Оба вопроса были одного свойства. Грас нахмурился и сказал:
– Ответ зависит от того, сколько кораблей сможет построить Плегадис, и от того, сможем ли мы побить пиратов прежде, чем они высадятся на берег.
– Вам следует знать об этом лучше, чем мне, – заметил генерал. – Все, что я знаю о корабле, это как быстрее добраться до поручней. – Он ухмыльнулся и поцокал языком. – В любом случае, дайте мне лошадь.
– Можешь воспользоваться моей, – сказал Грас. Генерал засмеялся. Грас произнес серьезным тоном:
– Я не так много знаю об этих кораблях, как мне бы хотелось. И в этом я не одинок. Я даже не знаю, сможем ли мы на них обнаружить пиратов и не дать им сойти на берег. Однако это мы выясним.
Гирундо кивнул.
– О да. Следующий вопрос, конечно, когда мы выясним это. Собираются ли пираты удерживать нас от проникновения на их территорию?
– Нет, клянусь бородой Олора. Я поручу гарнизонам и кораблям заниматься черногорцами на юге. Вопрос не в том, чтобы вышвырнуть Васи л ко вон. Если бы дело было только в нем, я бы не беспокоился так сильно. Мы должны попытаться выгнать Низвергнутого из страны черногорцев.
– Когда мы начали эту войну, я все думал – кто же, Василко или Всеволод, являются орудием в руках Низвергнутого, – сказал Гирундо.
– Я тоже много времени потратил на подобные размышления, хотя если бы Всеволод узнал об этом, то, возможно, захотел бы задушить меня своими руками-крючьями, – ответил Грас. – Но теперь сомнений почти не осталось.
– Да, пожалуй.
Грас разослал приказы конникам и пехотинцам собраться у Аворниса. Благодаря другим приказам были укреплены гарнизоны в городах около Азанийского моря, а флот двинулся к устью реки Наин. Это значило, что весной, когда он двинется на Нишеватц, можно будет взять с собой меньше солдат. Но это также означало – во всяком случае, он надеялся, – что черногорцы будут не в состоянии справиться с теми, кто останется здесь.
Не успели курьеры отъехать от столицы, как с севера налетела пурга и навалила полтора фута снега на город и окрестности. Грас пытался убедить себя, что это только совпадение. Низвергнутый не имеет к этому ни малейшего отношения… или имеет?
Король уже хотел спросить об этом Птероклса, но потом передумал. Он уже однажды задавал точно такой же вопрос Алее – тогда зима была более ранней и суровой. Да, тогда выяснилось, что Низвергнутый использовал погоду как оружие против Аворниса, и свергнутый бог едва не расправился с ними при помощи колдовского обряда.
Снежная буря наконец-то закончилась, установилась обычная для того времени погода. Это заставило Граса усомниться, что за разбушевавшейся стихией стоял Низвергнутый. Когда он ударял по Аворнису, то вьюги почти не прекращались. Он был очень силен и получал удовольствие от своей силы. Он не оставлял своим врагам сомнений относительно того, что он делает, и не давал им надеяться, что они могут остановить его.
Милваго — бесконечно могущественный на земле, был ли он таким же на небесах? Возможно, не совсем, иначе богам, которых он породил, никогда бы не удалось изгнать его, низвергнуть в материальный мир. Может быть, он был слишком уверен в своих возможностях, думая, что они не смогут бросить ему вызов.
Но Грас не хотел больше об этом думать.
Зима уходила. Даже Низвергнутый был ограничен в своей власти над погодой… если это было вообще его рук дело. Он не мог остановить солнце, чтобы оно не поднималось с каждым днем все выше на небе, не мог заставить дни не становиться длиннее и теплее, не мог остановить таяние снега.
Даже после того как снег исчез, пришлось еще некоторое время подождать, чтобы дать дорогам просохнуть – иначе армия увязла бы в грязи. А затем Грас оседлал лошадь – оседлал с такой же неохотой, какую Гирундо выказывал, поднимаясь на борт речной галеры, – и выступил на север.
Время от времени он оглядывался через плечо – не скачет ли гонец за армией с новостями о каком-нибудь новом несчастье в Аворнисе, которое заставит его повернуть назад. Каждый раз, не обнаружив такого гонца, он чувствовал себя одержавшим победу. И армия продолжала двигаться вперед, в Черногорию.
