3 августа. Приказал выдать Джону Танни пятьдесят плетей за изнасилование голубя. Леггахорн заявил, что устал присматривать за погрузкой кокосов, и принялся бегать по лагерю, всем показывая живот. Форфанг со свирепым видом упрекнул меня в равнодушии — я так и не смог завязать разговор с крокодилом — и встал надо мной, наблюдая за новыми попытками. Я встал на колени и пожелал Дарли хорошего дня, так и не поняв, правильно ли все сделал, и Форфанг с ревом пнул меня. Берринджер поведал нам о своем житье в Кларкенуэлле. Смеялись.
4 августа. Леггахорн, я и Хэзлитт отправились к водопаду в джунглях. Хэзлитт утверждал, что ему улыбнулся карп. Собрали несколько кокосов. В наше отсутствие Форфанг произвел Эмберли в боцманы и изувечил его носом марлина. Похоронную службу прервал Смерть, выскочив вперед и станцевав хорнпайп.
5 августа. Фогг подошел ко мне с ремнем. Я отступил на песчаную отмель, где команда жгла флаги. Хэзлитт бросил краба, тот взорвался с такой оглушительной силой, что к нам на помощь прибежали дикари, впрочем тут же ретировавшиеся под слаженным залпом мушкетов. Матросы хором затянули песню, каждый куплет которой заканчивался строчкой: «Убей капитана ради брюк». Джон Конк коротал время, ударяя себя ножом в спину, а Смерть, поначалу неуверенно, вскоре начал подпевать. Все хорошо.
6 августа. Из джунглей выбежал трясущийся повар и заголосил, что за ним гонится каждое животное на земле, — я только собрался посоветовать ему побриться, когда среди кустов показалась пантера с крайне недружелюбным видом и внезапно прыгнула прямо в гущу матросов. Те сразу проснулись и принялись разряжать друг в друга мушкеты, вырывать штаны из пастей тигров и страшно ругаться. Я не знаю точное количество зверей, преследовавших нас, но как минимум дюжина самых разных кошек плыла рядом с лодкой, а мы бросали в них кокосы и поливали залпами изобретательных оскорблений. Команда взобралась на корабль и стала, вопя, бегать по палубе среди орехов, колотя друг друга и падая за борт. Я сказал Харкеру, что все в порядке, и приказал трогаться. Не переставая мочиться за борт, тот передал распоряжение мистеру Байрону, который отвязал себя от штурвала и со стоном рухнул в кокосы. На борт, зацепившись за якорь, взобрался лев, укусил Хэзлитта за руку и оступился на орехе. Паруса тем временем развернулись, и мы поплыли с низкой осадкой, преследуемые свирепыми кошками из джунглей. Я забаррикадировал дверь в каюту кокосами и расслабился с трубкой и Смоллеттом. Матросы пожелали друг другу спокойной ночи и заснули, привязав себя к снастям.
7 августа. Мы успешно сбежали с острова, ни один человек не заболел, кроме корабельного доктора. Он рискнул выйти на палубу и тут же подцепил малярию. Кока все еще слегка лихорадило этим утром, но, когда я подсел к нему и осведомился о наших координатах, он неожиданно ожил, принялся душить что-то в воздухе и вскрикивать от смеха. Дал ему кокос и велел отдохнуть. Форфанг борется со львом на палубе. Джон Конк жалуется, что его привязали к снастям слишком близко к Дарли, и требует передвинуть себя подальше. Команда глумится. Леггахорн и я обедали со Смертью, тот попытался описать какой-то ритуал аборигенов и решил нам все показать, после чего мы потеряли сознание. Леопард на переборке.
8 августа. Трех львов заперли в кают-компании — заманили их туда бочкой кокосового молока. Берринджер со смехом закрыл дверь и проглотил ключ, вот только от хохота тут же подавился и, задыхаясь, попросил помощи. Леггахорн вынес на палубу доктора, и команда тут же прыгнула за борт.
9 августа. За обедом Леггахорн принялся пространно излагать теорию, где же мы находимся, а потом неожиданно прервал свои измышления и со смехом подытожил: «В море». Тут как раз вошел Берринджер и, предположив, что мы обсуждаем, тридцать раз ударил старпома о стол, оставив его с всклокоченными волосами и без сознания. Сегодня видел, как Дарли (я по-прежнему втайне от всех зову его Джонатаном) танцует.
