Впервые на Великом острове он установил государство, понятое как территория, чему европейские страны, без сомнения, послужили ему примером… [Однако] после него королевство постепенно распалось [12].
На самом деле, едва ли хоть в чем-то это расхожее представление выдерживает серьезную критику. Прежде всего, как нам предстоит увидеть, если Рацимилаху существовал в действительности и, по всей видимости, взаправду был сыном местной женщины-малагасийки по имени Рахена и пирата-англичанина Тамо, или Тома, то остальные малата ко времени основания союза в основном были детьми [13]. Далее источники, которыми мы располагаем, совершенно ясно указывают: те, кто уже был взрослым, не считая самого Рацимилаху, отказывались иметь с этим что-либо общее.
Во-вторых, нет никаких свидетельств в пользу того, что королевство Рацимилаху хотя бы отдаленно напоминало «территориальное государство». Фактически же нет ни единого свидетельства о существовании этого королевства в какой-либо форме. Археологическое исследование региона [14] не подтверждает никаких изменений после возникновения «королевства» в структуре населенных пунктов, и уже тем более ни археологами, ни кем-либо еще не обнаружено в это время на северо-востоке страны ничего подобного административной иерархии или системе социальных классов. Все свидетельства указывают на то, что почти все решения по-прежнему, как и ранее, принимались на народных собраниях, на которых каждый, кого эти решения касались, имел право высказаться. В сущности, как мы еще увидим, есть все основания полагать, что политическая и социальная организация в реальности стала менее иерархичной после возникновения «королевства», чем была до того: отошли в прошлое сословия военной аристократии, о которых упоминается в ранних источниках. Следовательно, значение собраний во всяком случае возросло. Правда, посредством смешанных браков статус более или менее похожий на наследственную аристократию постепенно приобрели зана-малата, которые, вернувшись к ремеслу своих предков-пиратов, в конце столетия организовали набеги на Коморские острова (и даже Занзибар); однако в обществе они по сути всегда считались чужаками, а политическая власть их была окончательно сломлена в результате народного восстания приблизительно в то же время, когда территория союза в 1817 году вошла в состав высокогорного королевства Мадагаскар [15].
Казалось бы, мы имеем дело с настоящей исторической аномалией: политическим субъектом, который на дипломатическом уровне позиционировал себя как королевство, сложившееся вокруг харизматической фигуры блестящего потомка пиратов, а на деле существовал на принципах децентрализованной низовой демократии и не имел какой-либо развитой системы социального ранжирования. Как это объяснить? Существуют ли известные аналогичные примеры в истории?
По сути, в качестве наиболее очевидной параллели можно было бы назвать сами пиратские корабли. Пиратские капитаны часто стремились завоевать у посторонних репутацию ужасающих самодуров-головорезов, но на борту своих собственных кораблей капитанов не только выбирали посредством мажоритарного голосования, но таким же образом в любое время могли этого статуса лишить; при этом командовать они были уполномочены только во время погони или сражения, а во всех других обстоятельствах обязаны были участвовать наравне со всеми прочими в общих собраниях. На пиратских кораблях не было чинов, кроме самого капитана и интенданта (последний председательствовал на собраниях). Кроме того, известны совершенно очевидные попытки перенести эту форму организации на малагасийский материк. Наконец, как мы увидим в дальнейшем, существует целая плеяда буканьеров или иных сомнительных личностей, укрывшихся в одном из малагасийских портовых городков, которые тщились прослыть королями или принцами, отнюдь не пытаясь преобразовать действительные социальные отношения на территории местных сообществ [16].
В то же время народ бецимисарака на деле преобразовал существующие социальные отношения в своих сообществах. Он просто сделал это иначе, чем тó сделали бы при настоящей монархии.
В этой книге я намерен доказать, что появление на побережье пиратов послужило, можно сказать, основой для череды революций. Первая и, возможно, наиболее значительная среди этих революций, которую возглавили почти исключительно женщины, имела целью сокрушение ритуальной и экономической власти клана, который прежде был посредником между чужестранцами и народами северо-восточного побережья. Второй по сути было создание государства бецимисарака, которое правильно рассматривать как мощную обратную реакцию мужской части населения на первую. Под прикрытием пиратов и формальным руководством мулата, пиратского короля, гла́вы клана и молодые амбициозные воины предприняли нечто, что по-видимому лучше всего рассматривать как их собственный политический эксперимент, предвосхищающий практику эпохи Просвещения, как творческий синтез пиратского самоуправления и некоторых более эгалитарных элементов традиционной малагасийской политической культуры. То, что обычно описывается как неудачная попытка создания королевства, с таким же успехом можно рассматривать и как успешный эксперимент малагасийцев в рамках пиратского Просвещения.
13
Мало того: когда в 1712 году началась война, никто из них не был старше двадцати одного года, поскольку приблизительно до 1691 года пираты не обретались на Мадагаскаре в сколь-нибудь заметном количестве.
16
Оригинальный подзаголовок исследования, которое послужило основой для этой книги, к примеру, навеян небольшой книжкой Даниеля Дефо «Король пиратов. Изложение знаменитых приключений капитана Эвери, мнимого короля Мадагаскара» (1720). Эвери, его представителям или, быть может, попросту людям, объявившим себя его представителями, на короткое время удалось даже убедить иных коронованных особ в Европе в том, что он является основателем на острове нового амбициозного пиратского королевства.