Всегда, когда Грас отправлялся в военный поход, Ланиус махал ему вслед и желал удачи, а улыбка на его лице становилась с каждой минутой шире. Когда старший король был у границы или за границей, власть, по крайней мере в столице, сосредоточивалась в руках младшего короля.
Ланиус думал, что мог бы восстать против Граса, если бы имел хоть какую-то надежду на успех. С одной стороны, он не был человеком, способным рискнуть всем. С другой – успехом могла бы быть только победа в гражданской войне. Но разве такое возможно – победа в гражданской войне? Если он и Грас станут сражаться – разве это улучшит жизнь аворнийцев и сделает королевство процветающим? Кто выиграет, кроме Низвергнутого?
Ланиус не любил признаваться в этом даже себе, но… если есть кто-то, способный заниматься теми областями правления, которые тебе не интересны, что в этом плохого? Он не был военным человеком и никогда уже им не станет. Однако иметь власть во дворце – совсем другое дело.
Как обычно, королевская семья поднялась на городскую стену, чтобы проводить Граса и пожелать ему удачи. Как обычно, принц Орталис не присутствовал.
Чем больше Ланиус об этом думал, тем сильнее это его беспокоило. Если Орталису пришлось бы выбирать между Грасом и Низвергнутым, кого бы он выбрал? Воспоминания о том, что случилось в Нишеватце, как принц Василко поднялся против своего отца и помог Низвергнутому войти в его город, не позволяли Ланиусу успокоиться. Раньше он обсудил бы все это с Сосией, чтобы в том числе выяснить, насколько обеспокоена она. В конце концов Орталис был ее братом, она знала его лучше, чем кто-либо другой. Но жена все еще была раздражена – и это еще мягко сказано – из-за Кристаты, и поэтому Ланиус не хотел провоцировать ее.
Что, если обсудить мучившую его проблему с Ансером? Но архипастырь не принадлежал к числу тех людей, с которыми можно было обсуждать подобные проблемы. Веселый, добродушный, он старался не замечать плохое в человеке. И к тому же Ансер недостаточно знал об истинном характере Низвергнутого, а у Ланиуса не было желания рассказывать ему об этом.
Не найдя никого, с кем поговорить об Орталисе, Ланиус продолжил свои раздумья в одиночестве, шагая во дворец. Когда-то он не хотел быть таким одиноким, теперь же принимал это как должное.
Когда он и остальные члены королевской семьи вернулись во дворец, они нашли слуг в волнении.
– Он это сделал! Он пошел и сделал это! – восклицал разноголосый хор.
Звучало впечатляюще, интригующе – но толку от этих криков было не много.
– Кто пошел и что сделал? – спросил Ланиус. Слуги посмотрели на него так, как будто он идиот, у которого, кроме мозгов, нет глаз и ушей.
– Ну, принц Орталис, конечно! – ответили сразу несколько человек почти одновременно.
Ланиус, Сосия, Эстрилда и Ансер переглянулись. Крекс и Питта были слишком малы, чтобы беспокоиться о том, что сделал их дядя, и убежали играть.
Ланиус кивнул:
– Хорошо, теперь мы знаем – кто. А что сделал принц Орталис?
Он собрался с духом услышать почти о любом зверстве. Покалечил ли Орталис еще одну служанку? Решил ли он сделать рагу из котозьянов? Король был готов к любому из вариантов. Но слуги ответили:
– Он женился.
– Он – что?
Король, две королевы, архипастырь – все они издали дружный крик. Эти новости можно было сравнить с землетрясением. На протяжении многих лет Грас пытался найти Орталису невесту, однако он так и не добился успеха: слишком подмочена была репутация его сына. Грас отправил Лептуруса, главу королевских гвардейцев, в Лабиринт за то, что тот отказался выдать свою внучку за принца. И Орталис сам нашел себе жену…
– На ком? – спросил Ланиус. – И как это случилось?
– Как вышло, что мы ничего не слышали об этом? – добавила Сосия.
Бубулкусу были известны все подробности – Ланиус мог бы догадаться об этом.