10 августа. Форфанг, загнав двух львов и леопарда в шлюпку, отправил их в свободное плавание. Джон Танни с негодованием заметил, что они даже не гребут. Сказал ему остыть. Команда отцепилась от снастей и слезла вниз, смеясь и болтая. Я шлепнул Форфанга по спине и очнулся рядом со штурвалом. Все хорошо.
11 августа. Сегодня страшная жара. Леггахорн проявляет чудеса изобретательности, сооружая над кокосами сетчатый навес из деревянных планок. Команда сожгла несколько флагов. Форфанг пнул Дарли в живот за то, что тот схватил его за штаны. Крокодил что-то пробулькал и принялся хлестать хвостом, перевернув пару корзин. Ему тут не место, если вас интересует мое мнение.
12 августа. Солнце жарит. Штиль. Бэтч учит Смерть пускать ртом пену. Абориген быстро стал членом команды. Я вышел на палубу, отпустив пару шуток о кокосах. Матросы посмотрели на меня довольно свирепо, впрочем не двигаясь. Я громко сказал, что теперь еды у нас вдоволь, а потом быстро убежал вниз, когда встал Берринджер.
13 августа. Опять жара, нет ветра. Корабль застрял в полном штиле. Бросил пару кокосов в акул-молотов. Смерть присоединился ко мне у леера и продемонстрировал свои новые умения. Я похвалил его и поговорил о море. Показал глумящихся акул-молотов. Матросы топорами нарубили себе холстов и соорудили гамаки прямо на палубе. Кто-то сделал из кокосовых скорлуп человечка, его зовут Старый Пьяница. Я спустился в каюту и долго рассматривал картинки с борзыми.
14 августа. Все еще нет ветра. Матросы проснулись, жалуясь на дурные сны и видения призраков. Я выступил перед командой, сказав, что тот, кто умер, таким и останется. Джон Танни воинственно заявил, что у него самая красная задница в открытом море, — я отступил, уверяя его, что так и есть.
15 августа. Все еще нет ветра. Мистер Байрон привязал себя к штурвалу, заполошно вопя: «Это тайфун, парни, хуже я не видел никогда». Форфанг его вырубил. Я пошел и поблагодарил второго помощника от лица всей команды. Очнулся у кат-балки. Джон Конк запел песню о каком-то кровавом убийстве, между делом колотя себя по голове веслом. Бэтч громко совещается со своим отцом. Я пошел вниз и стал вдумчиво пожирать кокосы.
16 августа. Нет ветра. Поговорил с Фоггом у леера, похвалил за хорошую службу. Он даже не взглянул на меня, только попросил молчать, ибо «слушал речь актеров». Я взглянул на море, но не увидел ничего, кроме зеленых полей. Посоветовал ему спуститься вниз и отдохнуть, но Фогг оттолкнул меня с криком, что заплатил за эту ложу и «здесь останется»!
17 августа. Сегодня Берринджер вошел в мою каюту с саблей и сделал несколько замечаний. Сказал ему, что приму их во внимание; он удалился, громко хохоча. Посоветовался с мамой, она сказала мне остыть.
18 августа. Я прогуливался по кораблю, подныривая под гамаки. Леггахорн доложил, что на носу по правому борту наблюдается «большое злое лицо», я ответил с воодушевлением. Бэтч выращивает в своей шляпе гриб. Я раскатал карту и, шагая туда-сюда по кормовой палубе, кричал сквозь нее, что кокосы — это суть жизни. Команда затянула песню и принялась танцевать на палубе, расточая веселье в воздух. Я взобрался в «воронье гнездо» и поджег там свои брюки, выбросив их вниз, как горящую птицу. Новый боцман — Старый Пьяница. Форфанг и Смерть запутались в сетях. Я спустился, смеясь.
19 августа. Мы с Леггахорном попытались усадить Дарли за стол, но тот вывернулся и убежал. Тем не менее мы все-таки добились своего, привязав его к стулу кабелем. Когда Джон Конк вошел в каюту, то упал в обморок. Смеялись.