оставалось только выкинуть из головы весь свой гнев и броситься в его объятия.
До них донесся голос тети Юджины:
— Ну что, вы идете ужинать-то?
Это мгновенно разрушило чары, которыми он ее околдовал.
— Да, идем, — откликнулась Камилла, отворачиваясь от Саймона и направляясь к двери.
Остаток вечера она старалась сохранять дистанцию, к счастью, тетя Юджина посадила их по разные стороны стола, и Камилла упрямо избегала взгляда Саймона.
Ужин был выше всех похвал. На первое был черепаховый суп, затем подавали вишни, пирог с устрицами, жареную утку с ветчиной и десерт. Тетя Юджина явно хотела поразить их и превзошла самое себя.
Саймон сдержал слово и снова заговорил о брате. Он действительно лучше ее знал Нейла и так расписал его достоинства, что и Урсула, и тетя Юджина вновь загорелись желанием с ним повстречаться как можно скорее.
Все шло хорошо, вот только Камилла случайно опрокинула бокал красного вина. Пока она пыталась вытереть лужицу салфеткой, все Фонтейны с ужасом смотрели на красное пятно, а тетя Юджина перекрестилась. Камилла заметила, что Саймон смотрел на них, как на сумасшедших, и объяснила:
— У нас есть примета, что пролитое красное вино предвещает пролитую кровь.
Она думала, что он посмеется над такими глупостями, но он напряженно спросил:
— И вы в это верите?
— Ну, разумеется, нет, — сказала она уверенно, хотя себе призналась, что это ее обеспокоило. Она посмотрела на встревоженную тетушку и убедительно сказала: — Тетя, ведь Саймон — солдат. А значит, вполне может случиться и кровопролитие. Так что даже если примета сбудется, то это подтверждает только то, что мы и так знаем. Солдат всегда проливает кровь — свою или чужую, рано или поздно.
Рано или поздно… Пресвятая Дева Мария! Она напомнила себе, что это всего-навсего глупая примета и наверняка ничего не означает, но не могла забыть, что дядю Жака скоро должны арестовать.
Хотя не она одна расстроилась по этому поводу. После этого разговоры как-то притихли, а Саймон вообще рта не раскрывал. Наверное, обиделся, что жена его так свободно рассуждает о наиболее неприятных сторонах его службы. Она пыталась заговорить о чем-нибудь другом, но беседа не завязывалась.
Они как раз закончили пить кофе, когда Саймон вытащил из нагрудного кармана часы и, посмотрев, вздохнул. Обернувшись к тете Юджине, он выдавил из себя улыбку и сказал:
— Простите меня за невежливость, мадам, но, боюсь, я вынужден уйти. У меня нынче вечером намечено одно очень важное дело.
Камилла глядела на него, пораженная. О чем он говорит? Он ни словом не обмолвился об этом раньше.
— Сейчас? Дело? — изумился дядя Август. Ни один креол не покинет стол с яствами ради какого-то дела.
Саймон не смотрел на Камиллу.
— Боюсь, что дело не терпит отлагательства. Но Камилла может остаться. Я знаю, как она ждала этого вечера, и будет очень грустно, если она уйдет рано.
Тетя Юджина заговорила взволнованно:
— Но как жаль. Неужели никак нельзя…
— Нет, я должен идти, — твердо сказал он, поднимаясь из-за стола. — Примите мои извинения. И, пожалуйста, убедитесь, что она доберется до дому в целости и сохранности. Я… э-э… позабыл оставить кучера.
Тетя, хотя и разочарованная тем, что он уходит, кивнула. Не в ее характере было спорить с мужчиной, когда намерения его не оставляют сомнения.
Саймон взглянул на Камиллу:
— Оставайся в гостях сколько хочешь. Я вернусь домой очень поздно.
Столь неожиданно обнаружив, что он скрывал от нее правду о Нейле, она и теперь насторожилась, услышав про какое-то внезапно возникшее таинственное «дело». Он направился к двери, и тут она услышала свой голос, будто откуда-то издалека.
— Извините меня, — произнесла она, запинаясь. — Я сейчас вернусь.
Камилла поспешила следом за мужем, но догнала только у ворот.
— Саймон! — крикнула она.
Он медленно повернулся. Даже при лунном свете она увидела, как печально его лицо.
— Какие такие дела у тебя могли возникнуть так поздно?
Он бросил взгляд на дом и тихо сказал:
— На самом деле тебе лучше не знать.
— Нет, мне нужно знать. Ты ни о чем не предупреждал меня, когда мы собирались принять приглашение. — Она вдруг вспомнила, как он хотел отказаться сначала от этого ужина. Сердце ее сжалось. Она подошла к нему вплотную. — Саймон, что происходит?
Глядя на его понурый и растерянный вид, она все больше волновалась.
— Лучше иди и развлекайся с тетей и дядей. Я все объясню завтра.
Камилла упрямо последовала за ним, выйдя за ворота, и вдруг остановилась как вкопанная, заметив ожидавшего его солдата. Он сидел на лошади и держал в руках поводья лошади Саймона. Не заметив ее в тени, солдат сообщил:
— Ружья на месте, сэр, и Робинсона держат в вашей конюшне, ждут вашего прибытия.
Ружья? Робинсон в их конюшне? Сержант-предатель, который представил Саймона дяде Жаку?
Она вдруг все поняла, и кровь отлила от ее лица.
— Это произойдет сегодня, да? — прошептала она. — Ты сегодня его арестуешь.
Испуганный взгляд солдата упал на нее, он было начал бормотать какие-то извинения, но Саймон резко прервал его:
— Спасибо, капрал. — Он хмуро принял из рук растерянного подчиненного поводья. — Можете вернуться. И скажите там, что я еду.
Она проводила глазами отъехавшего солдата и посмотрела на Саймона взглядом, полным отчаяния:
— Сегодня!
Он грустно кивнул.
— Сегодня. В полночь он приезжает к нам домой с ворованными товарами.
Она вдруг поняла, почему Саймон так странно вел себя утром и почему он с такой жадностью занимался с ней любовью. Он уже знал, что надвигается и как она на это отреагирует.
— Это ведь не сюрприз для тебя, правда, Принцесса? — пробормотал он. — Ты же знала, что в один прекрасный день это случится?
— Но ты ничего не сказал…
— Я подумал, что тебе легче будет ничего не знать… пока это не кончится.